Тризер 4 сезона!!!!!!

Черт, поняла, что забыла сюда выложить! Вот что значит на эмоциях.
Мне очень, очень нравится . Жутко будет и нервотрепительно, но черт, эти полторы минуты вызывают обильное слюнотечение. До боли хочется посмотреть! Вот прямо сейчас.

тризер

@темы: видео, Sherlock, 4 сезон (Шерлок)

---

Про Мэри в 3 серии (в основном)

мое мнение/сброс эмоций — нелицеприятное

Не собиралась я про нее писать, но из головы не уходит.

Простыня

Для начала: первые 2 серии Мэри мне была и есть симпатична — что-то есть такое в ее поведении... дружески-свойское. Принятие ею Шерлока тоже подкупает. Деятельная, любопытная, говорит "в жилу", не ревнует Джона к Шерлоку. Ну и "Он мне нравится". С другой стороны, все равно есть моменты, которые меня царапают.
Как она хихикает за столом в ресторане за секунду до того, как Джон бросился на Шерлока — я понимаю, что это нервное, но, тем не менее, все равно неприятно.
Еще мне не нравится ее манипуляторство в "Знаке" (когда она обоих подговорила друг с другом "погулять"). Я в принципе такое не люблю, даже ради любых благих целей. Терпеть не могу, когда кто-то кем-то пытается исподтишка управлять.
Так же мне не нравится ее поведение, когда она говорит сакраментальное "Ни ты, ни я не были бы первыми" — хотя и не по тем причинам, которые я знаю, люди ей предъявляют. С моей точки зрения Мэри демонстрирует такое часто встречающееся снисходительное отношение к ревнующему человеку, пусть и добродушное. Почему-то многие считают ревнующего дурачком, который мечется на пустом месте + "ревнует — значит любит". А ревность — это прежде всего страдание. И потому мне неприятно, что над ним подхихикивают. Ревность — это сомнения в чьей-то любви, которые со стороны часто видятся глупостью. Отсюда и реакция "да ты что ревнуешь, он/она же так тебя любит". И это — неприятно и унизительно. Когда твои немалые страдания объявляют ерундой и предлагают не маяться дурью... Впрочем, Мэри ведет себя еще по варианту "лайт", так что меня, скорее, царапает, не более того.
Мэри мне нравится и в начале "Обета", но ровно до того момента, как она направила пистолет на Шерлока. Помнится, я впервые смотрела эту сцену, начитавшись каких-то форумов, что мол, она ревнует Джона к Шерлоку и вообще гормональная/беременная. Но на экране я такого не увидела от слова совсем. Нет там никакой ревности, нет эмоционального срыва... Мэри там хладнокровна и цинична. И она делает выбор — принимает решение стрелять. Честно говоря, мне совершенно все равно по каким соображениям она это делает. Мне плевать, чем она руководствовалась. Это было рацио. Она нажала на курок с холодной головой, осознанно, не под влиянием момента/гормонов/эмоций. И это перечеркивает любые оправдания ее выстрелу.
Я оставляю за скобками то, что Шерлок сказал на БС про спасение: мне очевидно, что он пытался успокоить Джона, дать ему опору, как-то примирить с реальностью. Мэри не пыталась спасти ему жизнь. Максимум, что она сделала — дала какой-то шанс выжить. Однако сама она явно оценивала его как невысокий. Она очень удивляется, когда Джон сообщает "Он прорвался!" Она не ожидала, что Шерлок выживет, это ее потрясло. С другой стороны, я не думаю, что она прямо хотела его отсрочено убить — если бы хотела, убила бы сразу или потом в больнице. У них в палатах проходной двор, да и пробралась она туда сразу же, но вместо убийства только попросила "не говорить Джону".
Я не знаю... наверное, я уже сильно додумываю, но мне кажется, что Мэри столкнулась с дилеммой, которая заставила ее изменить своим правилам. По-моему, до встречи с Шерлоком она в принципе не рассматривала кого-то в такой ситуации оставлять в живых. А столкнувшись с ним, изменила себе и дала шанс. Мне трудно судить о логике киллера, но, возможно, это был для нее максимум компромисса с собой. Если попытаться представить себе ее возможные решения по шкале "не стрелять/прострелить руку/прострелить грудь/прострелить голову", то принятое ею находится в самом-самом конце. Всего в шаге от гарантированного убийства. Это значит, что начало шкалы она вообще не рассматривала. А дальнейшие переговоры с Шерлоком, имхо, исключают мотив стратегии — была бы стратегия, Шерлок был бы застрелен/отравлен в первый же день в больнице. Нет, она, по-моему, именно что со скрипом перешагнула через себя. А это в свою очередь означает дичайшую профдеформацию, если можно так выразиться. И от этого жутко.
Разница между Мэри из 1-2 серии и Мэри-после-выстрела — огромна, их даже трудно состыковать. Как будто она внезапно сошла с ума. И с одной стороны, я понимаю, что во многом это заслуга Моффисов, которые дали Аманде сценарий 3-ей серии только после завершения съемок второй. Она просто не знала, что у ее персонажа такое прошлое и играла "нормальную Мэри".
С другой... в детстве жизнь как-то раз столкнула меня лицом к лицу с человеком, который во времена сталинских репрессий командовал расстрелами. И он вел себя ничем не отличаясь от других одиноких стариков, которые суют деткам во дворе конфетки (в данном случае в буквальном смысле). Я понятия не имею, была ли у него профдеформация, но не думаю, что он вел себя в обычной жизни как злобный маньяк. Насколько я понимаю, окружающие ничего такого не подозревали. А он считал это просто работой.
Это как другой мир. Жуткий, но реально существующий, и от этого никуда не деться. Что-то похожее я испытывала, когда, собрав волю в кулак, читала отрывок из дневника немецкого офицера, стоявшего под Ленинградом во время блокады. Я усилием воли заставляла себя "подниматься" над тем, что читаю, иначе меня начинало трясти и слезы гладом. Это было ужасно и целый дневник я бы точно так не осилила... и так с трудом вытерпела нужный кусок. Однако это жизнь. Это есть. Всегда было.
Я не вижу в Мэри какой-то особой злобности, только махровый эгоизм. Причем... нет, я не сомневаюсь, что она любит Джона. Но ее любовь — тоже эгоистична, она смотрит на него при этом через себя, через свое благо.
Когда Шерлок в "Знаке" через дверь говорит с Шолто...

Шолто: Ведь есть урочный час для смерти.
Шерлок: Разумеется.
Шолто: Мы должны принять ее, когда она приходит. Как солдаты.
Шерлок: Должны, но не на свадьбе у Джона. Мы бы не поступили так, верно? Мы оба. Мы бы не поступили так с Джоном Ватсоном.

... Мне кажется, что последний аргумент с Мэри бы не сработал. Благо Джона для нее далеко не на первом месте. И для меня это означает, что, если ее интересы кардинально разойдутся с интересами Джона, она вполне может выбрать себя. Не объединиться с ним, не встать на его сторону, а встать на свою и исходить исключительно из своих интересов. И в этом смысле она была и есть опасна для Джона с Шерлоком. Потому что, ко всему прочему, она еще и тотально никому не доверяет. И отчасти, я думаю, поэтому действует чисто из эгоистических побуждений.
Кстати, на БС про флешку она тоже говорит:

Мэри: Прочитав, ты меня разлюбишь. А я не хочу этого видеть.

Главное — это она, только она... Джона тут нет, как такового.
С третьей стороны, я бы не сказала, что даже после выстрела Мэри стала вести себя так, словно она вернулась к прошлой профессии. Для киллера она слишком нерешительна и больше убить Шерлока не пытается, хотя имеет для этого возможности. То, что она не извиняется, я считаю скорее плюсом, а не минусом. Потому что извиняться за такое глупо — она же понимает, что не на ногу наступила. Знает, что натворила слишком серьезное и непростительное. И это говорит о ее сожалении больше, чем если бы она валялась у Шерлока в ногах и молила о прощении.
Мне трудно представить, с каким отношением я буду смотреть 4-ый сезон. Пока что при каждом взгляде на Мэри-после-выстрела я вижу у нее на лбу просвечивающую надпись "ОНА СТРЕЛЯЛА В ШЕРЛОКА". И я сомневаюсь, что это изменится. Я и так... какое-то время после первого просмотра не могла смириться с тем, что Мэри так поступила. А Шерлок ее еще простил и Джона уговорил к ней вернуться. В итоге я приняла это, как свалившееся на голову несчастье, от которого все равно никуда не деться. Ну бывает же, в конце концов, что родственник внезапно выкидывает фортель и оказывается в тюрьме за то, что натворил. Можно (и нужно, наверное) этим возмущаться, но это все равно данность. С этим надо жить. И здесь, я тоже "живу" с тем, что натворила Мэри. Не простила, не забыла ей — только приняла, что она так поступила и ее не вывели за скобки (и не помножили на минус). Это, кстати, тоже факт, с которым приходится жить. Хотя его я еще могу понять и оправдать (это, правда, уже со скрипом, поскольку, в отличие от Шерлока, все еще считаю Мэри опасной).
Джон, видимо, слишком сильно влюбился + еще ребенок... уверена, что не будь его, даже Шерлок бы не убедил Джона простить Мэри. И насколько он ее простил... тоже вопрос. Он сделал это практически с закрытыми глазами. Мне кажется, это нельзя считать действительным прощением. И он даже сам это чувствует и в Рождество говорит Мэри, что ничего не забыл.
Шерлока понять легче. За себя прощать проще (очень сомневаюсь, что он простил бы Мэри, если бы она что-то сделала Джону). Далее, он счел ее неопасной... хм, а что, если у нее снова взбрыкнет профдеформация, а Шерлок? Тайн у нее наверняка еще вагон — что если кто-то опять подойдет слишком близко к раскрытию? Не знаю, как это расценивать. Как гений или как глупость/недооценку? Или как известный ему дальше сценарий? Ну и еще есть фактор, который я почерпнула из спешела. Шерлок всех, кроме немногих избранных, считает идиотами — а женщин и того ниже. Шовинист до мозга костей, он, по-моему, даже выстрел счел проявлением женской глупости. Возможно, он так легко простил Мэри потому, что как всех женщин, упорно считает ее уровнем где-то чуть повыше амебы. Мол, "ну что с нее взять". И потому его так сильно задело, что она оказалась "умнее его". Одно дело, его просто обыграли, а другое — его обыграла ЖЕНЩИНА! Ему даже с Ирен это было тяжело пережить, а ее он считал уровнем явно значительно выше Мэри. Ну и видит Шерлок, что Джон ее все равно любит (и это так — иначе Джона невозможно было бы уговорить ни на какое прощение). Полагаю, он считает, что она нужна Джону. Трудно сказать, насколько он прав. И какие у этого союза перспективы.
Конечно, это кино... и они могут написать/снять все, что угодно. И если бы Мэри действовала в состоянии аффекта или под влиянием эмоций, я бы могла еще подумать, что случившееся как следует шарахнет ее по голове и больше она ничего подобного не сделает. Но поскольку это профдеформация, мне кажется, что рецидив — это лишь вопрос времени. Я не хочу этого видеть. Категорически. Мне хочется верить, что Моффисы ее куда-нибудь сплавят раньше этого момента. В смысле, быстро. И лучше безболезненно (чтобы Джон не страдал), но подальше. Можно даже с ребенком, если они где-то там будут в безопасности.
Ну и еще сакраментальный вопрос "Зачем они это сделали?" Так и хочется сказать "Выпендрились!". Хотя я думаю, что это не совсем так. Все сложнее. Аманда называет свою героиню flawed — с изъяном. Мне кажется, что помимо желания сделать неожиданный ход и поставить персонажей в очень сложную ситуацию, они хотели еще зацепить зрителей. Когда конец однозначно хороший или плохой (пусть даже очень хороший или очень плохой), он быстро улетучивается из памяти. А цепануть по чувству справедливости, вызывать многолетнее возмущение — отличный способ гарантировать, что о сериале не забудут. Отчасти это напоминает, как маленький ребенок привлекает плохим поведением внимание родителей — по логике "пусть я буду плохим, но зато все будет крутиться вокруг меня". Я так понимаю, что для них главная цель — зацепить зрителей. Заставить переживать, спорить (лучше до посинения). И, превратив Мэри в бывшего киллера, они этого успешно добились....

Ну и чтобы два раза не вставать.

Знаю я, что существует фанатская теория, что Шерлок весь третий сезон лежит в коме и потом когда-нибудь очнется.

У меня это взывает совершенно четкую реакцию под названием "мыльная опера". Причем не в метафорическом смысле, а вполне в конкретном.
Был такой сериал "Даллас" — праймтаймовская мыльная опера длиной в 13 сезонов (357 серий, 1978-1991). В конце 8-го сезона один из ее центральных персонажей — Бобби Юинг (Патрик Даффи) — погибает в автокатастрофе.

И весь 9 сезон он мертв. Действие заметно продвигается вперед — как по событиям, так и хронологически. А в финале последней серии вдова Бобби Памела просыпается и идет в душ, а там — Бобби, который как ни в чем не бывало желает ей доброго утра.

10 сезон начинается с той же сцены, и она имеет продолжение: выясняется, что весь 9 сезон Памеле просто приснился. Бобби вообще не попадал под машину и не умирал. Все события за 9 сезон откатываются до последней серии 8-го, и далее сюжет продолжается уже в 10-ом...
Скажу одно, я очень рада, что "Шерлок" — не мыльная опера.

@темы: Sherlock, серия 3.03 (Шерлок)

---

Первое промо 4 сезона!

И оно мне нравится!


https://twitter.com/BBCOne

@темы: Sherlock, 4 сезон (Шерлок)

---

Маленький Шерлок в 4.3

Нам покажут шестилетнего Шерлока? Надеюсь, это будет что-нибудь семейное (с Майкрофтом). Жаль, роль без слов.

Tuesday, June 21, 2016
Casting Call for a Young Sherlock

Casting breakdown - SHERLOCK Series IV Episode 3

We are looking for a boy to play YOUNG SHERLOCK (Benedict Cumberbatch) in SHERLOCK Series IV Episode 3. This is a non-speaking role featured in a couple of flashback scenes.

Actor must be between 3’6” and 3’9”, to play 6 years old, with blue eyes and preferably black or brown curly hair. We will consider submissions from other child actors with other hair colour if they fit all other requirements.

Filming dates are from 27th June for 5 weeks, filming in Cardiff. Producer is Sue Vertue for Hartswood Films for BBC1 and Director is Benjamin Caron.

Meetings will be this Thursday 23rd June in London. Please send photo and CV asap to [email protected] with YOUNG SHERLOCK CASTING in the subject bar.

источник

@темы: Sherlock, 4 сезон (Шерлок)

---

"Безобразная невеста" - 5 часть (перевод Первого канала и транскрипт)

"Безобразная невеста" - 5 часть

БЕЗОБРАЗНАЯ НЕВЕСТА	THE ABOMINABLE BRIDE
Вбегают в зал, где проходил церемониал. Холмс ударяет в гонг, прерывая песнопение. Холмс: Простите, давно мечтал ударить в гонг. Люблю театральные эффекты. Мэри: Кто бы мог подумать. Холмс: Хотя, похоже, вы разделяете это увлечение. (идет вперед по проходу, обращается к аудитории) Великолепно! Превосходный театр! Я полон искреннего восторга. Эмилия Риколетти застрелилась, затем восстала из могилы и убила своего мужа. Но как ей это удалось? Давайте все по порядку. Холмс: Миссис Риколетти привлекает к себе внимание весьма эффективным способом. Невеста: Пли! Ты? А может, я? Холмс: Она направляет дуло револьвера себе в рот и одновременно стреляет из другого в пол. Сообщник поливает занавески кровью. Испуганные люди внизу становятся свидетелями очевидного самоубийства. Труп другой женщины, похожей на миссис Риколетти, кладут на ее место и позже отвозят в морг. Незначительное самоубийство, не вызывающее интереса у Скотланд-Ярда. Тем временем, настоящая миссис Риколети ускользает. Далее весьма умный ход. Миссис Риколетти убеждает своего знакомого кэбмена перехватить ее мужа возле его любимой курильни опиума. Безупречная сцена для кровавой драмы. Риколетти: Кто вы? Что вам нужно? Эмилия? Холмс: Идеально подстроенное опознание. Покойная миссис Риколетти, восставшая из могилы. Немного искусного грима — и перед вами самый настоящий разгневанный мстительный призрак. Холмс: И последний бесстрашный шаг. Невеста: Жми немедля. И не надо слез. Холмс: Оставалось подменить труп женщины в морге на настоящую миссис Риколетти. На сей раз, если кто-то придет ее опознать, это будет, вне всякого сомнения, она. Мэри: Она пошла на смерть, чтобы доказать свою правоту? Холмс: Великое дело требует жертв. В каждой войне люди идут на смерть, а это, без всяких сомнений, война. Половина человечества воюет с другой половиной. Невидимая армия ежедневно находится с нами рядом, заботится о наших домах, растит наших детей, униженная, втоптанная в грязь, отверженная, не имеющая права голоса. (члены тайного общества снимают колпаки — под ними обнаруживаются женские лица) И все же это армия, готовая подняться во имя великой идеи и исправить несправедливость, такую же древнюю, как само человечество. Как видите, Ватсон, Майкрофт был прав. Это война, которую мы проиграем. Ватсон: Она умирала. Холмс: Кто? Ватсон: Эмилия Риколетти. Чахотка, явные признаки. Вряд ли ей долго оставалось. Холмс: И она сделала все, чтобы умереть не напрасно. Ей были знакомы тайные общества в Америке. Она сумела использовать их методы запугивания, чтобы публично — очень публично — напомнить Юстасу Кармайклу о грехах прошлого. Женский голос: Он познакомился с ней в Штатах. Пообещал ей все... брак, положение. А затем просто ее использовал. И выкинул вон. Бросил ее, отверженную, без гроша. Холмс: Хупер. (воспоминания о пощечинах Молли) Хупер: Холмс. Ватсон: К вашему сведению, Холмс, меня она не провела. Он видит среди женщин свою служанку Служанка Джейн: Вы совсем меня не упоминаете. Джанин: Эмилия думала, что будет счастлива с Риколетти. Но и он оказался зверем. (воспоминания о Джанин из предыдущих серий) Эмилия Риколетти была нашим другом. Вы не представляете, как этот ублюдок ее изводил. Ватсон: Но Невеста... Холмс, мы ее видели. Холмс: Да, Ватсон, верно. Звук разбитого стекла — это было не окно. Просто старый театральный трюк. Ватсон: Это не может быть правдой, Холмс! Не может! Холмс: Нет, не может. Холмс: Это называется "призрак Пеппера". Обычный иллюзионизм — отражение реального, живого человека в стекле. Они допустили одну ошибку, разбив стекло, когда его убирали. Посмотрите вокруг: эта церковь полна Невест. Когда она воскресла, ею могла стать любая из них. Мстительный призрак — легенда, вызывающая ужас в сердцах мужчин с темными намерениями. Привидение, преследующее безнаказанных злодеев, чье время давно пришло. Восставшая лига фурий. Женщины, которым я... мы лгали. Которых предавали. Женщины, которых мы игнорировали, которыми пренебрегали. Раз уж идея возникла, ее не убьешь. Она зреет в душе человека оскорбленного, который не понаслышке знает о бессердечии и подлости сэра Юстаса. О некой темной тайне, известной лишь самым близким друзьям, включая Эмилию Риколетти. Измученная душа безответной жертвы своего мужа. А поскольку призраков не существует, остается один подозреваемый. (он поворачивается и обращается к Невесте под вуалью, которая подходит к нему сзади) Вы согласны со мной, леди Кармайкл? Но есть одна мелкая деталь, в которой для меня отсутствует смысл. Зачем заказывать мне расследование убийства, которое вы задумали?	Holmes: Sorry. I could never resist a gong. Or a touch of the dramatic. Mrs. Watson: Never have guessed. Holmes: Though it seems you share my enthusiasm in that regard. Excellent. Superlative theatre. I applaud the spectacle. Emelia Ricoletti shot herself, then apparently returned from the grave and killed her husband. So, how was it done? Let’s take the events in order. Holmes: Mrs. Ricoletti gets everyone’s attention in very efficient fashion. Bride: You! You?! Or me? Holmes: She places one of the revolvers in her mouth while actually firing the other into the ground. An accomplice sprays the curtains with blood... and thus her apparent suicide is witnessed by the frightened crowd below. A substitute corpse bearing a strong resemblance to Mrs. Ricoletti takes her place and is later transported to the morgue. A grubby little suicide of little interest to Scotland Yard. Meanwhile the real Mrs. Ricoletti slips away. Now comes the really clever part. Mrs. Ricoletti persuaded a cab driver – someone who knew her – to intercept her husband outside his favourite opium den. The perfect stage for a perfect drama. Ricoletti: Who are you? What do you want? Emelia?! Holmes: A perfect positive identification. The late Mrs. Ricoletti has returned from the grave... and with a little skilled make-up and you have nothing less than the wrath of a vengeful ghost. Holmes: There was only one thing left to do. Emelia: Swiftly now. No tears. Holmes: All that remained was to substitute the real Mrs. Ricoletti for the corpse in the morgue. This time, should anyone attempt to identify her... it would be positively, absolutely her. Mrs. Watson: But why would she do that – die to prove a point? Holmes: Every great cause has martyrs; every war has suicide missions – and make no mistake, this is war. One half of the human race at war with the other. The invisible army hovering at our elbow, attending to our homes, raising our children, ignored, patronised, disregarded, not allowed so much as a vote. But an army nonetheless, ready to rise up in the best of causes, to put right an injustice as old as humanity itself. So, you see, Watson, Mycroft was right. This is a war we must lose. Watson: She was dying. Holmes: Who was? Watson: Emelia Ricoletti. There were clear signs of consumption. I doubt she was long for this world. Holmes: So she decided to make her death count. She was already familiar with the secret societies of America and was able to draw on their methods of fear and intimidation to publicly – very publicly – confront Sir Eustace Carmichael with the sins of his past. Female Voice: He knew her out in the States. Promised her everything... marriage, position – and then he had his way with her and threw her over, left her abandoned and penniless. Holmes: Hooper! Hooper: Holmes. Watson: For the record, Holmes, she didn’t have me fooled. Jane: Why do you never mention me, sir? Janine: Emelia thought that she’d found happiness with Ricoletti, but he was a brute too. Emelia Ricoletti was our friend. You have no idea how that bastard treated her. Watson: But... the Bride, Holmes. We saw her. Holmes: Yes, Watson, we did. But the sound of breaking glass? Not a window. Just an old theatrical trick. Watson: It cannot be true, Holmes! It cannot! Holmes: No, it can’t. Holmes: It’s called Pepper’s Ghost. A simple reflection, in glass, of a living breathing person. Their only mistake was breaking the glass when they removed it. Look around you. This room is full of Brides. Once she had risen, anyone could be her. avenging ghost – a legend to strike terror into the heart of any man with malicious intent; a spectre to stalk those unpunished brutes whose reckoning is long overdue. A league of furies awakened. The women I... we have lied to, betrayed... the women we have ignored... and disparaged. Once the idea exists, it cannot be killed. This is the work of a single-minded person, someone who knew first-hand about Sir Eustace’s mental cruelty. A dark secret, kept from all but her closest friends... including Emelia Ricoletti... the woman her husband wronged all those years before. If one disregards the ghost, there is only one suspect. Isn’t that right, Lady Carmichael? One small detail doesn’t quite make sense to me, however. Why engage me to prevent a murder you intended to commit?
Мориарти: "Отсутствует смысл, отсутствует смысл..." Конечно, он отсутствует. Ведь это все нереальность. О, Шерлок! (Невеста открывает лицо — это Мориарти) Сюрприз. Холмс: Нет. Нет, только не ты. Это не можешь быть ты. Мориарти: О, перестань, будь посерьезней. Костюмы, гонг. Как вдохновитель преступных умов, уверяю: у нас нет ни гонгов, ни специальной одежды. Джон/Ватсон: Что, черт возьми, происходит? Мориарти: Может, хватит всей этой ерунды? Готики, безумия? Явный перебор. Это бессмысленно, Шерлок, потому что это нереальность — все это. Джон/Ватсон: Что он говорит? Мориарти: Это все в твоей голове. Джон/Ватсон: Шерлок! Ватсон: Холмс! Мориарти: Это твой бред.	Moriarty: It doesn’t quite make sense; this doesn’t quite make sense. Of course it doesn’t make sense. It’s not real. Oh, Sherlock. Peekaboo. Holmes: No. No, not you. It can’t be you. Moriarty: I mean, come on, be serious. Costumes, the gong. Speaking as a criminal mastermind, we don’t really have gongs, or special outfits. John/Watson: What the hell is going on? Moriarty: Is this silly enough for you yet? Gothic enough? Mad enough, even for you? It doesn’t make sense, Sherlock, because it’s not real. (In a whisper) None of it. John/Watson: What’s he talking about? Moriarty: This is all in your mind. John: Sherlock. Watson: Holmes! Moriarty: You’re dreaming.
Современность (фейковая). Шерлок лежит на больничной кровати, Джон светит ему в глаза фонариком Мэри: Он что, бредит? Майкрофт: Очнулся. А я подумал, что мы тебя потеряли. Позволь уточнить: это и есть твое контролируемое употребление? Шерлок: Миссис Эмилия Риколетти. Я хочу знать, где ее похоронили. Майкрофт: Всего-то 120 лет назад. Шерлок: Да. (с трудом поднимается, Джон пытается его удержать, но безуспешно) Майкрофт: На это уйдут недели, если вообще сохранились записи. Даже с моими ресурсами. Мэри: Нашла.	Mary: Is he dreaming? Mycroft: And there he is. Thought we’d lost you for a moment. May I just check: is this what you mean by “controlled usage”? Sherlock: Mrs. Emelia Ricoletti. I need to know where she was buried. Mycroft: What, a hundred and twenty years ago?! Sherlock: Yes. Mycroft: That would take weeks to find, if those records even exist. Even with my resources... Mary: Got it.
Кладбище. Все четверо и Лестрейд идут к могиле Эмилии Джон: Я не понимаю, почему это так важно? Шерлок: Хочу убедиться, что прав, тогда и скажу. Мэри: Ты о том, как Мориарти это сделал? Шерлок: Да. Джон: Но этого не было. Все только в твоей голове. Шерлок: Мое расследование — да. Но убийство было совершено точно, как я рассказал. Мэри: Надгробие поставили ее друзья. Майкрофт: Не знаю, что ты надеешься там найти. Шерлок: Я должен попытаться. Надпись на могильном камне: ЭМИЛИЯ РИКОЛЕТТИ. ВОЗЛЮБЛЕННАЯ СЕСТРА ПРЕДАННАЯ И ПОСЛЕ СМЕРТИ Шерлок: Миссис Риколетти похоронили здесь. Но что случилось с той, чей труп положили вместо нее после мнимого самоубийства? Джон: Перенесли, это очевидно. Шерлок: Но где он? Джон: Только не здесь. Шерлок: Но... они так должны были поступить. У заговорщиков был здесь свой человек, подобравший подходящий труп. Как Молли сделала для меня, когда... Ладно, не будем к этому возвращаться. Джон: Ты всерьез собираешься это делать? Шерлок: А зачем мы сюда пришли? Я должен знать. Джон: Слова наркомана. Шерлок: Это важно для меня! Джон: Нет, это очередная идея фикс! Шерлок: Джон... Джон: Мориарти вернулся — вот что важно! Вот что реальная проблема. Ясно? Шерлок: Мориарти — следующее дело сразу после этого. Джон: Нет, тебе все идут навстречу, поэтому ты дошел до такого состояния. Шерлок: Джон, пожалуйста. Джон: Я в это больше не играю, Шерлок. Все, не хочу. Будешь готов работать, позвони. Я увожу Мэри домой. Мэри: Что-что? Джон: Мэри уводит меня домой. Мэри: Так. Джон уводит Мэри, они уходят Майкрофт: А он прав, знаешь? Шерлок: И что? Что прав? Он всегда прав. Зануда. Шерлок (Лестрейду и Майкрофту): Поможете мне? Майкрофт: Шерше ля фам.	John: I don’t get it. How is this relevant? Sherlock: I need to know I was right, then I’ll be sure. Mary: You mean how Moriarty did it? Sherlock: Yes. John: But none of that really happened. It was in your head. Sherlock: My investigation was the fantasy. The crime happened exactly as I explained. Mary: The stone was erected by a group of her friends. Mycroft: I don’t know what you think you’ll find here. Sherlock: I need to try! EMELIA RICOLETTI BELOVED SISTER FAITHFUL BEYOND DEATH DIED DECEMBER 18 1894 AGED 26 Sherlock: Mrs. Ricoletti was buried here, but what happened to the other one, the corpse they substituted for her after the so-called suicide? John: They’d move it. Of course they would. Sherlock: But where? John: Well, not here! Sherlock: But that... that’s exactly what they must have done. The conspirators had someone on the inside. They found a body just like Molly Hooper found a body for me when I... Yeah, well, we don’t need to go into all that again, do we? John: You’re not seriously gonna do this? Sherlock: It’s why we came here! I need to know. John: Spoken like an addict. Sherlock: This is important to me! John: No – this is you needing a fix. Sherlock: John... John: Moriarty’s back. We have a case! We have a real-life problem right now. Sherlock: Getting to that! It’s next on the list! Just let me do this. John: No, everyone always lets you do whatever you want. That’s how you got in this state. Sherlock: John, please... John: I’m not playing this time, Sherlock, not any more. When you’re ready to go to work, give me a call. I’m taking Mary home. Mary: You’re what? John: Mary’s taking me home. Mary: Better. Mycroft: He’s right, you know. Sherlock: So what if he’s right? He’s always right. It’s boring. Sherlock: Will you help me? Mycroft: Cherchez la femme.
Ночь. Шерлок и Лестрейд раскапывают могилу. Вытаскивают на поверхность гроб, открывают его, но в гробу только один скелет. Майкрофт: Какая досада, шкафчик пуст. Шерлок: Наверное, тело зарыли ниже. Я уверен, его зарыли под гробом. (прыгает в пустую могилу и роет землю руками) Лестрейд: Увы, Шерлок. Наверное, закопали его в другом месте. Майкрофт: Скорее всего. В любом случае это было очень давно. Может, займемся более насущными делами, братишка? Например, Мориарти, воскресшим из мертвых. Голос Невесты: Ты не забудешь, Нет, не забудешь. Скелет начинает двигаться, поднимает руку. Майкрофт и Лестрейд потрясенно на него смотрят. Скелет прыгает/падает в могилу на Шерлока	Mycroft: Oh dear. The cupboard is bare. Sherlock: They must have buried it underneath. They must have buried it underneath the coffin. Lestrade: Bad luck, Sherlock. Maybe they got rid of the body in another way. Mycroft: More than likely. At any rate, it was a very long time ago. We do have slightly more pressing matters to hand, little brother. Moriarty, back from the dead? Voice: Do not forget me. Do not forget me.
Холмс приходит в себя на краю водопада Холмс: Что за... А, понятно. Я все еще не проснулся. Мориарти: Слишком глубоко, Шерлок, слишком. Поздравляю, ты будешь первым человеком в истории, похороненным в собственных Чертогах разума. Холмс: Декорации немного мелодраматичны, не находишь? Мориарти: Для нас с тобой? Самое оно. Холмс: Что ты такое? Мориарти: Мы вроде знакомы. Я — Мориарти. Наполеон криминала. Холмс: Мориарти мертв! Мориарти: В твоем разуме нет. Там я не умру никогда. Ты как-то назвал свой мозг жестким диском. Что ж, скажи "привет" вирусу. Так мы и будем, ты и я. Всегда здесь. Всегда вместе. Холмс: У тебя блестящий ум, Мориарти. Я им восхищен. Пожалуй, я даже могу сравнить его с моим. Мориарти: Я тронут. Большая честь. Холмс: Но вот в рукопашном бою на краю пропасти шансов у тебя, боюсь, маловато. Ты полетишь в бездну... недоросток. Мориарти набрасывается на Холмса Мориарти: Думаешь, ты такой большой и сильный, Шерлок? Не для меня. Я твоя слабость! Я не даю тебе подняться, когда ты спотыкаешься, когда терпишь неудачу! Когда ты слаб, я... всегда... здесь! И даже не пытайся. Признай, что ты продул. Полетим вниз вместе? Нам уже нельзя разлучаться. В конце мы должны быть вдвоем — ты и я. Он собирается сбросить Холмса в водопад, но в этот момент раздается вежливый кашель Ватсона Ватсон (направляет на Мориарти взведенный пистолет):Профессор, если не возражаете, я попросил бы вас отойти от моего друга. Мне кажется, его несколько раздражает ваша назойливость. Мориарти: Это нечестно, вас двое. Ватсон: Мы всегда вдвоем, вы не читаете "Стренд"? (кидает Холмсу дирстокер, тот надевает его) На колени, профессор. Руки в замок за голову. Холмс: Спасибо, Джон. Ватсон: С каких пор вы говорите мне "Джон"? Холмс: Вы будете удивлены. Ватсон: Нет, не буду. Пора просыпаться, Шерлок. Это мои рассказы, я знаю свою роль. Холмс: Конечно. Лучше, чем кто-либо, Джон. Ватсон: И как он вам? Другой Ватсон в другом месте. Холмс: Умнее, чем кажется. Ватсон: То есть чертовски умен? Холмс: Чертовски умен. Мориарти: Почему бы вам просто не пожениться, ребята? Ватсон: Грубовато. Холмс: Оскорбительно. Ватсон: Да, кстати. Вы не против? Холмс: Нисколько. Ватсон пинком скидывает Мориарти в водопад Ватсон: Была моя очередь. Холмс: Согласен. Ватсон: И как вы собираетесь просыпаться? Холмс: О... Я думаю, вот так. Ватсон: Уверены? Холмс: Между нами, Джон, я всегда выживал после падения. Ватсон: Но как? Холмс: Элементарно, мой дорогой Ватсон. Холмс кидает вперед себя дирстокер и прыгает в водопад	Holmes: Oh, I see. Still not awake, am I? Moriarty: Too deep, Sherlock. Way too deep. Congratulations. You’ll be the first man in history to be buried in his own Mind Palace. Holmes: The setting’s a shade melodramatic, don’t you think? Moriarty: For you and me? Not at all. Holmes: What are you? Moriarty: You know what I am. I’m Moriarty. The Napoleon of crime. Holmes: Moriarty’s dead. Moriarty: Not in your mind. I’ll never be dead there. You once called your brain a hard drive. Well, say hello to the virus. This is how we end, you and I. Always here, always together. Holmes: You have a magnificent brain, Moriarty. I admire it. I concede it may be even be the equal of my own. Moriarty: I’m touched. I’m honoured. Holmes: But when it comes to the matter of unarmed combat on the edge of a precipice... you’re going in the water... short-arse. Moriarty: Oh, you think you’re so big and strong, Sherlock! Not with me! I am your WEAKNESS! I keep you DOWN! Every time you STUMBLE, every time you FAIL, when you’re WEAK...I... AM... (he bends and punches his chest again)... THERE! No. Don’t try to fight it. LIE BACK AND LOSE! Shall we go over together? It has to be together, doesn’t it? At the end, it’s always just you... AND ME! Watson: Professor, if you wouldn’t mind stepping away from my friend. I do believe he finds your attention a shade annoying. Moriarty: That’s not fair. There’s two of you! Watson: There’s always two of us. Don’t you read The Strand? On your knees, Professor. Hands behind your head. Holmes: Thank you, John. Watson: Since when do you call me John? Holmes: You’d be surprised. Watson: No I wouldn’t. Time you woke up, Sherlock. I’m a storyteller. I know when I’m in one. Holmes: Of course. Of course you do, John. Watson: So what’s he like? The other me, in the other place? Holmes: Smarter than he looks. Watson: Pretty damned smart, then. Holmes: Pretty damned smart. Moriarty: Urgh. Why don’t you two just elope, for God’s sake? Watson: Impertinent! Holmes: Offensive. Watson: Actually... would you mind? Holmes: Not at all. Watson: It was my turn. Holmes: Quite so. Watson: So, how do you plan to wake up? Holmes: Ohhh, I should think like this. Watson: Are you sure? Holmes: Between you and me, John, I always survive a fall. Watson: But how? Holmes: Elementary, my dear Watson.
Современность. Шерлок открывает глаза в самолете. Шерлок: Скучали по мне? Джон: Шерлок, ты как? Шерлок: Прекрасно. А в чем дело? Мэри: У тебя был передоз, тебе надо в больницу. Шерлок: Нет времени. Я еду на Бейкер-стрит. Мориарти вернулся. Майкрофт: Я едва ли не рад, если его возвращение спасет тебя от этого. (показывает список) Шерлок (выхватывает список и рвет): Это больше не нужно. У меня теперь реальное дело. Майкрофт: Шерлок, ты обещаешь мне? Шерлок: Почему ты еще здесь? Ты разве не должен хлопотать о моем помиловании как любящий старший брат? Шерлок протискивается к выходу мимо Майкрофта, за ним идет Мэри. Джон уходит последним Майкрофт: Доктор Ватсон... (Джон оборачивается) Присмотрите за ним. Пожалуйста. Джон молча кивает и уходит. Майкрофт поднимает с пола обрывки списка и вкладывает их в свою записную книжку	Sherlock: Miss me? John: Sherlock? You all right? Sherlock: Yes, of course I am. Why wouldn’t I be? Mary: ’Cause you probably just OD’d. You should be in hospital. Sherlock: No time. I have to go to Baker Street now. Moriarty’s back. Mycroft: I almost hope he is, if it’ll save you from this. Sherlock: No need for that now. Got the real thing. I have work to do. Mycroft: Sherlock. Promise me? Sherlock: What are you still doing here? Shouldn’t you be off getting me a pardon or something, like a proper big brother? Mycroft: Doctor Watson? Look after him... please?
На улице у машины. Джон: Шерлок, постой, объясни. Мориарти жив? Шерлок: Я не говорил, что жив, я сказал: он вернулся. Мэри: Так он мертв? Шерлок: Разумеется. Он вышиб себе мозги. После этого не живут. Я устроил себе передоз, чтобы убедиться в этом. Мориарти мертв — вопросов нет. Но важнее другое. Я точно знаю, что он будет делать дальше. Машина с Шерлоком, Джоном и Мэри уезжает	John: Sherlock, hang on. Explain. Moriarty’s alive, then? Sherlock: I never said he was alive. I said he was back. Mary: So he’s dead. Sherlock: Of course he’s dead. He blew his own brains out. No-one survives that. I just went to the trouble of an overdose to prove it. Moriarty is dead, no question. But more importantly...I know exactly what he’s going to do next.
Лондон, Бейкер-стрит 221Б, 1895 год Ватсон: Летающие машины? И... как их, телефонные устройства? Что за бредовые фантазии? Холмс: Это просто мое предположение о том, как может выглядеть будущее. Знаете, по капле воды логик может сделать вывод о возможности существования Атлантики или Ниагары. Ватсон: Или Рейхенбаха. Холмс: Вы уже написали рассказ об этом деле? Ватсон: Да. Холмс: Представив его как один из моих редких провалов, разумеется. Ватсон: Разумеется. Холмс: "Война против... невидимой армии". "Лига фурий"? "Полчища чудовищ"? Ватсон: Я думаю, лучше... "Безобразная невеста". Холмс: Не мрачновато? Ватсон: Зато цепляет и там есть подходящее убийство. Холмс: Ну, вы эксперт. Ватсон: Но вернемся к вашей истории. Вы уверены, что это был 7-процентный раствор? Мне кажется, вы слегка преувеличили дозу. Холмс: Возможно, там есть гипербола. Но я допускаю, что все это могло произойти. Я знаю одно — в таком мире я буду как дома. Ватсон: Про себя — не уверен. Холмс: Вопрос спорный. Хотя я всегда знал, что я — человек вне времени.	Watson: Flying machines; these, er, telephone contraptions... What sort of lunatic fantasy is that? Holmes: It was simply my conjecture of what a future world might look like, and how you and I might fit inside it. From a drop of water, a logician should be able to infer the possibility of an Atlantic or a Niagara. Watson: Or a Reichenbach. Holmes: Have you written up your account of the case? Watson: Yes. Holmes: Hmm. Modified to put it down as one of my rare failures, of course? Watson: Of course. Holmes: “The Adventure of... the Invisible Army.” “The League of Furies”? “The Monstrous Regiment.” Watson: I rather thought... “The Abominable Bride.” Holmes: A trifle lurid. Watson: It’ll sell. It’s got proper murders in it, too. Holmes: You’re the expert. Watson: As for your own tale, are you sure it’s still just a seven percent solution that you take? I think you may have increased the dosage. Holmes: Perhaps I was being a little fanciful... but perhaps such things could come to pass. In any case, I know I would be very much at home in such a world. Watson: Don’t think I would be. Holmes: I beg to differ. But then I’ve always known I was a man out of his time.
Перевод Первого канала	Использован транскрипт Ariane DeVere http://arianedevere.livejournal.com/81144.html

@темы: Sherlock, транскриптопереводы, спешел / special ep (Шерлок)

---

"Безобразная невеста" - 4 часть (перевод Первого канала и транскрипт)

"Безобразная невеста" - 4 часть

БЕЗОБРАЗНАЯ НЕВЕСТА	THE ABOMINABLE BRIDE
Клуб "Диоген" Майкрофт: Это так. Холмс: О чем ты? Майкрофт показывает ему записку "Скучали по мне?" Холмс: Откуда у тебя это? Я ее оставил на месте преступления. Майкрофт: Место преступления! Где ты берешь эти невероятные формулировки? Так ты скучаешь по нему? Холмс: Мориарти мертв. Майкрофт: И все же? Холмс: Его тело так и не обнаружили. Майкрофт: Это можно предвидеть, когда сбрасываешь профессора математики в водопад. Чистый разум поверженный откровенной мелодрамой — твоя жизнь в разрезе. Холмс: Где ты берешь эти невероятные формулировки? Холмс: Ты набрал вес? Майкрофт: Ты видел меня только вчера, разве это возможно? Холмс: Нет. Майкрофт: И все же я в этом преуспел. О чем это говорит самому выдающемуся сыщику в Англии? Холмс: В Англии? Майкрофт: Ты глубоко ушел в себя, Шерлок. Глубже, чем намеревался. Ты составил список? Холмс: Чего? Майкрофт: Всего. Нам понадобится список. Холмс показывает список Майкрофт: Хороший мальчик. Холмс (показывает список, но не отдает и убирает обратно): Нет, я еще не закончил. Майкрофт: Мориарти способен на сюрпризы. Холмс: Он хочет сбить меня с толку, сорвать мои планы. Майкрофт: Да, он трещина в лупе, муха в целебной мази. Вирус в информации. Холмс: Я обязан с этим покончить. Майкрофт: Если Мориарти восстал из Рейхенбахского котла, он придет за тобой. Холмс: Я буду ждать. Холмс уходит Майкрофт: Да... Боюсь, что так и будет.	Mycroft Holmes: Do you? Holmes: Do I what? Holmes: How did you get that? I left it at the crime scene. Mycroft Holmes: ‘Crime scene’? Where do you pick up these extraordinary expressions? Do you miss him? Holmes: Moriarty is dead. Mycroft Holmes: And yet. Holmes: His body was never recovered. Mycroft Holmes: To be expected when one pushes a maths professor over a waterfall. Pure reason toppled by sheer melodrama: your life in a nutshell. Holmes: ‘Where do you pick up these extraordinary expressions?’ Holmes: Have you put on weight? Mycroft Holmes: You saw me only yesterday. Does that seem possible? Holmes: No. Mycroft Holmes: Yet here I am, increased. What does that tell the foremost criminal investigator in England? Holmes: In England? Mycroft Holmes: You’re in deep, Sherlock, deeper than you ever intended to be. Have you made a list? Holmes: Of what? Mycroft Holmes: Everything. We will need a list. Mycroft Holmes: Good boy. Holmes: No. I haven’t finished yet. Mycroft Holmes: Moriarty may beg to differ. Holmes: He’s trying to distract me, to derail me. Mycroft Holmes: Yes. He’s the crack in the lens, the fly in the ointment... the virus in the data. Holmes: I have to finish this. Mycroft Holmes: If Moriarty has risen from the Reichenbach cauldron, he will seek you out. Holmes: I’ll be waiting. Mycroft Holmes: Yes. I’m very much afraid you will.
В 221Б Холмс перебирает газетные вырезки в своих Чертогах разума Миссис Хадсон и Лестрейд смотрят на него из-за двери Миссис Хадсон: Он так уже два дня. Лестрейд: Он хоть ел? Миссис Хадсон: Нет, ничегошеньки. Лестрейд: Пресса явно жаждет его крови — на улице полно репортеров. Миссис Хадсон: Они буквально поселились возле дома. Сбили меня с ног, когда я вынесла им чай. Лестрейд: Зачем вы им вынесли чай? Миссис Хадсон: Я не знаю. Там все-таки холодно. Лестрейд: Он сказал, что есть всего один подозреваемый, а потом ушел, ничего не объяснив. Миссис Хадсон: Что странно, поскольку он это обожает. Лестрейд: Сказал, что все просто, даже мне под силу. Миссис Хадсон: Он преувеличивает, я уверена. Лестрейд: Что он делает, как думаете? Миссис Хадсон: Сказал, что ждет. Лестрейд: Чего? Миссис Хадсон: Дьявола. Я бы не удивилась, сюда кто только не заходит. Лестрейд: Ну, будут новости, дайте знать. Миссис Хадсон: Да. Да-да...	THE DEATH OF EUSTACE CARMICHAEL STATEMENT FROM CAB DRIVER ”IT WAS MRS. RICOLETTI” ANOTHER BRIDE OUTRAGE VISCOUNT HUMMERSKNOT DEAD SCOTLAND YARD BAFFLED CAUSE OF DEATH WHO WILL BE NEXT? Mrs. Hudson: Two days he’s been like that. Lestrade: Has he eaten? Mrs. Hudson: Oh, not a morsel. Lestrade: Press are having a ruddy field day. There’s still reporters outside. Mrs. Hudson: They’ve been there all the time. I can’t get rid of them. I’ve been rushed off my feet making tea. Lestrade: Why d’you make ’em tea? Mrs. Hudson: I don’t know. I just sort of do. Lestrade: He said there’s only one suspect and then he just walks away, and now he won’t explain. Mrs. Hudson: Which is strange, because he likes that bit. Holmes: Said it was so simple, I could solve it. Mrs. Hudson: I’m sure he was exaggerating. Lestrade: What’s he doing, do you think? Mrs. Hudson: He says he’s waiting. Lestrade: For what? Mrs. Hudson: The devil. I wouldn’t be surprised. We get all sorts here. Lestrade: Well, wire me if there’s any change. Mrs. Hudson: Yeah.
Мориарти: Все, что я хотел сказать, уже и так у тебя в голове. Холмс: В таком случае мой ответ в голове у тебя. Мориарти: Как пуля. Мориарти: Это опасная привычка — играть с заряженным револьвером в кармане своего халата. Или ты просто рад меня видеть? Холмс: Уж прости мне эту предосторожность. Мориарти: Меня бы оскорбило ее отсутствие. И, разумеется, учтивость за учтивость. Мориарти: А у тебя тут неплохо. И мне нравится этот запах — такой... мужской. Холмс: Умоляю, не делай вид, будто ты здесь впервые. Мориарти: Но ты вечно отсутствуешь. Добываешь историю для "Стренда". А иллюстратор что, всегда с тобой? Ты ему позируешь в процессе дедукции? Холмс: Я в курсе всех твоих шести визитов сюда в мое отсутствие. Мориарти: Я знаю. Кстати, у тебя на удивление удобная постель. Тебе известно, что пыль в основном состоит из человеческой кожи? Холмс: Да. Мориарти: На вкус всегда разная. Кожа должна быть свежей, похрустывающей. Холмс: Может, присядешь? Мориарти: Вот что являют собой люди — летающую в воздухе пыль. И она всюду лезет. В каждом вдохе, в каждом солнечном луче — везде отработанный гомо сапиенс. Холмс: Да, довольно образно. Прошу, присаживайся. Мориарти: Жалкие двуногие без перьев. Лишают жизнь сияния. (выдувает пыль из пистолета). Вот ведь прилипчивая. Выстрел очистит лучше. Они одновременно наставляют друг на друга пистолеты и потом одновременно их убирают Мориарти: Ты прав, нам не нужны игрушки, чтобы убить друг друга. В них нет интимности. Холмс: Садись. Мориарти: Зачем? Что тебе нужно? Холмс: Ты пожелал прийти. Мориарти: Это ложь. Ты знаешь, что это ложь. Что тебе нужно? Холмс: Правда. Мориарти: Ах, это. Правда скучна. Ты не ожидал, что я появлюсь на месте преступления, верно? Бедняга сэр Юстас. Он получил то, что заслуживал. Холмс: Но ты не мог убить его. Мориарти: Ой, и что с того? Это не имеет никакого значения. Тебе плевать на сэра Юстаса, на Невесту, на остальное. В этом деле есть лишь одна вещь, которая тебя интересует. Холмс: Я знаю, что ты делаешь. Мориарти: Невеста выстрелом снесла себе полголовы, а затем вернулась. Невозможно. Но она это сделала. И ты хочешь знать, как... КАК это случилось. Это раздирает твой мир на части — неведение. Холмс: Ты пытаешься остановить меня. Запутать, выбить из колеи. Мориарти: Тебе это не напоминает другое дело? Вроде уже было нечто похожее. Нет ничего нового под луной. Что же это? Что? Что за дело? А? Ты не помнишь? Вертится вот тут, на кончике моего языка... Холмс: Вертится на кончике языка... Мориарти: На кончике моего языка... Холмс: Ради обоев миссис Хадсон должен тебе напомнить, что одно неловкое движение пальца — и тебя ждет смерть. Мориарти: Смерть — это так сексуально. Холмс: Что, прости? Мориарти: Смерть... это так сексуально. Мориарти стреляет себе в рот и сразу вскакивает Мориарти: Должен сказать, это здорово прочищает мозги. Холмс: Как ты сумел выжить? Мориарти: Как я выгляжу? А? А? Скажи мне честно, очень заметно? Холмс: Ты вышиб себе мозги. Как ты мог остаться в живых? Мориарти: Может, взбить волосы? Холмс: Я видел, как ты умер. Почему ты не мертв? Мориарти: Потому что убивает не падение, Шерлок. Уж кому-кому, а тебе это должно быть известно. Не падение, Шерлок. А приземление.	Moriarty: Everything I have to say has already crossed your mind. Holmes: And possibly my answer has crossed yours. Moriarty: Like a bullet. Moriarty: It’s a dangerous habit, to finger loaded firearms in the pocket of one’s dressing gown. Or are you just pleased to see me? Holmes: You’ll forgive me for taking precautions. Moriarty: I’d be offended if you didn’t. Obviously I’ve returned the courtesy. Moriarty: I like your rooms. They smell so... manly. Holmes: I’m sure you’ve acquainted yourself with them before now. Moriarty: Well, you are always away on your little adventures for The Strand. Tell me: does the illustrator travel with you? Do you have to pose... during your deductions? Holmes: I’m aware of all six occasions you have visited these apartments during my absence. Moriarty: I know you are. By the way, you have a surprisingly comfortable bed. Did you know that dust is largely composed of human skin? Holmes: Yes. Moriarty: Doesn’t taste the same, though. You want your skin fresh... just a little crispy. Holmes: Won’t you sit down? Moriarty: That’s all people really are, you know: dust waiting to be distributed. And it gets everywhere... in every breath you take, dancing in every sunbeam, all used-up people. Holmes: Fascinating, I’m sure. Won’t you sit... Moriarty: People, people, people. Can’t keep anything shiny. D’you mind if I fire this, just to clean it out? Moriarty: Exactly. Let’s stop playing. We don’t need toys to kill each other. Where’s the intimacy in that? Holmes: Sit down. Moriarty: Why? What do you want? Holmes: You chose to come here. Moriarty: Not true. You know that’s not true. What do you want, Sherlock? Holmes: The truth. Moriarty: That. Truth’s boring. You didn’t expect me to turn up at the scene of the crime, did you? Poor old Sir Eustace. He got what was coming to him. Holmes: But you couldn’t have killed him. Moriarty: Oh, so what? Does it matter? Stop it. Stop this. You don’t care about Sir Eustace, or the Bride or any of it. There’s only one thing in this whole business that you find interesting. Holmes: I know what you’re doing. Moriarty: The Bride put a gun in her mouth and shot the back of her head off, and then she came back. Impossible. But she did it, and you need to know how. How...? don’t you? It’s tearing your world apart not knowing. Holmes: You’re trying to stop me... to distract me, derail me. Moriarty: Because doesn’t this remind you of another case? Hasn’t this all happened before? There’s nothing new under the sun. What was it? What was it? What was that case? Huh? D’you remember? It’s on the tip of my tongue. It’s on the tip of my tongue. Holmes:: It’s on the tip of my tongue. Moriarty: It’s on the tip... of my tongue. Holmes: For the sake of Mrs. Hudson’s wallpaper, I must remind you that one false move with your finger and you will be dead. Moriarty: Ed ith the noo thethy. Holmes: I’m sorry? Moriarty: Dead... is the new sexy. Moriarty: Well, I’ll tell you what: that rather blows the cobwebs away. Holmes: How can you be alive? Moriarty: How do I look, huh? Huh? You can be honest. Is it noticeable? Holmes: You blew your own brains out. How could you survive? Moriarty: Well, maybe I could back-comb. Holmes: I saw you die. Why aren’t you dead? Moriarty: Because it’s not the fall that kills you, Sherlock. Of all people, you should know that. It’s not the fall. It’s never the fall. It’s the landing.
Современность. Самолет с Шерлоком приземляется на взлетной полосе. Бортпроводник: Мы приземлились, сэр. Шерлок: Что? Бортпроводник: Мы приземлились. Шерлок: Нет, только не сейчас. Я не готов. Шерлок: Нет, не сейчас. Командир экипажа: Надеюсь, полет был приятным, сэр. Майкрофт: Брат! Ссылка оказалась короче, чем мы думали. Но учитывая степень твоего обсессивно-компульсивного расстройства... Шерлок: Я должен вернуться! Майкрофт: Что? Шерлок: Я... я почти у цели! Осталось чуть-чуть! Майкрофт: О чем ты говоришь? Джон: Куда вернуться? Ты не так далеко улетел. Шерлок: Риколетти, невеста-убийца! Неужели не ясно? Мэри: В общем-то, не очень. Может, пояснишь, Шерлок? Шерлок: Лет сто назад или чуть больше было одно знаменитое дело. О призраке-убийце. Женщина умерла, а затем воскресла. Джон: Что, как Мориарти? Шерлок: Выстрелила себе в голову — точно как Мориарти. Мэри: Поэтому тебя и вернули. Мы только что узнали: он на всех телеэкранах страны. Шерлок: Да, и что? Прошло пять минут со звонка Майкрофта. Выяснили что-нибудь? Чем вы занимались? Джон: Интересней, чем занимался ты. Шерлок: Был в Чертогах разума, естественно. Джон: Да? Шерлок: Ставил эксперимент, как бы я раскрыл это преступление, если б жил в 1895-м. Майкрофт: О, Шерлок... Шерлок: Я помню все подробности. Я видел все как наяву. Я погрузился! Майкрофт: Не сомневаюсь. Мэри: Ты читал блог Джона о вашем знакомстве. Шерлок: Люблю иногда смотреть на себя его глазами. Я намного умнее. Майкрофт: Думаешь, тебе кто-то верит? Джон: Нет, он может. Я видел. Чертоги разума — это целый мир в его голове. Шерлок: Да, и я должен вернуться туда. Майкрофт: Чертоги разума — это техника запоминания. Она кое-что дает. Но, увы, способна не на все. Шерлок: Возможно, есть пара вещей, которые я знаю, а ты — нет. Майкрофт: Возможно. Ты список составил? Шерлок: Ты набрал вес. Твой пиджак явно новее... Майкрофт: Все, хватит, прекрати! Список составил? Шерлок: Чего? Майкрофт: Всего, Шерлок! Всего, что ты принял. Джон: Нет, это не то. Он входит в некий транс. Я это наблюдал. Шерлок вытаскивает список и бросает на пол. Джон поднимает его и приходит в шок Майкрофт: У нас с братом существует договор с того самого дня. (воспоминания о притоне) В каком бы глухом притоне, в какой бы ночлежке я его ни нашел, у него всегда должен быть список. Джон: Он не мог все это принять за пять минут. Майкрофт: Значит, был накачан, когда сел в самолет. Мэри: Было непохоже. Майкрофт: Наркоманы — знатные притворщики. Шерлок: Я не наркоман, а потребитель. Это помогает бороться со скукой и активизирует работу мозга. Джон: Бога ради! Это же убивает, ты в курсе, Шерлок? Шерлок: Контролируемое употребление не фатально, а воздержание не несет бессмертия. Майкрофт (Мэри): Что вы делаете? Мэри: Эмилия Риколетти, пытаюсь ее найти. Майкрофт: О, правильная мысль. У меня доступ к сверхсекретным архивам МИ-5. Мэри: Я как раз там и ищу. Майкрофт: Что скажете о кибербезопасности МИ-5? Мэри: Скажу, что она нужна. Эмилия Риколетти, дело не раскрыто. Как он сказал. Шерлок: Да помолчите же минут пять! Я должен вернуться. Я почти был там, и тут вы со своей болтовней! Джон: Ну простите, что мы прервали ваш сеанс! Майкрофт: Шерлок, послушай меня... Шерлок: Нет, это тебя заводит. Майкрофт: Я на тебя не сержусь. Шерлок: О, гора с плеч. Я так волновался!.. Нет, постой, вообще-то нисколько. Майкрофт: Я был с тобой раньше. И буду с тобой опять. Я всегда буду рядом. Это моя вина. Шерлок: Ты тут ни при чем, ясно? Майкрофт: Неделя в тюрьме. Я должен был понять. Шерлок: Понять что? Майкрофт: Что одиночное заключение для тебя — это остаться наедине с заклятым врагом. Шерлок: О, Бога ради! Джон (за кадром): Морфий или кокаин? Шерлок: Что ты сказал? Джон: Ничего не говорил. Шерлок: Нет, сказал. Ты сказал: (голосом Джона) "Что было сегодня, морфий или кокаин?" Шерлок (голосом Ватсона): Холмс?	Attendant: We’ve landed, sir. We’ve landed. Sherlock: No, no, no, not now, not now. Sherlock: No, no, no, not now, not now. Captain: I trust you had a pleasant flight, sir. Mycroft: Well, a somewhat shorter exile than we’d imagined, brother mine, although adequate given your levels of OCD. Sherlock: I have to go back! Mycroft: What? Sherlock: I was – I was nearly there! I nearly had it! Mycroft: What on earth are you talking about? John: Go back where? You didn’t get very far. Sherlock: Ricoletti and his abominable wife! Don’t you understand? Mary: No, of course we don’t. You’re not making any sense, Sherlock. Sherlock: It was a case, a famous one from a hundred years ago, lodged in my hard drive. She seemed to be dead but then she came back. John: What, like Moriarty? Sherlock: Shot herself in the head, exactly like Moriarty. Mary: But you’ve only just been told. We’ve only just found out. He’s on every TV screen in the country. Sherlock: Yes? So? It’s been five minutes since Mycroft called. What progress have you made? What have you been doing? John: More to the point, what have you been doing? Sherlock: I’ve been in my Mind Palace, of course... John: Of course. Sherlock:... running an experiment: how would I have solved the crime if I’d been there in 1895? Mycroft: Oh, Sherlock. Sherlock: I had all the details perfect. I was there, all of it, everything! I was immersed. Mycroft: Of course you were. Mary: You’ve been reading John’s blog – the story of how you met. Sherlock: Helps me if I see myself through his eyes sometimes. I’m so much cleverer. Mycroft: You really think anyone’s believing you? John: No, he can do this. I’ve seen it – the Mind Palace. It’s like a whole world in his head. Sherlock: Yes, and I need to get back there. Mycroft: The Mind Palace is a memory technique. I know what it can do; and I know what it most certainly cannot. Sherlock: Maybe there are one or two things that I know that you don’t. Mycroft: Oh, there are. Did you make a list? Sherlock: You’ve put on weight. That waistcoat’s clearly newer than the jacket... Mycroft: Stop this. Just stop it. Did you make a list? Sherlock: Of what? Mycroft: Everything, Sherlock. Everything you’ve taken. John: No, it’s not that. He goes into a sort of trance. I’ve seen him do it. Mycroft: We have an agreement, my brother and I, ever since that day. Wherever I find him... whatever back alley or doss house... there will always be a list. John: He couldn’t have taken all of that in the last five minutes. Mycroft: He was high before he got on the plane. Mary: He didn’t seem high. Mycroft: Nobody deceives like an addict. Sherlock: I’m not an addict. I’m a user. I alleviate boredom and occasionally heighten my thought processes. John: For God’s sake! This could kill you! You could die! Sherlock: Controlled usage is not usually fatal, and abstinence is not immortality. Mycroft: What are you doing? Mary: Emelia Ricoletti – I’m looking her up. Mycroft: Ah, I suppose we should. I have access to the top level of the MI5 archive... Mary: Yep, that’s where I’m looking. Mycroft: What do you think of MI5’s security? Mary: I think it would be a good idea. Emelia Ricoletti. Unsolved... like he says. Sherlock: Could you all just shut up for five minutes? I have to go back. I was nearly there before you stepped on and starting yapping away. John: ‘Yapping’? Sorry – did we interrupt your session? Mycroft: Sherlock, listen to me. Sherlock: No. It only encourages you. Mycroft: I’m not angry with you... Sherlock: Oh, that’s a relief. I was really worried. No, hold on. I really wasn’t. Mycroft: I was there for you before. I’ll be there for you again. I’ll always be there for you. This was my fault. Sherlock: It was nothing to do with you. Mycroft: A week in a prison cell. I should have realised. Sherlock: Realised what? Mycroft: That in your case, solitary confinement is locking you up with your worst enemy. Sherlock: Oh, for God’s sake. John: Morphine or cocaine? Sherlock: What did you say? John: I didn’t say anything. Sherlock: No, you did. You said... Sherlock/John: Which is it today – morphine or cocaine? Sherlock/Watson: Holmes?
В 221Б, 1895 год Ватсон: Морфий или кокаин, что было сегодня? Отвечайте, черт возьми! Холмс: Мориарти был здесь. Ватсон: Мориарти мертв. Холмс: Я был в самолете. Ватсон: Где были? Холмс: И вы тоже, и Майкрофт. Ватсон: Вы не покидали комнату, Холмс. Вы с места не двинулись. Так что же, морфий или кокаин? Холмс: Кокаин. 7-процентный раствор. Попробовать не хотите? Ватсон: Нет. Я бы хотел найти каждую унцию этой дряни, которая есть у вас в доме, и вышвырнуть в окно. Холмс: Вряд ли я бы это допустил. Ватсон: Тогда бы я напомнил вам силовыми методами, кто из нас двоих солдат, а кто жалкий наркоман. Холмс: Вы не солдат, вы врач. Ватсон: Военный врач, а значит, могу переломать вам все кости, называя их по именам. Холмс: Любезный Ватсон, вы позволяете чувствам затуманивать ваш мозг. Ватсон: Дело не закончено. Вы обещали: ни грамма во время дела. Холмс: Нет, это говорил ваш литературный герой. Ватсон: Слушайте! Я готов быть вашим шутом, пусть. Готов за вами следовать олухом олухом, чтобы вы выглядели умнее, если вам угодно. Но ради всего святого, вы обязаны держаться высоких стандартов! Холмс: Зачем? Ватсон: Затем, что вы нужны людям. Холмс: Каким людям, почему? Из-за ваших идиотских рассказов? Ватсон: Да, из-за моих идиотских рассказов. Билли (вбегает): Мистер Холмс! Мистер Холмс, телеграмма для вас! Билли убегает, Холмс читает телеграмму Ватсон: Что там? В чем дело? Холмс: Это от Мэри. Ватсон: От Мэри? Что с ней? Холмс: Вполне вероятно, она в опасности. Ватсон: В опасности? Холмс: Нельзя терять ни секунды! Ватсон: Это в вас кокаин говорит? Какая опасность может угрожать Мэри? Я уверен, она просто в гостях у друзей. Холмс: Поехали! Ватсон: Что происходит? Вы вообще сейчас в норме? Холмс: Ради Мэри — безусловно. Не сомневайтесь в этом никогда. Холмс сгибается пополам от боли, Ватсон пытается его поддержать Ватсон: Холмс! Холмс отталкивает его руки Холмс: Я в порядке. В порядке! Он выпрямляется и тянется к шляпе, но Ватсон вырывает ее у него Ватсон: Нет, не эту. (сует Холмсу дирстокер) Эту. Холмс: Почему? Ватсон: Вы Шерлок Холмс, наденьте чертову шляпу. Холмс надевает дирстокер и они выходят на улицу Ватсон: Кэб! Кэб!	Watson: Morphine or cocaine? Which is it today? Answer me, damn it! Holmes: Moriarty was here. Watson: Moriarty’s dead. Holmes: I was on a jet. Watson: A what? Holmes: You were there, and Mycroft. Watson: You haven’t left these rooms, Holmes. You... haven’t... moved. Now, tell me, morphine or cocaine? Holmes: Cocaine. A seven percent solution. Would you care to try it? Watson: No, but I would quite like to find every ounce of the stuff in your possession and pour it out of the window. Holmes: I should be inclined to stop you. Watson: Then you would be reminded... quite forcibly... which of us is a soldier and which of us a drug addict. Holmes: You’re not a soldier. You are a doctor. Watson: No, an Army doctor, which means I could break every bone in your body, while naming them. Holmes: My dear Watson, you are allowing emotion to cloud your judgement. Watson: Never on a case. You promised me. Never on a case. Holmes: No, I just said that in one of your stories. Watson: Listen. I’m happy to play the fool for you. I will run along behind you like some halfwit, making you look clever, if that’s what you need, but dear God above... you will hold yourself to a higher standard. Holmes: Why? Watson: Because people need you to. Holmes: What people? Why? Because of your idiot stories? Watson: Yes, because of my idiot stories. Billy: Mr. Holmes! Mr. Holmes! Telegram, Mr. Holmes! Watson: What is it? What’s wrong? Holmes: It’s Mary. Watson: Mary? What about her? Holmes: It’s entirely possible she’s in danger. Watson: Danger? Holmes: There’s not a moment to lose. Watson: Is this the cocaine talking? What danger could Mary be in? I’m sure she’s just visiting with friends. Holmes: Come on! Watson: What is happening? Are you even in a fit state? Holmes: For Mary, of course. Never doubt that, Watson. Never that. Watson: Holmes! Holmes: I’m fine! Watson: Not that one. This one. Holmes: Why? Watson: You’re Sherlock Holmes. Wear the damn hat. Watson: Cab? Cab!
В кэбе Ватсон: Так объясните мне, где она. Говорите же, черт возьми, что происходит! Холмс: О, дорогой Ватсон! Чем бы мы заполнили время, если б не ваши вопросы. Джон (современный): Шерлок, отвечайте же, где моя жена! Вы, надутый болван! Или получите в глаз! Холмс удивленно поворачивается к нему, но видит Ватсона Ватсон: Холмс, где Мэри? Холмс: В одной заброшенной церкви. Ей, видите ли, показалось, будто она нашла решение, и это повод подвергнуть себя серьезной опасности. Да уж, выбрали себе жену.	Watson: So, tell me. Where is she? You must tell me. What’s going on? Holmes: Oh, good old Watson! How would we fill the time if you didn’t ask questions? John: Sherlock, tell me where my bloody wife is, you pompous prick, or I’ll punch your lights out! Watson: Holmes! Where is she? Holmes: A desanctified church. She thinks she’s found the solution, and for no better reason than that, she’s put herself in the path of considerable danger. What an excellent choice of wife.
Около церкви Прячущаяся в тени колонны, Мэри выскакивает к Холмсу и Ватсону Ватсон (пугается): Какого дьявола? Мэри: Я их нашла. Все трое быстро заходят внутрь церкви Ватсон: Что все это значит, Мэри? Мэри: Здесь их логово, Джон. Логово заговорщиков.	Watson: What the devil?! Mrs. Watson: I’ve found them. Watson: What is all this, Mary? Mrs. Watson: This is the heart of it all, John, the heart of the conspiracy.
Все трое смотрят через окошко на церемониал тайного общества Ватсон: Великий Боже, что это за место? И какого дьявола ты здесь делаешь? Мэри: Я провела расследование. Мистер Холмс меня попросил. Ватсон: Холмс, как вы могли? Мэри: Нет, не этот. Тот, умный. Для меня было очевидно, что такое дело нельзя провернуть в одиночку. По моей теории миссис Риколетти нужна была помощь друзей. Холмс: Браво, Мэри! "Тот умный"? Ватсон: Я... я думал, что теряю тебя. В последнее время мы часто пренебрегали друг другом. Холмс: Это вы съехали от меня. Ватсон: Я разговариваю с Мэри. (Мэри) Ты работаешь на Майкрофта? Мэри: Кто-то должен приглядывать за его безумным братом. Холмс: И он завел себе шпиона. (Ватсону) Тебе не приходило в голову, что твоя жена слишком одарена для медсестры? Мэри (Холмсу): Конечно, нет. Он ведь знает, на что способны медсестры. Когда вы поняли? Холмс: Боюсь, только сейчас Мэри: Наверно, это нелегко — быть заторможенным братишкой. Холмс: Пора набрать темп. Ну хватит, надо сосредоточиться. Мэри: Да, верно. Что это все значит? Чего они хотят добиться? Холмс: Пойдемте выясним это.	Watson: Good God, what is this place? And what the devil are you doing here? Mrs. Watson: I’ve been making enquiries. Mr. Holmes asked me. Watson: Holmes, how could you?! Mrs. Watson: No, not him. The clever one. It seemed obvious to me that this business could not be managed alone. My theory is that Mrs. Ricoletti had help – help from her friends. Holmes: Well done, Mary. ‘The clever one’? Mrs. Watson: Oh. Watson: I thought I was losing you. I thought perhaps we were neglecting each other. Holmes: Well, you’re the one who moved out. Watson: I was talking to Mary. You’re working for Mycroft? Mrs. Watson: He likes to keep an eye on his mad sibling. Holmes: And he had a spy to hand. Has it never occurred to you that your wife is excessively skilled for a nurse? Mrs. Watson: Of course it hasn’t. Because he knows what a nurse is capable of. When did it occur to you? Holmes: Only now, I’m afraid. Mrs. Watson: Must be difficult being the slow little brother. Holmes: Time I sped up. Enough chatter. Let’s concentrate. Mrs. Watson: Yes, all right. What’s all this about? What do they want to accomplish? Holmes: Why don’t we go and find out?
Перевод Первого канала	Использован транскрипт Ariane DeVere http://arianedevere.livejournal.com/81144.html

@темы: Sherlock, транскриптопереводы, спешел / special ep (Шерлок)

---

"Безобразная невеста" - 3 часть (перевод Первого канала и транскрипт)

"Безобразная невеста" - 3 часть

БЕЗОБРАЗНАЯ НЕВЕСТА	THE ABOMINABLE BRIDE
В 221Б Холмс: Вы сохранили конверт? Леди Кармайкл: Муж его разорвал, но там ничего не было: ни адреса, ни имени. Холмс: Ваш муж, сэр Юстас, когда-нибудь жил в Америке? Леди Кармайкл: Нет. Холмс: И до вашей женитьбы тоже? Леди Кармайкл: Ну это мне неизвестно. Холмс: Прошу вас, продолжайте ваш увлекательный рассказ. Леди Кармайкл: Так вот, все это случилось утром в прошлый понедельник. А в среду, два дня спустя, мой муж ее в первый раз увидел. Ватсон: Кого?	Holmes: Did you keep the envelope? Lady Carmichael: My husband destroyed it... but it was blank. No name or address of any kind. Holmes: Tell me: has Sir Eustace spent time in America? Lady Carmichael: No. Holmes: Not even before your marriage? Lady Carmichael: Well, not to my knowledge. Holmes: Hmm. Pray continue with your fascinating narrative. Lady Carmichael: Well, that incident took place last Monday morning. It was two days later, on the Wednesday, that my husband first saw her. Watson: Who?
Особняк Кармайклов. Хозяйская спальня Леди Кармайкл (просыпается): Юстас? Сэр Юстас: Она пришла за мной, Луиза. Помоги мне Бог: мои грехи настигли меня. Леди Кармайкл: Кто тебя настиг? Юстас, ты пугаешь меня. Сэр Юстас (толкает ее к окну): Смотри. Смотри! Леди Кармайкл: Что? Сэр Юстас: Ты не видишь ее? Леди Кармайкл: Кого? Там никого нет. Сэр Юстас: Ушла. Леди Кармайкл: У тебя от меня столько тайн, и вот еще одна. Кого ты увидел? Сэр Юстас: Это была она... Это была Невеста.	Lady Carmichael: Eustace? Sir Eustace: She’s come for me, Louisa. Oh, God help me, my sins have found me out. Lady Carmichael: Who’s come for you? Eustace, you’re frightening me. Sir Eustace: Look! Look! Sir Eustace: Don’t you see her? Lady Carmichael: No, no. I see no-one. Sir Eustace: Gone. Lady Carmichael: You keep so many secrets from me. Is this another? Who have you seen? Sir Eustace: It was her. It was the Bride.
В 221Б Холмс: А вы ничего не видели? Леди Кармайкл: Нет, ничего. Холмс: Ваш муж объяснил вам?.. Леди Кармайкл: Ни слова — до сегодняшнего утра.	Holmes: And you saw nothing? Lady Carmichael: Nothing. Holmes: Did your husband describe... Lady Carmichael: Nothing – until this morning.
Поместье Кармайклов. Леди Кармайкл просыпается в супружеской постели одна и идет на поиски мужа. Сэр Юстас бредет по садовому лабиринту. Леди Кармайкл (зовет): Юстас! Леди Кармайкл (бежит по лабиринту): Юстас! Юстас? Юстас! (падает) Ай! Проклятье... Юстас! Где ты, Юстас, ответь! Невеста (поет): Ты не забудешь... Нет, не забудешь... меня никогда. Меня никогда. Леди Кармайкл (Невесте): Кто вы? Я требую: отвечайте, кто вы?! Леди Кармайкл: Юстас! Скажи мне все. Во имя Господа! Сэр Юстас: Это... Это Эмилия Риколетти. (видит, что Невеста приближается) Я прошу... только не это. Нет... Пожалуйста... Невеста: Этой ночью, Юстас Кармайкл, ты умрешь. Невеста начинает поднимать вуаль и сэр Юстас теряет сознание. Леди Кармайкл: Юстас, Юстас... Юстас.	Lady Carmichael: Eustace! Lady Carmichael: Eustace?! Eustace? Eustace! Ah! Blast!:Eustace! Where are you? It’s me! Bride: Do not forget me, Do not forget me... Remember the maid, The maid of the mill. Lady Carmichael: Who are you? I demand you speak! Who are you? Lady Carmichael: Eustace! Speak to me! In the name of God! Sir Eustace: She’s... she’s Emelia Ricoletti. No. Not you. No! Please! Bride: This night, Eustace Carmichael, you... will... die.
В 221Б Ватсон: Холмс? Холмс: Тихо, Ватсон. Ватсон: Но Эмилия Риколетти — та невеста... Леди Кармайкл: Вы знаете это имя? Холмс: Вы должны простить Ватсона. Его обыкновение констатировать факты граничит с манией. Скажите, как ваш муж сегодня утром? Леди Кармайкл: Он отказывается об этом говорить. Я, конечно, настаивала на его отъезде... Холмс: Нет, пусть остается на месте. Леди Кармайкл: Так я напрасно тревожусь? Холмс: Вовсе нет, его точно хотят убить, но это нам на руку — в ловушке должна быть приманка. Леди Кармайкл: Мой муж не приманка, мистер Холмс. Холмс: Это поправимо, если мы грамотно сыграем. Вам нужно срочно вернуться домой. Мы с доктором Ватсоном приедем следом за вами. Время не ждет, убийство состоится сегодня. Ватсон: Холмс! Холмс: Но мы, скорее всего, этого не допустим. Ватсон: Точно! Холмс: Точно, не допустим.	Watson: Holmes? Holmes: Hush, Watson. Watson: But Emelia Ricoletti, the Bride! Lady Carmichael: You know the name. Holmes: You must forgive Watson. He has an enthusiasm for stating the obvious which borders on mania. May I ask: how is your husband this morning? Lady Carmichael: He refuses to speak about the matter. Obviously I have urged him to leave the house. Holmes: No, no! He must stay exactly where he is. Lady Carmichael: Well, you don’t think he’s in danger? Holmes: Oh no, somebody definitely wants to kill him, but that’s good for us. You can’t set a trap without bait. Lady Carmichael: My husband is not bait, Mr. Holmes. Holmes: No. But he could be if we play our cards right. Now, listen: you must go home immediately. Doctor Watson and I will follow on the next train. There’s not a moment to lose. Sir Eustace is to die tonight. Watson: Holmes! Holmes:... and we should... probably avoid that. Watson: Definitely. Holmes: Definitely avoid that.
Клуб "Диоген" Майкрофт: Братишка взялся за дело. Разумеется, я хочу, чтобы вы за ним проследили, но он не должен заподозрить, что вы работаете на меня. Надеюсь, это ясно, Ватсон? Мэри: Ну разумеется, мистер Холмс.	Mycroft Holmes: Little brother has taken the case, of course. I now rely on you to keep an eye on things, but he must never suspect you of working for me. Are you clear on that, Watson? Mrs. Watson: You can rely on me, Mr. Holmes.
В поезде Ватсон: А вы не думаете?.. Холмс: Нет, и вам не советую. Ватсон: Но вы не дослушали. Холмс: Вы бы выдвинули версию, что это дело рук какого-то таинственного агентства, а я бы рассмеялся вам в лицо. Ватсон: Но Невеста, Холмс! Опять Эмилия Риколетти! Мертвая женщина разгуливает по земле. Холмс: Вы поражаете меня, Ватсон. Ватсон: Да ну? Холмс: С каких это пор у вас появилось воображение? Ватсон: Возможно, с тех самых, когда я убедил читателей, что беспринципный наркоман — на самом деле джентльмен и герой. Холмс: Да, что и говорить, это было впечатляюще. Но смею вас, однако, уверить, что в мире не существует призраков. Кроме тех, что кроются в нас самих. Ватсон: Простите, что вы сказали? Призраки в нас самих? О чем это вы?	Watson: You don’t suppose... Holmes: I don’t, and neither should you. Watson: You don’t know what I was going to say. Holmes: You were about to suggest there may be some supernatural agency involved in this matter, and I was about to laugh in your face. Watson: But the Bride! Holmes, Emelia Ricoletti, again. A dead woman, walking the Earth! Holmes: You amaze me, Watson. Watson: I do? Holmes: Since when have you had any kind of imagination? Watson: Perhaps since I convinced the reading public that an unprincipled drug addict is some kind of gentleman hero. Holmes: Yes, now you come to mention it, that was quite impressive. You may, however, rest assured there are no ghosts in this world... save those we make for ourselves. Watson: Sorry, what did you say? Ghosts we make for ourselves? What do you mean?
Особняк Кармайклов Сэр Юстас: Сомнамбулизм. Ватсон: Что, простите? Сэр Юстас: Я хожу во сне, вот и все. Это вполне обычное явление. Я думал, вы доктор. Все это было дурным сном. Ватсон: Включая содержимое конверта, который вы получили? Сэр Юстас: Хм... чья-то идиотская шутка. Ватсон: Вашей жене так не показалось, сэр. Сэр Юстас: Она истеричка, склонная к выдумкам. Холмс: Нет. Сэр Юстас: Простите, что вы сказали? Холмс: Я сказал — нет, она не истеричка, а высокоинтеллектуальная восприимчивая женщина. Сэр Юстас: Моя жена видит угрозу в косточке апельсина. Холмс: Ваша жена видит мир даже в том, что не представляет никакой ценности. Сэр Юстас: Неужели? И из чего же вы сделали такой вывод, мистер Холмс? Холмс: Она вышла за вас замуж. Полагаю, сумела найти причину. Холмс: Я сделаю все, что могу, чтобы спасти вам жизнь этой ночью, но сначала расскажите, что вас связывает с Риколетти. Сэр Юстас: Риколетти? Холмс: Да. В деталях, пожалуйста. Сэр Юстас: Впервые о ней слышу. Холмс: Интересно... Я не упомянул, что это женщина. Мы найдем выход. Надеюсь увидеть вас утром. Сэр Юстас: Надеюсь, нет. Холмс: Тогда, увы, мне придется расследовать ваше убийство. Сэр Юстас: Черт-те что!	Sir Eustace: Somnambulism. Watson: I beg your pardon? Sir Eustace: I sleepwalk, that’s all. It’s a common enough condition. I thought you were a doctor. The whole thing was a bad dream. Watson: Including the contents of the envelope you received? Sir Eustace: Well, that’s a grotesque joke. Watson: Well that’s not the impression you gave your wife, sir. Sir Eustace: She’s an hysteric, prone to fancies. Holmes: No. Sir Eustace: I’m sorry? What did you say? Holmes: I said no, she’s not an hysteric. She’s a highly intelligent woman of rare perception. Sir Eustace: My wife sees terror in an orange pip. Holmes: Your wife can see worlds where no-one else can see anything of value whatsoever. Sir Eustace: Can she really? And how do you ‘deduce’ that, Mr. Holmes? Holmes: She married you. I assume she was capable of finding a reason. Holmes: I’ll do my best to save your life tonight, but first it would help if you would explain your connection to the Ricoletti case. Sir Eustace: Ricoletti? Holmes: Yes. In detail, please. Sir Eustace: I’ve never heard of her. Holmes: Interesting. I didn’t mention she was a woman. We’ll show ourselves out. I hope to see you again in the morning. Sir Eustace: You will not! Holmes: Then sadly I shall be solving your murder. Good day.
Ватсон: Что ж, вы пытались. Холмс (отдает записку слуге): Передайте это леди Кармайкл. Слуга: Да, сэр. Ватсон: Что в записке? Холмс: Леди Кармайкл сегодня должна спать одна под предлогом головной боли. И нужно запереть все двери и окна в доме. Ватсон: Вы думаете, призрак... эм, Невеста снова постарается выманить из дома сэра Юстаса? Холмс: Конечно. Иначе к чему эти зловещие угрозы. Ватсон: Но вряд ли он за ней пойдет. Холмс: Хм, кто знает, как он поступит. Его душу гложет чувство вины. Ватсон: Вины? По поводу? Холмс: Дела прошлого. Косточки апельсина — напоминание. Ватсон: Так это не шутка? Холмс: Отнюдь. Косточки апельсина — это предупреждение о карающей мести, принятое в Америке. Сэр Юстас это прекрасно знает. Как и то, за что будет наказан. Ватсон: Это связано с Эмилией Риколетти? Холмс: Думаю, да. Нас всех преследует прошлое, Ватсон — призраки, которые омрачают нам солнечные дни. Сэр Юстас знает, что он помечен. Его страшит нечто большее, чем смерть. Он верит, что его затянет в ад призрак обиженной им миссис Риколетти. Ватсон: Но ведь это нонсенс, не так ли? Холмс: О да. Вы взяли револьвер? Ватсон: Как он поможет против призрака? Холмс: Именно! Так взяли? Ватсон: Конечно. Холмс: Тогда чего мы ждем? В игру, Ватсон, в игру!	Watson: Well, you tried. Holmes: Will you see that Lady Carmichael receives this? Thank you. Good afternoon. Footman: Yes, sir. Watson: What was that? Holmes: Lady Carmichael will sleep alone tonight, on the pretence of a violent headache. All the doors and windows of the house will be locked. Watson: Ah, you think the spectre... er, the Bride will attempt to lure Sir Eustace outside again? Holmes: Certainly. Why else the portentous threat? “This night you will die.” Watson: Well, he won’t follow her, surely? Holmes: It’s difficult to say quite what he’ll do. Guilt is eating away at his soul. Watson: Guilt? About what? Holmes: Something in his past. The orange pips were a reminder. Watson: Not a joke. Holmes: Not at all. Orange pips are a traditional warning of avenging death, originating in America. Sir Eustace knows this only too well, just as he knows why he is to be punished. Watson: Something to do with Emelia Ricoletti. Holmes: I presume. We all have a past, Watson. Ghosts – they are the shadows that define our every sunny day. Sir Eustace knows he’s a marked man. There’s something more than murder he fears. He believes he is to be dragged to Hell by the risen corpse of the late Mrs. Ricoletti. Watson: That’s a lot of nonsense, isn’t it? Holmes: God, yes. Did you bring your revolver? Watson: What good would that be against a ghost? Holmes: Exactly. Did you bring it? Watson: Yeah, of course. Holmes: Then come, Watson, come. The game is afoot!
Теплица (оранжерея?) перед особняком Кармайклов Холмс: Ну же, Ватсон, спускайтесь! Ватсон: Простите, ногу свело. Ватсон: Лампы все еще горят? Холмс: Да. (одно окно гаснет) Это сэр Юстас. (второе окно гаснет) А это леди Кармайкл. Дом спит. Ватсон: Боже, это самая длинная ночь в моей жизни. Холмс: Терпение, Ватсон. Ватсон (смотрит на часы): Только полночь. Ватсон: Не часто нам доводится вот так сидеть вместе. Холмс: Слава богу! Это убийственно для коленей. Ватсон: Два старых друга болтают о том, о сем... по душам. Ватсон: Незаурядная дама, правда? Холмс: Кто? Ватсон: Леди Кармайкл. Холмс: Дамское сословие по вашей части, поверю вам на слово. Ватсон: Ваши слова — "интеллектуальная, восприимчивая". Холмс: С изумительно высоким сводом стопы... Я заметил, как только она вошла. Ватсон: Слишком хороша для него. Холмс: Вы считаете? Ватсон: Нет, скорее, вы так считаете. Холмс: У меня на этот счет нет мнения. Ватсон: Это неправда. Холмс: Брак — это не предмет моих размышлений. Ватсон: Почему? Холмс: Да что с вами сегодня? Ватсон: В часы, которые вы носите, вложена фотография. Я случайно увидел однажды. Вроде имя этой женщины Ирен Адлер? Холмс: Вы не "случайно увидели". Вы подождали, пока я усну, и влезли. Ватсон: Да, верно. Холмс: Вы всерьез думали, я не замечу? Ватсон: Ирен Адлер... Холмс: Это память о блестящем противнике. Ватсон: Она красавица. Холмс: К чему этот разговор? Ватсон: К чему оставаться одиноким? Холмс: У вас в порядке с головой? Ватсон: Мой вопрос такой бредовый? Холмс: Для венского психиатра — нет, для бывшего военного врача — более чем. Ватсон: Холмс, вы не можете отрицать, что, как бы то ни было, я ваш лучший друг. Холмс: Допустим. Ватсон: Я просто пытаюсь вести с вами обычный дружеский разговор. Холмс: Прошу, не надо. Ватсон: Почему вам так нужно быть одному? Холмс: Если вы про эту романтическую чушь (а мне думается, вы именно про нее), то я вам, помнится, уже объяснял, что испытываю отвращение к чувствам. Они как песок в тончайшем инструменте... трещина в лупе. Ватсон: Трещина в лупе, да. Холмс: Вот, видите, я это уже прежде говорил. Ватсон: Нет, это из моего рассказа. Вы цитируете самого себя из "Стренд Мэгазин". Холмс: Пусть так. Ватсон: Это мои слова, а не ваши. Это вымышленный образ, который я предлагаю публике. Мозг без сердца, хладнокровная машина — я все это сочиняю, Холмс. И мои читатели это проглатывают, но я этому не верю. Холмс: Стоит написать вашему редактору. Ватсон: Вы живой человек. Вы прожили жизнь, и у вас есть прошлое. Холмс: Есть что? Ватсон: Ну было же, наверное. Холмс: Было что? Ватсон: Вы поняли. Холмс: Нет. Ватсон: Любовный опыт. Холмс: Вы не дадите мне револьвер? Мне захотелось им воспользоваться. Ватсон: Холмс, вы из плоти и крови, у вас есть чувства, у вас есть... должны быть... импульсы. Холмс: Боже, я никогда так не мечтал, чтобы на меня напал призрак-убийца. Ватсон: На правах друга, на правах того, кто волнуется за вас, я спрашиваю: что сделало вас таким? Холмс: О, Ватсон... Ничто, поверьте мне. Я сам себя сделал.(слышит отдаленный лай) Редберд? Ватсон (видит призрака): Боже правый... (Холмс тоже видит) Что будем делать? Холмс: Поболтаем с ней! Ватсон: По...	Holmes: Get down, Watson, for heaven’s sake! Watson: Sorry. Cramp. Watson: Is the, er, lamp still burning? Holmes: Yes. There goes Sir Eustace. And Lady Carmichael. The house sleeps. Watson: Mmm, good God, this is the longest night of my life. Holmes: Have patience, Watson. Watson: Only midnight. Watson: You know, it’s rare for us to sit together like this. Holmes: I should hope so. It’s murder on the knees. Watson: Hmm. Two old friends, just talking, chewing the fat... man to man. Watson: She’s a remarkable woman. Holmes: Who? Watson: Lady Carmichael. Holmes: The fair sex is your department, Watson. I’ll take your word for it. Watson: No, you liked her. A “woman of rare perception.” Holmes: And admirably high arches. I noticed them as soon as she stepped into the room. Watson: Huh. She’s far too good for him. Holmes: You think so? Watson: No, you think so. I could tell. Holmes: On the contrary, I have no view on the matter. Watson: Yes you have. Holmes: Marriage is not a subject upon which I dwell. Watson: Well, why not? Holmes: What’s the matter with you this evening? Watson: That watch that you’re wearing: there’s a photograph inside it. I glimpsed it once... I believe it is of Irene Adler. Holmes: You didn’t ‘glimpse’ it. You waited ’til I had fallen asleep and looked at it. Watson: Yes, I did. Holmes: You seriously thought I wouldn’t notice? Watson: Irene Adler. Holmes: Formidable opponent; a remarkable adventure. Watson: A very nice photograph. Holmes: Why are you talking like this? Watson: Why are you so determined to be alone? Holmes: Are you quite well, Watson? Watson: Is it such a curious question? Holmes: From a Viennese alienist, no; from a retired Army surgeon, most certainly. Watson: Holmes, against absolutely no opposition whatsoever, I am your closest friend. Holmes: I concede it. Watson: I am currently attempting to have a perfectly normal conversation with you. Holmes: Please don’t. Watson: Why do you need to be alone? Holmes: If you are referring to romantic entanglement, Watson – which I rather fear you are – as I have often explained before, all emotion is abhorrent to me. It is the grit in a sensitive instrument... the crack in the lens. Watson:... the crack in the lens. Yes. Holmes: Well, there you are, you see? I’ve said it all before. Watson: No, I wrote all that. You’re quoting yourself from The Strand Magazine. Holmes: Well, exactly. Watson: No, those are my words, not yours! That is the version of you that I present to the public: the brain without a heart; the calculating machine. I write all of that, Holmes, and the readers lap it up, but I do not believe it. Holmes: Well, I’ve a good mind to write to your editor. Watson: You are a living, breathing man. You’ve lived a life; you have a past. Holmes: A what?! Watson: Well, you must have had... Holmes: Had what? Watson: You know. Holmes: No. Watson: Experiences. Holmes: Pass me your revolver. I have a sudden need to use it. Watson: Damn it, Holmes, you are flesh and blood. You have feelings. You have... you must have... impulses. Holmes: Dear Lord. I have never been so impatient to be attacked by a murderous ghost. Watson: As your friend – as someone who... worries about you – what made you like this? Holmes: Oh, Watson. Nothing made me. I made me. Redbeard? Watson: Good God! What are we to do? Holmes: Why don’t we have a chat?
Бегут к дому — и к Невесте Холмс: Миссис Риколетти, если не ошибаюсь? Приятная ночь для этого времени года, не так ли? Ватсон: Это не может быть правдой, Холмс! Не может! Холмс: Точно, не может. Они слышат жуткий крик из дома, потом звон разбитого стекла Ватсон (пытается открыть входную дверь, но не может):Она заперта? Холмс: По инструкции. Ватсон: Это ведь разбилось окно, да? Холмс: Нас должно волновать лишь одно разбитое окно. (разбивает окно на первом этаже)	Holmes: Mrs. Ricoletti, I believe. Pleasant night for the time of year, is it not? Watson: It cannot be true, Holmes. It cannot! Holmes: No, it can’t. Watson: Is it locked? Holmes: As per instructions. Watson: That was a window breaking, wasn’t it? Holmes: There’s only one broken window we need concern ourselves with.
Влезают через разбитое окно в дом. Холмс зажигает фонарь. Холмс: Оставайтесь здесь, Ватсон. Ватсон: Что? Нет! Холмс: В доме заперты все двери и окна. Это единственный выход. Вы нужны здесь. Ватсон: Но звук был совсем близко, явно с этой стороны дома... Холмс: Оставайтесь здесь!	Holmes: Stay in here, Watson. Watson: What? No! Holmes: All the doors and windows to the house are locked. This is their only way out. I need you here. Watson: But the sound was so close, it had to be from this side of the house. Holmes: Stay here!
Холмс бегом поднимается по лестнице Леди Кармайкл (за кадром): Нет! Нет! Холмс вбегает в коридор и видит леди Кармайкл, а перед ней лужу крови Леди Кармайкл: Вы обещали уберечь его. Вы обещали! Вы... Холмс уходит по коридору по следам крови и потом находит заколотого сэра Юстаса	Lady Carmichael: You promised to keep him safe. You promised! You... You promised!
Первый этаж Ватсон: Я знаю, вы живой человек. Должны быть. Ватсон (зажигает свечу): Не вижу толку стоять здесь в темноте. В конце концов, сейчас 19-й век.	Watson: You’re human, I know that. You must be. Watson: Little use, us standing here in the dark. After all, this is the nineteenth century.
Ватсон идет со свечей вперед, потом оборачивается и видит у себя за спиной Невесту Невеста: Ты не забудешь... Нет, не забудешь... Ватсон хочет поднять ее вуаль, но слышит крик и бежит	Bride: Do not forget me. Do not forget me.
Холмс и Ватсон сталкиваются спинами Холмс: Осторожней! Ватсон: Она там! Она внизу! Холмс: Вы что, оставили свой пост?! Ватсон: Что? Холмс, она там, я видел ее! Они возвращаются к разбитому окну, но там никого нет Холмс: Пусто, благодаря вам! Наша птичка упорхнула! Ватсон: Нет! Нет, Холмс, вы не понимаете! Я видел ее — призрак. Холмс: Призраков не существует! Ватсон: Что произошло? Где сэр Юстас? Холмс: Мертв.	Holmes: Watson! Watson: She’s there! She’s down there! Holmes: Don’t tell me you abandoned your post. Watson: What? Holmes, she’s there! I saw her! Holmes: Empty, thanks to you! Our bird is flown. Watson: No! No, Holmes, it wasn’t what you think. I saw her – the ghost. Holmes: THERE ARE NO GHOSTS! Watson: What happened? Where is Sir Eustace? Holmes: Dead.
Полиция в доме Кармайклов Лестрейд: Вам не стоит во всем винить себя. Холмс: Да, вы правы. Ватсон: Слава богу, опомнились. Холмс: Ватсон виноват не меньше. Мы оба умудрились загубить это дело. Я обещал уберечь человека — и вот он лежит там с кинжалом в груди. Ватсон: Ему-то вы обещали расследовать его убийство. Холмс: Будучи в полной уверенности, что не придется! Лестрейд: Что вы можете сказать, доктор? Ватсон: Ну, удар был нанесен с большой силой. Лестрейд: То есть мужчиной. Ватсон: Возможно. Лестрейд: Но при том, что лезвие острое как бритва, это могла быть и женщина. Ватсон: Теоретически — да, но мы знаем, кто это сделал. Я видел ее! Холмс: Ватсон. Ватсон: Я видел призрак своими глазами! Холмс: Вы видели то, что вам полагалось увидеть. Ватсон: Не вы ли говорили, что у меня нет воображения? Холмс: Но ум-то какой-то есть? Так исключите невозможное — то есть призрак. И в остатке у вас будет ответ настолько ослепительно очевидный, что даже до Лестрейда дошло. Лестрейд: Спасибо. Холмс: Забудьте о призраках с того света. Есть лишь один подозреваемый с мотивом и возможностями. Он разве что записку не оставил. Лестрейд: В общем-то, оставил. Холмс: Не говоря уж об истории с другим разбитым окном. Лестрейд: Что еще за другое окно? Холмс: Именно! Его нет. Разбито лишь одно окно в доме — то, через которое мы влезли. Хотя перед этим мы отчетливо слышали... Что вы сказали? Лестрейд: Простите? Холмс: О записке. Что вы сказали? Лестрейд: Что убийца оставил записку. Холмс: Что за ерунда? Лестрейд: Прикрепил к кинжалу, вы должны были ее заметить. Холмс: Нет там ничего. Лестрейд: Есть! Холмс: Когда я нашел тело, записки не было. Холмс смотрит на записку и молча встает Ватсон: Холмс? В чем дело? Холмс молча уходит, Ватсон присаживается около трупа и переворачивает записку Записка: "СКУЧАЛИ ПО МНЕ?"	Lestrade: You really mustn’t blame yourself, you know. Holmes: No, you’re quite right. Watson: I’m glad you’re seeing sense. Holmes: Watson is equally culpable. Between us, we’ve managed to botch this whole case. I gave an undertaking to protect that man; now he’s lying there with a dagger in his breast. Watson: In fact, you gave an undertaking to investigate his murder. Holmes: In the confident expectation I would not have to. Lestrade: Anything you can tell us, Doctor? Watson: Well, he’s been stabbed with considerable force. Lestrade: It’s a man, then. Watson: Possibly. Lestrade: A very keen blade, so it could conceivably have been a woman. Watson: In theory, yes, but we know who it was. I saw her. Holmes: Watson. Watson: I saw the ghost with my own eyes. Holmes: You saw nothing. You saw what you were supposed to see. Watson: You said yourself: I have no imagination. Holmes: Then use your brain, such as it is, to eliminate the impossible – which in this case is the ghost – and observe what remains – which in this case is a solution so blindingly obvious, even Lestrade could work it out. Lestrade: Thank you. Holmes: Forget spectres from the otherworld. There is only one suspect with motive and opportunity. They might as well have left a note. Lestrade: They did leave a note. Holmes: And then there’s the matter of the other broken window. Lestrade: What other broken window? Holmes: Precisely. There isn’t one. The only broken window in this establishment is the one that Watson and I entered through, yet prior to that we distinctly the sound of... What did you just say? Lestrade: Sorry? Holmes: About a note. What did you just say? Lestrade: I said the murderer did leave a note. Holmes: No they didn’t. Lestrade: There’s a message tied to the dagger. You must have seen it! Holmes: There’s no message. Lestrade: Yes! Holmes: There was no message when I found the body. Watson: Holmes? What is it? MISS ME?
Перевод Первого канала	Использован транскрипт Ariane DeVere http://arianedevere.livejournal.com/81144.html

@темы: Sherlock, транскриптопереводы, спешел / special ep (Шерлок)

---

"Безобразная невеста" - 2 часть (перевод Первого канала и транскрипт)

"Безобразная невеста" - 2 часть

БЕЗОБРАЗНАЯ НЕВЕСТА	THE ABOMINABLE BRIDE
В морге Холмс (при виде прикованного к столу трупа): Можно спросить, какой идиот это сделал?! Андерсон: Это для общей безопасности. Ватсон: Она мертва. У нее всего полголовы осталось. Она не может быть угрозой! Андерсон: Скажите это ее мужу. Вон он лежит под простыней. Холмс: Чтобы ни произошло вчера ночью, труп этой женщины тут точно ни при чем. Андерсон: Случались вещи и более странные. Холмс: Конкретней! Андерсон: Ну... разные вещи. Ватсон: Вы рассуждаете как ребенок. Холмс: Мне тут нужен мужчина. Где он? Хупер: Холмс. Холмс: Хупер. Хупер (Андерсону): Ты, займись делом. (Холмсу) Ну что, пришли удивить нас своими магическими трюками? Холмс: Есть что-нибудь достойное моего внимания? Хупер: Ничего, мистер Холмс. Можете уйти, когда пожелаете. Лестрейд: Доктор Хупер, мистер Холмс здесь по моей просьбе. Оказывайте содействие. Это приказ. Хупер: Есть две "любопытные детали", как вы всегда говорите у доктора Ватсона в рассказах. Холмс: Я так не говорю. Ватсон: Говорите. И довольно часто. Хупер: Прежде всего это определенно Эмилия Риколетти. Ее однозначно опознали. Нет сомнений, это она. Ватсон: Тогда кто был в Лайм-хаусе вчера ночью? Хупер: И там была Эмилия Риколетти. Ватсон: Не может быть. Она была мертва, она была здесь. Хупер: Ее опознал собственный муж за несколько секунд до своей смерти. Ему не было смысла лгать и вряд ли он ошибся. Лестрейд: Кэбмен ее тоже знал. Сомнений нет. Ватсон: Но она не могла быть в двух местах одновременно, верно? Холмс: Нет, Ватсон. Есть лишь одно место для недавно почивших. Ватсон: Холмс, а что, если это близнецы? Холмс: Нет. Ватсон: Почему? Холмс: Потому что это не близнецы. Лестрейд: Эмилия не близнец, у нее вообще нет сестер. Был старший брат, который умер четыре года назад. Ватсон: М-м-м.. Может, тайный близнец? Холмс: Что? Ватсон: Тайный близнец. Близнец, о котором никто не знает. Все это могло быть спланировано. Холмс: Да, с момента появления на свет. Как предусмотрительно с ее стороны. Нет у нее близнеца, Ватсон. Ватсон: Есть версия лучше? Холмс: Достовернее. (Лестрейду) В чем проблема? Лестрейд: Н-не понял. О чем вы? Холмс: О вашей панике. Я так пока и не увидел причин нападать на мой графин и допустить арест этой мертвой женщины. Хупер: А. Тогда ко второй любопытной детали. Ватсон: Палец испачкан в крови. Ну, для этого может быть много причин. Хупер: Согласен, вот только одно: вчера он был чист. Лестрейд: А здесь не было вот этого. Надпись на стене: ТЫ Невеста: Ты! Ты? Ты?! Ватсон: Холмс! Холмс: Ствол во рту. Пуля прошла через мозг. Напрочь снесена половина головы. Как он сумел выжить? Ватсон: В смысле, она. Холмс: Что, прости? Ватсон: Не он — она. Холмс: Да-да, разумеется. Холмс: Что же, благодарю всех за увлекательное дело. Я пришлю телеграмму, когда раскрою его. (зовет) Ватсон! Холмс уходит Ватсон: Конечно, причина смерти — огнестрельная рана, но у нее была чахотка. Есть явные признаки. Стоит упомянуть в отчете. Нам важна любая информация. Хупер: О, какой он теперь наблюдательный, когда папочка ушел! Ватсон: Я порой столь же наблюдателен, насколько Холмс слеп в некоторых вещах. Хупер: Правда? Ватсон: Да. Правда. Поразительно, на что люди идут, чтобы преуспеть в мире мужчин. Ватсон уходит Андерсон: К чему это он? Хупер: Иди займись работой.	Holmes: Please tell me which idiot did this! Anderson: It’s for everyone’s safety. Watson: This woman is dead. Half her head is missing! She’s not a threat to anyone! Anderson: Tell that to her husband. He’s under a sheet over there. Holmes: Whatever happened in Limehouse last night, I think we can safely assume it wasn’t the work of a dead woman. Anderson: Stranger things have happened. Holmes: Such as? Anderson: Well... strange things. Watson: You’re speaking like a child. Holmes: This is clearly a man’s work. Where is he? Hooper: Holmes. Holmes: Hooper. Hooper: You – back to work. So, come to astonish us with your magic tricks, I suppose. Holmes: Is there anything to which you would like to draw my attention? Hooper: Nothing at all, Mr. Holmes. You may leave any time you like. Lestrade: Doctor Hooper, I asked Mr. Holmes to come here. Co-operate. That’s an order. Hooper: There are two ‘features of interest,’ as you are always saying in Doctor Watson’s stories. Holmes: I never say that. Watson: You do, actually, quite a lot. Hooper: First of all, this is definitely Emelia Ricoletti. She has been categorically identified. Beyond a doubt it is her. Watson: Then who was that in Limehouse last night? Hooper: That was also Emelia Ricoletti. Watson: It can’t have been. She was dead. She was here. Hooper: She was positively identified by her own husband seconds before he died. He had no reason to lie. He could hardly be mistaken. Lestrade: The cabbie knew her too. There’s no question it’s her. Watson: But she can’t have been in two places at the same time, can she? Holmes: No, Watson. One place is strictly the limit for the recently deceased. Watson: Holmes, could it have been twins? Holmes: No. Watson: Why not? Holmes: Because it’s never twins. Lestrade: Emelia was not a twin, nor did she have any sisters. She had one older brother who died four years ago. Watson: Maybe it was a secret twin. Holmes: A what? Watson: A secret twin? Hmm? You know? A twin that nobody knows about? This whole thing could have been planned. Holmes: Since the moment of conception? How breathtakingly prescient of her! It is never twins, Watson. Watson: Then what’s your theory? Holmes: More to the point, what’s your problem? Lestrade: I-I don’t understand. What... Holmes: Why were you so frightened? Nothing so far has justified your assault on my decanter, and why have you allowed a dead woman to be placed under arrest? Hooper: Ah. That would be the other feature of interest. Watson: Ah. A smear of blood on her finger. That could have happened any number of ways. Hooper: Indeed. There’s one other thing. It wasn’t there earlier. Lestrade: And neither was that. YOU Bride: You! You? You?! Watson: Holmes! Holmes: Gun in the mouth; a bullet through the brain; back of the head blown clean off. How could he survive? Watson: She, you mean. Holmes: I’m sorry? Watson: Not “he,” “she.” Holmes: Yes, yes, of course. Holmes: Well, thank you all for a fascinating case. I’ll send you a telegram when I’ve solved it. Watson? Watson: Er, the gunshot wound was obviously the cause of death, but there are clear indicators of consumption. Might be worth a post mortem. We need all the information we can get. Hooper: Oh, isn’t he observant now that Daddy’s gone? Watson: I am observant in some ways, just as Holmes is quite blind in others. Hooper: Really? Watson: Yes. Really. Amazing what one has to do to get ahead in a man’s world. Anderson: What’s he saying that for? Hooper: Get back to work.
В кэбе Ватсон: Итак, Холмс, у вас несомненно уже есть версия. Холмс: Пока нет. Это глубокие воды, Ватсон, глубокие воды. Я лишь приступил к погружению.	Watson: Well, Holmes? Surely you must have some theory. Holmes: Not yet. These are deep waters, Watson. Deep waters. And I shall have to go deeper still.
Ватсон: "Лишь несколько месяцев спустя мы вновь наткнулись на зацепки в этом странном деле. Это произошло при весьма неожиданных обстоятельствах".	Watson: It was not for several months that we were to pick up the threads of this strange case again; and then under very unexpected circumstances.
В 221Б Лестрейд: Уже пятеро убитых, и везде одинаковая картина. Холмс: Тише, пожалуйста. Это дело сугубой важности. Лестрейд: Какое? Холмс: Наклонение эклиптики. Я должен разобраться. Лестрейд: А что это? Холмс: Не знаю. Как раз хочу это выяснить. Лестрейд: Я думал, вы все знаете. Холмс: Это непростительная трата памяти. Я выбираю. Лестрейд: А что в этом важного? Холмс: А что важного в пяти скучных убийствах? Лестрейд: Пятеро мужчин мертвы! Это скучно?! Убиты в собственных домах, рис на полу, как на свадьбе, и слово "ты", написанное на стене кровью. Это она! Это невеста! Каким-то образом она опять воскресла. Холмс: Тут все ясно. Лестрейд: Только не говорите, что... Холмс: Конечно, тут все ясно и предельно просто. История миссис Риколетти — таинственной убийцы с того света — широко освещалось в прессе. Теперь люди маскируют бытовые убийства под дело рук призрака, чтобы сбить с толку безнадежно тупой Скотланд-Ярд. Ваше дело раскрыто. Зайдите к миссис Хадсон, когда будете уходить. Она любит быть в курсе. Лестрейд: Вы уверены? Холмс: Абсолютно. Все, идите. (зовет) Ватсон! Я готов. Собирайтесь, у нас важная встреча. Лестрейд: Разве доктор Ватсон не съехал пару месяцев назад? Холмс: Действительно. С кем же я разговаривал все это время? Лестрейд: От имени всех безнадежных тупиц из Скотланд-Ярда я заявляю, что это кресло точно пустое. Холмс: В самом деле. Хотя работает исправно. Я даже решил, что он поумнел.	Lestrade: Five of them now, all the same, every one of ’em. Holmes: Hush, please. This is a matter of supreme importance. Lestrade: What is? Holmes: The obliquity of the ecliptic. I have to understand it. Lestrade: What is it? Holmes: I don’t know. I’m still trying to understand it. Lestrade: I thought you understood everything. Holmes: Of course not. That would be an appalling waste of brain space. I specialise. Lestrade: Then what’s so important about this? Holmes: What’s so important about five boring murders? Lestrade: They’re not boring! Five men dead! Murdered in their own homes; rice on the floor, like at a wedding; and the word “YOU” written in blood on the wall! Uh, it’s-it’s her! It’s-it’s the Bride. Somehow she’s risen again! Holmes: Solved it. Lestrade: You can’t have solved it! Holmes: Of course I’ve solved it. It’s perfectly simple. The Incident of the Mysterious Mrs. Ricoletti, the Killer from Beyond the Grave, has been widely reported in the popular press. Now people are disguising their own dull little murders as the work of a ghost to confuse the impossibly imbecilic Scotland Yard. There you are: solved. Pay Mrs. Hudson a visit on your way out. She likes to feel involved. Lestrade: You sure? Holmes: Certainly. Go away. Watson! I’m ready. Get your hat and boots. We have an important appointment. Lestrade: Didn’t Doctor Watson move out a few months ago? Holmes: He did, didn’t he? Who have I been talking to all this time? Lestrade: Well, speaking on behalf of the impossibly imbecilic Scotland Yard, that chair is definitely empty. Holmes: It is, isn’t it? Works surprisingly well, though. I actually thought he was improving.
Дом Ватсонов. Ватсон ждет завтрака, не дожидается и звонит в колокольчик. Никто не выходит и он звонит еще раз. Наконец прибегает служанка. Ватсон: А! Ну и где вы были? Служанка: Простите, сэр. Я немного опоздала. Ватсон: Вы что, не можете яйцо сварить? В камине огонь не горит, везде пыль; и вы испортили мои ботинки, когда соскребали с них грязь. Если бы прислуга не была в ведении моей жены, я бы с вами поговорил. Где моя жена? Служанка: Вы уж извините, сэр, но мадам уехала. Ватсон: Уехала? С самого утра? Служанка: Да, сэр. Вы разве не знали, сэр? Ватсон: Куда уехала? Совсем дома не бывает. Служанка: Ну так же, как и вы... сэр. Ватсон: Не понял. Служанка: Просто наблюдаю, сэр. Ватсон: Думаю, это не входит в ваши обязанности. Служанка: Простите. Я к тому, что вы стали бывать дома редко вместе, сэр. Ватсон: Вот что, вы подошли к опасной черте. Я поговорю с женой, чтобы она поговорила с вами. Служанка: Хорошо, сэр. А вы ее скоро увидите? Ватсон: Ну вот что!... Служанка: Ой, надо же, чуть не забыла отдать вам телеграмму. Ватсон: Вы забыли?! Служанка: Нет, чуть не забыла. Ватсон: Что вы делали все утро? Служанка: Читала ваш новый рассказ, сэр. Ватсон: И вам понравилось? Служанка: Почему вы меня совсем не упоминаете? Ватсон: Все, идите! Телеграмма: Д-РУ ДЖОНУ ВАТСОНУ ПРИЕЗЖАЙТЕ СРОЧНО, ЕСЛИ УДОБНО. ЕСЛИ НЕУДОБНО, ВСЕ РАВНО ПРИЕЗЖАЙТЕ. ХОЛМС	Watson: Ah. Where have you been? Jane: Sorry, sir. I’m rather behind my time this morning. Watson: Are you incapable of boiling an egg? The fires are rarely lit; there is dust everywhere; and you almost destroyed my boots scraping the mud off them. If it wasn’t my wife’s business to deal with the staff, I would talk to you myself. Where is my wife? Jane: Begging your pardon, sir, but the mistress has gone out. Watson: Out? At this hour of the morning? Jane: Yes, sir. Did you not know that, sir? Watson: Where did she go? She’s always out these days. Jane: Not unlike yourself.... sir. Watson: I’m sorry? Jane: Just observing, sir. Watson: Well, that’s quite enough. Nobody asked you to be observant. Jane: Sorry, sir. I just meant you’re hardly ever home together any more, sir. Watson: You are dangerously close to impertinence. I shall have a word with my wife to have a word with you. Jane: Very good, sir. And when will you be seeing her? Watson: Now listen... Jane: Ooh, I nearly forgot, sir. Er, a telegram came for you. Watson: You forgot?! Jane: No, I nearly forgot. Watson: What have you been doing all morning? Jane: Reading your new one in The Strand, sir. Watson: Did you enjoy it? Jane: Why do you never mention me, sir? Watson: Go away. DR. JOHN WATSON COME AT ONCE IF CONVENIENT. IF INCONVENIENT, COME ALL THE SAME. HOLMES
В кэбе Ватсон: Наклонение чего? Холмс: Наклонение эклиптики. Ватсон: Вы сказали "срочно". Я думал, что-то важное. Холмс: Так и есть. Это наклонение земного экватора по отношению к положению Солнца в небесной сфере. Ватсон: Вы это вызубрили? Холмс: Зачем мне это? Ватсон: Чтобы выглядеть умным. Холмс: Я умный. Ватсон: О, ясно. Холмс: Ясно что? Ватсон: Я делаю вывод, что мы едем к человеку, который умнее вас. Холмс: Закройте рот.	Watson: The what of the what? Holmes: The obliquity of the ecliptic. Watson: “Come at once,” you said. I assumed it was important. Holmes: It is. It’s the inclination of the Earth’s equator to the path of the sun on the celestial plane. Watson: Have you been swotting up? Holmes: Why would I do that? Watson: To sound clever. Holmes: I am clever. Watson: Oh, I see. Holmes: You see what? Watson: I deduce we’re on our way to see someone cleverer than you. Holmes: Shut up.
Клуб "Диоген" КЛУБ "ДИОГЕН" — АБСОЛЮТНАЯ ТИШИНА Общение жестами: Холмс: Доброе утро, Уайлдер. Мой брат здесь? Уайлдер: Конечно, сэр. Время завтрака. Холмс: В комнате для посетителей? Уайлдер: Да, сэр. Холмс: Этот джентльмен мой гость. Уайлдер (Ватсону): О, да! Доктор Ватсон, конечно. Мне понравился "Голубой карбункул", сэр. Ватсон: Спасибо. Я... рад, что... Вам... понравилось. Вы очень... уродливы. Уайлдер: Прошу прощения? Ватсон: Уродливы. То, что вы сказали о "Голубом торговце рыбой". Очень уродливо. Я рад, что вам понравилась моя картошка. Холмс: Да уж. Пока не очень, Ватсон. Больше похоже на занятия танцами. Ватсон (вслух Холмсу) : Простите, что? А...	THE DIOGENES CLUB — ABSOLUTE SILENCE. Holmes: Good morning, Wilder. Is my brother in? Wilder: Naturally sir. It’s breakfast time. Holmes: The Stranger’s Room? Wilder: Yes, sir. Holmes: This gentleman is my guest. Wilder: Ah Yes! Dr Watson, of course. Enjoyed ‘The Blue Carbuncle’, sir. Watson: Thank you. I...am...glad...you...liked it. You are very...ugly. Wilder: I beg your pardon? Watson: Ugly. What you said about ‘The Blue Fishmonger’. Very ugly... I am glad you liked my potato. Holmes: Yes. Needs work, Watson. Too much time spent on dancing lessons. Watson: Sorry, what? Oh.
Кабинет Майкрофта Майкрофт: Для того, чья цель постичь человечество, здесь лучшее место. Холмс: Да, тем более что твоя необъятная задница приросла к нему. Доброе утро, брат. Майкрофт: Шерлок! Доктор Ватсон! Ватсон: Выглядите... неплохо. Майкрофт: Да? А я думал, грандиозно выгляжу. Ватсон: Ну, раз уж вы об этом заговорили, должен предупредить, что такой уровень потребления крайне вредит здоровью. Ваше сердце... Холмс: Об этом не волнуйтесь, Ватсон. Ватсон: Нет? Холмс: Там, где должен располагаться этот орган — вакуум. Майкрофт: Семейная черта. Холмс: О, не воспринимай это как критику. Ватсон: При таком питании, сэр, я даю вам лет пять, не больше. Майкрофт: Пять? Мы думали, три. Верно, Шерлок? Холмс: Я склоняюсь к четырем. Майкрофт: Ты, как всегда, видишь, но не делаешь выводов. Обрати внимание на жировые отложения по краям роговицы. Холмс: Ты прав. Я меняю условия пари. Три года 2 месяца 5 дней. Ватсон: Э-э.. пари? Холмс: Я понимаю ваше недовольство, Вастон. Но ради выигрыша он вполне способен умереть раньше. Майкрофт: Согласись, игра — это риск. Ватсон: Предмет игры — ваша жизнь? Майкрофт: Почему нет? Это намного увлекательнее, чем жизнь других. Холмс: Три года ровно, если съешь этот пудинг. Майкрофт: По рукам! Майкрофт: Я ждал твоего визита пару дней назад в связи с делом в Мэнор-хаусе. Думал, оно поставит тебя в тупик. Холмс: Нет, я разобрался. Майкрофт: Это, конечно, был Адамс. Холмс: Именно, Адамс. Майкрофт: Смертельная зависть. Он написал доклад для астрономического общества о наклонении эклиптики, а потом прочел другой, который был лучше, чем его. Холмс: Знаю. Я читал. Майкрофт: Ты понял? Холмс: Разумеется, понял. Там все элементарно. Майкрофт: Нет, ты понял, что такое смертельная зависть? Это нелегко для великого ума — допустить чье-то превосходство. Холмс: Ты позвал меня сюда для того, чтобы унизить? Майкрофт: Да. Майкрофт: Хе-хе, конечно, нет, но это такое удовольствие... Холмс: Тогда будь так добр, объясни, для чего... Майкрофт: Нашей жизни угрожает невидимый враг. Он ежедневно находится с нами рядом. Эти враги повсюду, невычисляемые и непреклонные. Ватсон: Социалисты? Майкрофт: О нет, не социалисты, доктор. Ватсон: Анархисты? Майкрофт: Нет. Ватсон: Французы? Суфражистки? Майкрофт: Слушая вас, начинаешь думать, что кругом одни враги. Холмс: Доктор Ватсон излишне бдителен. Дай намек! Майкрофт: Нет, расследуй сам. Это только предположение. Ты должен его подтвердить. Я направляю тебе дело. Ватсон: Шотландцы. Холмс: Шотландцы? Майкрофт: А вам известна новая теория о том, что называют паранойей? Ватсон: О, значит, сербы. Майкрофт: Тебе позвонит женщина, леди Кармайкл. Прошу тебя взять ее дело. Ватсон: Но как мы победим этих врагов, если о них ничего не знаем? Майкрофт: Мы их не победим. Мы им неизбежно проиграем. Ватсон: Почему? Майкрофт: Потому что они правы, а мы нет. Холмс: Дело Леди Кармайкл — в чем его суть? Майкрофт: Будь уверен, там есть любопытные детали. Холмс: Я никогда такого не говорил. Ватсон: Нет, говорили. Холмс: Ты, разумеется, уже нашел ответ. Майкрофт: Только в голове. Ты будешь моими... ногами. Ватсон: Почему вы с нами не поделитесь? Майкрофт: Тогда в чем будет азарт? Берешься, Шерлок? Я обещаю тебе отменное развлечение. Холмс: С одним условием — съешь еще пудинга. Майкрофт: Непременно. Холмс: 2 года 10 месяцев 3 дня. Майкрофт: Ха! Игра набирает силу. Тик-так, тик-так, тик-так... Холмс и Ватсон уходят, Уайлдер вкатывает сервировочный столик с едой. Майкрофт: Спасибо, Уайлдер. Уайлдер: Еще там мистер Мэлос ждет, мистер Холмс. Майкрофт: Ах... Дай мне пять минут, я должен выиграть пари. А еще лучше — пятнадцать. Тик-так...	Mycroft Holmes: To anyone who wishes to study mankind, this is the spot. Holmes: Handy, really, as your ever-expanding backside is permanently glued to it. Good morning, brother mine. Mycroft Holmes: Sherlock. Doctor Watson. Watson: You look... well, sir. Mycroft Holmes: Really? I rather thought I looked enormous. Watson: Well, now you mention it, this level of consumption is incredibly injurious to your health. Your heart... Holmes: No need to worry on that score, Watson. Watson: No? Holmes: There’s only a large cavity where that organ should reside. Mycroft Holmes: It’s a family trait. Holmes: Oh, I wasn’t being critical. Watson: If you continue like this, sir, I give you five years at the most. Mycroft Holmes: Five? We thought three, did we not, Sherlock? Holmes: I’m still inclined to four. Mycroft Holmes: As ever, you see but you do not observe. Note the discolouration in the whites of my eyes, the visible rings of fat around the corneas... Holmes: Yes, you’re right. I’m changing my bet to three years, four months and eleven days. Watson: A bet?! Holmes: I understand your disapproval, Watson, but if he’s feeling competitive it is perfectly within his power to die early. Mycroft Holmes: That’s a risk you’ll have to take. Watson: You’re gambling with your own life? Mycroft Holmes: Why not? It’s so much more exciting than gambling with others’. Holmes: Three years flat if you eat that plum pudding. Mycroft Holmes: Done! Mycroft Holmes: I expected to see you a few days ago about the Manor House case. I thought you might be a little out of your depth there. Holmes: No. I solved it. Mycroft Holmes: It was Adams, of course. Holmes: Yes, it was Adams. Mycroft Holmes: Murderous jealousy. He’d written a paper for the Royal Astronomical Society on the obliquity of the ecliptic, and then read another that seemed to surpass it. Holmes: I know. I read it. Mycroft Holmes: Did you understand it? Holmes: Yes, of course I understood it. It was perfectly simple. Mycroft Holmes: No – did you understand the murderous jealousy? It is no easy thing for a great mind to contemplate a still greater one. Holmes: Did you summon me here just to humiliate me? Mycroft Holmes: Yes. Mycroft Holmes: Of course not, but it is by far the greater pleasure. Holmes: Then would you mind explaining exactly why you did summon... Mycroft Holmes: Our way of life is under threat from an invisible enemy, one that hovers at our elbow on a daily basis. These enemies are everywhere, undetected and unstoppable. Watson: Socialists? Mycroft Holmes: Not socialists, Doctor, no. Watson: Anarchists? Mycroft Holmes: No. Watson: The French? The suffragists? Mycroft Holmes: Is there any large body of people you’re not concerned about? Holmes: Doctor Watson is endlessly vigilant. Elaborate. Mycroft Holmes: No. Investigate. This is a conjecture of mine and I need you to confirm it. I’m sending you a case. Watson: The Scots. Holmes: Scots?! Mycroft Holmes: Are you aware of recent theories concerning what is known as ‘paranoia’? Watson: Ooh, sounds Serbian. Mycroft Holmes: A woman will call on you – Lady Carmichael. I want you to take her case. Watson: But these enemies: how are we to defeat them if you won’t tell us about them? Mycroft Holmes: We don’t defeat them. We must certainly lose to them. Watson: Why? Mycroft Holmes: Because they are right, and we are wrong. Holmes: Lady Carmichael’s case – what is it? Mycroft Holmes: Oh, rest assured, it has features of interest. Holmes: I never really say that. Watson: You really do. Holmes: And you’ve solved it already, I assume? Mycroft Holmes: Only in my head. I need you for the, er... legwork. Watson: Why not just tell us your solution? Mycroft Holmes: Where would be the sport in that? Will you do it, Sherlock? I can promise you a superior distraction. Holmes: On one condition. Have another plum pudding. Mycroft Holmes: There’s one on the way. Holmes: Two years, eleven months and four days. Mycroft Holmes: It’s getting exciting now! Tick tock, tick tock, tick tock. Mycroft Holmes: Thank you, Wilder. Wilder: Also, Mr. Melas to see you, Mr. Holmes. Mycroft Holmes: Ah. Give me five minutes. I have a wager to win. Better make that fifteen. Tick tock.
В 221Б Леди Кармайкл: Мистер Холмс, мне нужен ваш совет. Холмс: Это несложно. Леди Кармайкл: И помощь. Холмс: С этим бывает сложнее. Леди Кармайкл: Кое-что произошло, мистер Холмс. Что-то таинственное и... чудовищное. Холмс: Вам повезло. Леди Кармайкл: Считаете? Холмс: Я занимаюсь именно этим. Звучит заманчиво. Ватсон: Холмс! Холмс: Пожалуйста, поведайте нам без утайки, что вас так расстроило. Леди Кармайкл: Я... Я долго думала, к кому обратиться, а потом вспомнила, что мой муж знаком с вашим братом и тот, возможно, уговорит вас взяться за мое дело. Вот только не уверена, что оно в вашей компетенции, мистер Холмс. Холмс: Что? Леди Кармайкл: Да поможет мне Бог. Я думаю, здесь нужен священник.	Lady Carmichael: Mr. Holmes, I have come here for advice. Holmes: That is easily got. Lady Carmichael: And help. Holmes: Not always so easy. Lady Carmichael: Something has happened, Mr. Holmes – something... unusual and... terrifying. Holmes: Then you are in luck. Lady Carmichael: ‘Luck’? Holmes: Those are my specialisms. This is really very promising. Watson: Holmes... Holmes: Please do tell us what has so distressed you. Lady Carmichael: I – I thought long and hard as to what to do, but then, er, it occurred to me that my husband was an acquaintance of your brother and that, perhaps through him... The fact is, I’m not sure this comes within your purview, Mr. Holmes. Holmes: No? Lady Carmichael: Lord help me, I think it may be a matter for a priest.
Особняк Кармайклов. Семья за завтраком. Сэр Юстас: И чем же грозит тебе сегодняшнее утро, дорогая? Отчаянной атакой на вышивание? Утомительной примеркой у модистки? Леди Кармайкл: Я, полагаю, ты шутишь, Юстас. Сэр Юстас: Ха-ха-ха... Слуга приносит ему письмо Леди Кармайкл: Что это? Юстас? Леди Кармайкл: Дэниел, София, идите к себе. София: Но Mama! Леди Кармайкл: Быстро и без разговоров. Дети уходят Леди Кармайкл (видит, что в конверте зернышки апельсина и смеется): Но, Юстас... Что это значит? Сэр Юстас: Конец. Леди Кармайкл: Что? Сэр Юстас: Смерть — вот что это значит. Сэр Юстас: Пустяки... Это пустяки. Ерунда! Я просто... ошибся. Леди Кармайкл: Дорогой, ты весь побледнел. Сэр Юстас: Ничего не случилось. Леди Кармайкл: Юстас!	Sir Eustace: And what does your morning threaten, my dear? A vigorous round of embroidering? An exhausting appointment at the milliner’s? Lady Carmichael: I hope you are teasing, Eustace. Lady Carmichael: What is it? Eustace? Lady Carmichael: Daniel, Sophie, go out and play. Sophie: But Mama... Lady Carmichael: Do as I tell you. Quickly, now. Lady Carmichael: Eustace! What does this mean? Sir Eustace: Death. Lady Carmichael: What? Sir Eustace: It means death. Sir Eustace: Er, nothing. It’s, er, it’s nothing. I was mistaken. Lady Carmichael: My dear, you’ve gone quite pale. Sir Eustace: It’s nothing. Lady Carmichael: Eustace...
Перевод Первого канала	Использован транскрипт Ariane DeVere http://arianedevere.livejournal.com/81144.html

@темы: Sherlock, транскриптопереводы, спешел / special ep (Шерлок)

---

"Безобразная невеста" - 1 часть (перевод Первого канала и транскрипт)

"Безобразная невеста" - 1 часть

БЕЗОБРАЗНАЯ НЕВЕСТА	THE ABOMINABLE BRIDE
В предыдущих сериях ШЕРЛОКА ХОЛМСА 2010 Шерлок: Имя — Шерлок Холмс, адрес — Бейкер-стрит, 221Б. До вечера! Майк Стамфорд: Да, он такой. Молли: Плохой день был? Майкрофт: Вчера съехались, а сегодня уже преступление вдвоем расследуете? Миссис Хадсон: Надо же, как обрадовался! О приличиях забыл. Шерлок: Кого они волнуют? В игру, миссис Хадсон, в игру! Шерлок: Не превращай людей в героев, Джон. Героев нет. А будь они — я из другой оперы. Мориарти: Я тебе сердце выжгу. 2012 Джон: Ну вот, кое-что нашел. Джон: Штаны на тебе есть? Шерлок: Нет. Джон: Ясно. Ирен: Хочу, чтобы вы запомнили меня той единственной дамой, что вас победила. Шерлок: Нет никакого монстра. Шерлок: Шерлок! Мориарти: Вот мы и встретились. Шерлок: Прощай, Джон. Джон: Шерлок! 2014 Шерлок: Эта дрянь вас погубит. Лестрейд: Ну ты паршивец! Шерлок: Вечная охота за преступниками, бурлящая в жилах кровь и мы с тобой вдвоем против всего мира. Джон: Постой! Нам нужно действовать слаженно. Джон: Я просил тебя о чуде, чтобы ты был живым. Шерлок: Я слышал. Джон: Ты любишь не пазлы и не ребусы решать, ты любишь актерствовать. Там сидит человек, который вот-вот умрет. Вступай в игру, раскрой дело! Шерлок: Он — Наполеон шантажа. Магнуссен: На этот раз у вас нет шансов стать героем, мистер Холмс. Шерлок: Я высокофункциональный социопат. Майкрофт: Нет тюрьмы, куда бы мы могли поместить Шерлока, не рискуя вызвать ежедневные беспорядки. Впрочем, есть альтернатива, но она требует вашего одобрения. Шерлок: Что ж, до лучших времен, Джон. Мориарти: Скучали по мне? Скучали по мне? Леди Смолвуд: Как такое может быть? Майкрофт: Как тебе в изгнании? Шерлок: Я отсутствую 4 минуты. Майкрофт: Надеюсь, ты усвоил урок? Шерлок: И кому я нужен теперь? Мориарти: Скучали по мне? Майкрофт: Англии.	So far on Sherlock 2010 Sherlock: The name’s Sherlock Holmes and the address is 221B Baker Street. Afternoon! Mike Stamford: Yeah. He’s always like that. Molly: Bad day, was it? Mycroft: Since yesterday you’ve moved in with him and now you’re solving crimes together. Mrs. Hudson: Look at you, all happy. It’s not decent. Sherlock: Who cares about decent? The game, Mrs. Hudson, is on! Sherlock: Don’t make people into heroes, John. Heroes don’t exist and if they did, I wouldn’t be one of them. Jim: I’ll burn the heart out of you. 2012 John: Right, this should do it. John: Are you wearing any pants? Sherlock: No. John: Okay. Irene: This is how I want you to remember me: the woman who beat you. Sherlock: But there never was any monster. John: Sherlock? Jim: Here we are at last. Sherlock: Goodbye, John. John: SHERLOCK! 2014 Sherlock: Those things will kill you. Lestrade: Ooh, you bastard! Sherlock: The thrill of the chase, the blood pumping through your veins... just the two of us against the rest of the world. John: Wait! We’re going to need to co-ordinate. John: I asked you for one more miracle. I asked you to stop being dead. Sherlock: I heard you. John: Shut up. You are not a puzzle solver; you never have been. You’re a drama queen. Now there is a man in there about to die... “The game is on.” Solve it! Sherlock: He is the Napoleon of blackmail. Magnussen: No chance for you to be a hero this time, Mr. Holmes. Sherlock: I’m a high-functioning sociopath. Mycroft: There is no prison in which we could incarcerate Sherlock without causing a riot on a daily basis. The alternative, however, would require your approval. Sherlock: To the very best of times, John. Jim’s Voice: Did you miss me? Did you miss me? Lady Smallwood: How is this possible? Mycroft: How’s the exile going? Sherlock: I’ve only been gone four minutes. Mycroft: Well, I certainly hope you’ve learned your lesson. Sherlock: Who needs me this time? Jim: Miss me? Mycroft: England.
Поочередно 2014 > 1884	Alternatively 2014 > 1884
1884 год, Ватсон мечется в постели, ему снится/вспоминается война Ватсон (за кадром): "Вторая Афганская война многим принесла почести и звания. Но на мою долю не досталось ничего, кроме неудач и разочарований". Ватсон получает пулю на поле боя Солдат: Держитесь, капитан! Солдат: Вперед!	Watson: The second Afghan War brought honours and promotion to many but for me it meant nothing but misfortune and disaster. Soldier: You all right, Captain?
Лондон, Ватсон шагает по улице Ватсон: "Я вернулся в Англию. Здоровье мое было безнадежно подорвано и будущее представлялось туманным. Учитывая те обстоятельства, я устремился в Лондон, в эту человеческую клоаку, куда неизбежно стекаются бездельники со всей империи". Стамфорд: Ватсон! Стамфорд. Помните? Мы вместе учились в Бартсе. Ватсон: Да, помню. Как же. Стамфорд. Стамфорд: Что-то вид у вас не очень. Где вы были? Исхудали как щепка.	Watson: I returned to England with my health irretrievably ruined and my future bleak. Under such circumstances, I naturally gravitated to London, that great cesspool into which all the loungers and idlers of the Empire are drained. Stamford: Watson! Stamford. Remember? We were at Bart’s together. Watson: Yes, of course. Stamford. Stamford: Good Lord! Where have you been? You’re as thin as a rake!
"Критерион" Ватсон: Я все же вернулся. Не всем так повезло. Стамфорд: И какие планы? Ватсон: Ну, пока жилье подыскиваю. Что-нибудь недорогое и приличное. Это непросто. Стамфорд: Забавно. Вы второй человек, от которого я сегодня это слышу. Ватсон: М? А кто первый?	Watson: I made it home. Many weren’t so lucky. Stamford: So what now? Watson: Hmm? I need a place to live. Somewhere decent, and an affordable price. It’s not easy. Stamford: You know, you’re the second person to say that to me today. Watson: Hmm? Who was the first?
Морг Ватсон: Боже правый! Стамфорд: Это эксперимент, как я полагаю — колотить по трупу, чтобы проверить, могут ли синяки появиться уже после смерти. Ватсон: И в этом есть польза для медиков? Стамфорд: Не уверен. Ватсон: Сомнительно. Так что? Где этот ваш знакомый? Стамфорд: Прошу прощения! Ватсон: Надеюсь, мы вам не очень помешали. Холмс: Вы были в Афганистане, по всей вероятности. Стамфорд: Доктор Ватсон, мистер Шерлок... Холмс кидает трость Ватсону Холмс: Отличные рефлексы. Вы подойдете. Ватсон: Что, простите? Холмс: Я присмотрел жилье возле Риджентс-парка. Вдвоем мы осилим. Ватсон: Разве кто-то говорил про жилье? Холмс: Я упомянул Стамфорду утром, что ищу компаньона, и вот после ланча он приводит мужчину с военной выправкой, загаром и недавним увечьем, что наводит на мысль о войне в Афганистане и о досрочной демобилизации. Вывод напрашивается сам собой. Мы обсудим детали завтра вечером, а теперь простите, я спешу в Уондсворт на повешение. Не хочу, чтобы начали без меня. Ватсон: Повешение? Холмс: Чисто профессиональный интерес. К тому же я играю на скрипке и курю трубку. Вас это не смущает? Ватсон: Нет, но... Холмс: Мне нравится ваша привычка не заканчивать фразы. Мы отлично поладим. Итак, завтра вечером в семь часов. О и еще. Имя — Шерлок Холмс, адрес — дом 221Б, Бейкер-стрит. Стамфорд: Да, он всегда был таким.	Watson: Good Lord! Stamford: It’s an experiment, apparently. Beating corpses to establish how long after death bruising is still possible. Watson: Is there a medical point to that? Stamford: Not sure. Watson: Neither am I. So, where’s this friend of yours, then? Stamford: Excuse me! Watson: I do hope we’re not interrupting. Holmes: You’ve been in Afghanistan, I perceive. Stamford: Doctor Watson, Mr. Sherlock... Holmes: Excellent reflexes. You’ll do. Watson: I’m sorry? Holmes: I have my eye on a suite of rooms near Regent’s Park. Between us we could afford them. Watson: Rooms? Who said anything about rooms? Holmes: I did. I mentioned to Stamford this morning I was in need of a fellow lodger. Now he appears after lunch in the company of a man of military aspect with a tan and recent injury, both suggestive of the campaign in Afghanistan and an enforced departure from it. The conclusion seemed inescapable. We’ll finalise the details tomorrow evening. Now if you’ll excuse me, I have a hanging in Wandsworth and I’d hate them to start without me. Watson: A hanging? Holmes: I take a professional interest. I also play the violin and smoke a pipe. I presume that’s not a problem? Watson: Er, no, well... Holmes: And you’re clearly acclimatised to never getting to the end of a sentence. We’ll get along splendidly. Tomorrow evening, seven o’clock, then. Oh, and the name is Sherlock Holmes and the address is two hundred and twenty-one B Baker Street. Stamford: Yes. He’s always been like that.
Заставка
Лондон, 1895 год Газетчик: Покупайте газеты! Покупайте газеты! Газеты! Покупайте газеты! Ватсон (из кэба): Дружище, как там "Голубой карбункул"? Газетчик: В момент расхватывают, доктор Ватсон. Ждать в следующем месяце хорошего убийства? Ватсон: Замолвлю словечко в преступных кругах. Газетчик: Если не трудно, сэр. Газетчик: Это он с вами? Я угадал? Ватсон: Нет. Нет-нет, не он. Доброго дня. Газетчик: Счастливого Рождества, мистер Холмс!	News Vendor: Papers! Papers! Papers! Papers! Watson (to the cabbie): Here. (to the news vendor) How’s “The Blue Carbuncle” doing? News Vendor: Very popular, Doctor Watson. Is there gonna be a proper murder next time? Watson: I’ll have a word with the criminal classes. News Vendor: If you wouldn’t mind. News Vendor: Is that ’im? Is ’e in there? Watson: No. No, no, not at all. Ah, good day to you. Cabbie: Walk on. News Vendor: Merry Christmas, Mr. Holmes!
Бейкер-стрит Миссис Хадсон: Мистер Холмс, жаль, вы не сообщили заранее, что вернетесь сегодня домой. Холмс: Я сам этого не знал, миссис Хадсон. Возникли проблемы с расчлененными сквайрами. Они чертовски не предсказуемы. Билли (Ватсону): Что у вас там? Ватсон: Не важно. Холмс (кэбмену): Благодарю. Билли: Поймали убийцу, мистер Холмс? Холмс: Поймал, но не хватает деталей для доказательств. Назовем это ничьей. (заходит в дом) Миссис Хадсон: Вы напечатали еще один рассказ, доктор Ватсон? Ватсон: Да. Вам понравилось? Миссис Хадсон: Нет. (заходит в дом) Ватсон: А... (заходит последним и закрывает за собой дверь) Миссис Хадсон: Как и другие, кстати. Ватсон: Почему? Миссис Хадсон: Я там никогда ничего не говорю. Только и делаю, что провожаю людей наверх и подаю вам завтрак. Ватсон: Ну, в рамках повествования это, грубо говоря, ваша функция. Миссис Хадсон: Моя что?.. Холмс: Вы не исключение. Там, где про собаку, меня почти нет. Ватсон: Про собаку? Миссис Хадсон: Я ваша домохозяйка, а не какая-нибудь деталь сюжета. Ватсон: Вы о собаке Баскервилей? Миссис Хадсон: И комнаты там такие обшарпанные, невзрачные! Ватсон: Это вина художника. Он неуправляем. Пришлось отрастить усы, чтобы люди меня узнавали.	Mrs. Hudson: Mr. Holmes, I do wish you’d let me know when you’re planning to come home. Holmes: I hardly knew myself, Mrs. Hudson. That’s the trouble with dismembered country squires – they’re notoriously difficult to schedule. Billy (to Watson): What’s in there? Watson: Never mind. Holmes (to the cabbie): Thank you. Billy: Did you catch a murderer, Mr. Holmes? Holmes: Caught the murderer; still looking for the legs. Think we’ll call it a draw. Mrs. Hudson: And I notice you’ve published another of your stories, Doctor Watson. Watson: Yes. Did you enjoy it? Mrs. Hudson: No. Watson: Oh? Mrs. Hudson: I never enjoy them. Watson: Why not? Mrs. Hudson: Well, I never say anything, do I? According to you, I just show people up the stairs and serve you breakfasts. Watson: Well, within the narrative, that is – broadly speaking – your function. Mrs. Hudson: My what?! Holmes: Don’t feel singled out, Mrs. Hudson. I’m hardly in the dog one. Watson: “The dog one”?! Mrs. Hudson: I’m your landlady, not a plot device. Watson: Do you mean ‘The Hound of the Baskervilles’?! Mrs. Hudson: And you make the room so drab and dingy. Watson: Oh, blame it on the illustrator. He’s out of control. I’ve had to grow this moustache just so people’ll recognise me.
Холмс и Ватсон поднимаются в 221Б Ватсон (за кадром): "Мне выпала честь на протяжении многих лет записывать подвиги моего выдающегося друга мистера Шерлока Холмса. Не всегда было легко выбрать те из его многочисленных дел, которые я мог бы предложить своим читателям. Некоторые из них слишком деликатны, чтобы их раскрывать, в то время как другие еще свежи в памяти публики. Но ни одно из наших многочисленных совместных приключений не требовало от моего друга таких отчаянных умственных и физических усилий, как "Дело о безобразной невесте".	Watson: Over the many years it has been my privilege to record the exploits of my remarkable friend, Mr. Sherlock Holmes, it has sometimes been difficult to choose which of his many cases to set before my readers. Some are still too sensitive to recount... whilst others are too recent in the minds of the public. But in all our many adventures together, no case pushed my friend to such mental and physical extremes as that of The Abominable Bride.
В 221Б Ватсон: Боже правый! Холмс (кричит с лестницы): Миссис Хадсон, в моей комнате женщина. Как к этому следует отнестись? Миссис Хадсон: Она клиентка. Я сказала, что вас нет, но она настаивала. Ватсон (женщине в черном): Может быть, присядете? Холмс (миссис Хадсон): Вы не спросили, что ей нужно? Миссис Хадсон: Спросите ее сами. Холмс: Почему вы этого не сделали? Миссис Хадсон: Как я могу? Я ведь существо бессловесное. Холмс (Ватсону): Бога ради, дайте ей текст. Она способна нас голодом уморить. Холмс (женщине в черном): Добрый день, я Шерлок Холмс, а это мой друг и коллега доктор Ватсон. Вы можете говорить при нем свободно, он все равно не поймет. Ватсон: Холмс. Холмс: Но сначала позвольте мне поделиться мелкими наблюдениями. Вам не откажешь в чувстве юмора, которое сейчас помогает вам снизить градус вашего личного страдания. Вы недавно вышли за мужчину с виду достойного доверия, который вас бросил ради несносного компаньона с сомнительной моралью. Ваш приход сюда свидетельствует, что еще не все потеряно и примирение возможно. Ватсон: Господи, Холмс! Холмс: Все это я понял благодаря вашим духам. Ватсон: При чем тут духи? Холмс: Ну, для меня они информация, а вам несут угрозу. Ватсон: С чего это? Холмс: С того, что я их узнал, а вы — нет. Ватсон: Мэри? Мэри: Джон. Ватсон: Бога ради, что тебе вздумалось притвориться клиенткой? Мэри: Это была единственная возможность увидеть мужа. Да, мужа. Холмс отходит к окну и начинает играть на скрипке Ватсон: Это было дело международного значения. Мэри: Ты об убийстве сельского сквайра? Ватсон: По-твоему, это пустяк? Мэри: Я не против, что ты уехал, дорогой, но почему ты не взял меня с собой? Ватсон: Что бы ты там делала? Мэри: А ты что там делал? Ходил кругами, все записывал и восхищался? Холмс (Ватсонам): Довольно! Холмс: Сцена готова, занавес поднят. Мы можем начинать. Мэри: Начинать что? Холмс: Порой, чтобы раскрыть дело, необходимо начать с другого. Ватсон: Так у тебя есть дело? Новое? Холмс: О, нет. Очень старое. Я должен спуститься вглубь. Ватсон: Вглубь чего? Холмс: Самого себя.	Watson: Good Lord! Holmes: Mrs. Hudson, there is a woman in my sitting room! Is it intentional? Mrs. Hudson: She’s a client! Said you were out; insisted on waiting. Watson: Would you, er, care to sit down? Holmes: Didn’t you ask her what she wanted? Mrs. Hudson: You ask her! Holmes: Well, why didn’t you ask her? Mrs. Hudson: How could I, what with me not talking and everything? Holmes: Oh, for God’s sake. Give her some lines. She’s perfectly capable of starving us. Holmes: Good afternoon. I’m Sherlock Holmes. This is my friend and colleague, Doctor Watson. You may speak freely in front of him, as he rarely understands a word. Watson: Holmes. Holmes: However, before you do, allow me to make some trifling observations. You have an impish sense of humour which currently you’re deploying to ease a degree of personal anguish. You have recently married a man of a seemingly kindly disposition who has now abandoned you for an unsavoury companion of dubious morals. You have come to this agency as a last resort in the hope that reconciliation may still be possible. Watson: Good Lord, Holmes! Holmes: All of this is, of course, perfectly evident from your perfume. Watson: Her perfume? Holmes: Yes, her perfume, which brings insight to me and disaster to you. Watson: How so? Holmes: Because I recognised it and you did not. Watson: Mary! Mrs. Watson: John. Watson: Why, in God’s name, are you pretending to be a client? Mrs. Watson: Because I could think of no other way to see my husband, Husband. Watson: It was an affair of international intrigue. Mrs. Watson: It was a murdered country squire. Watson: Nevertheless, matters were pressing. Mrs. Watson: I don’t mind you going, my darling. I mind you leaving me behind! Watson: But what could you do?! Mrs. Watson: Oh, what do you do except wander round, taking notes, looking surprised... Holmes: Enough! Holmes: The stage is set, and the curtain rises. We are ready to begin. Mrs. Watson: Begin what? Holmes: Sometimes, to solve a case, one must first solve another. Watson: Oh, you have a case, then, a new one? Holmes: An old one. Very old. I shall have to go deep. Watson: Deep? Into what? Holmes: Myself.
Холмс: Лестрейд, хватит мяться за дверью. Входите! Лестрейд: Как вы меня вычислили? Холмс: Особенности походки не перепутаешь. Легче, чем Джонс, тяжелее, чем Грегсон. Лестрейд: Я... я сам поднялся. Миссис Хадсон почему-то молчит. Холмс: Боюсь, она ударилась в литературную критику. Тревожная тенденция в поведении современной домохозяйки. Но что привело вас сюда в ваш выходной? Лестрейд: Как вы узнали про выходной? Холмс: Вы, как вошли, процентов 40 своих реплик адресовали моему графину. Ватсон, дайте инспектору то, чего он так жаждет. Ватсон: Итак, Лестрейд, чем мы можем помочь? Лестрейд: О, я пришел не по делу, просто... навестить. Ватсон: Светский визит? Лестрейд: Да. В канун праздника решил пожелать удачи и все такое. Счастливого Рождества! Холмс: Счастливого Рождества. Ватсон: Счастливого Рождества. Мэри: Счастливого Рождества. Холмс: С этим покончено. К делу, инспектор. Что за событие, о котором вы смущаетесь сказать, привело вас к моей двери? Лестрейд: Кто говорил о событии? Холмс: Вы. Всеми способами, кроме слов. Ватсон: А-а-а-а. Холмс, вы явно ошиблись в диагнозе. Холмс: Так поправьте меня, доктор. Ватсон: Это было не желание выпить, а необходимость. И он не смущен, а напуган. Холмс: Мой биограф учится. Они так быстро взрослеют. Ватсон, поддержите смелость Скотланд-Ярда. Инспектор, присаживайтесь. Лестрейд: Я... я не то что напуган... Холмс: Страх — это мудрость перед лицом опасности. Стыдиться тут нечего. Лестрейд (Ватсону за выпивку): Благодарю. Холмс: Я весь внимание.	Holmes: Lestrade! Do stop loitering by the door and come in. Lestrade: How did you know it was me? Holmes: The regulation tread is unmistakeable; lighter than Jones, heavier than Gregson. Lestrade: I-I-I just came up. Mrs. Hudson didn’t seem to be talking. Holmes: I fear she’s branched into literary criticism by means of satire. It is a distressing trend in the modern landlady. What brings you here in your off-duty hours? Lestrade: How’d you know I’m off-duty? Holmes: Well, since your arrival you’ve addressed over forty percent of your remarks to my decanter. Watson, give the inspector what he so clearly wants. Watson: So, Lestrade, what can we do for you? Lestrade: Oh, I’m not here on business. I just thought I’d... drop by. Watson: A social call? Lestrade: Yeah, of course, just to wish you the compliments of the season. Merry Christmas? Holmes: Merry Christmas. Watson: Merry Christmas. Mrs. Watson: Merry Christmas. Holmes: Thank God that’s over. Now, Inspector, what strange happening compels you to my door but embarrasses you to relate? Lestrade: Who said anything happened? Holmes: You did, by every means short of actual speech. Watson: Ah-ah-ah-ah-ah, Holmes? You have misdiagnosed. Holmes: Then correct me, Doctor. Watson: He didn’t want a drink... he needed one. He’s not embarrassed; he’s afraid. Holmes: My Boswell is learning. They do grow up so fast. Watson, restore the character of Scotland Yard. Inspector, do sit down. Lestrade: I’m-I’m not afraid, exactly. Holmes: Fear is wisdom in the face of danger. It is nothing to be ashamed of. Lestrade: Thank you. Holmes: From the beginning, then.
Невеста стреляет Невеста: Ты! Мужчина: Нет! Пожалуйста! Нет! Невеста: Ты?	Bride: You! Man: No! Please! Bride: You?!
Холмс: Стоп, момент. Это было когда? Лестрейд: Вчера утром. Холмс: Как свидетели описывают невесту? Лестрейд: Рот — как алая рана, а лицо — белое как смерть. Холмс: Это поэзия или факт? Лестрейд: Многие считают, что это одно и то же. Холмс: Да. Идиоты. Поэзия или факт? Лестрейд: Я сам видел, как она выглядит. После всего. Холмс: После чего?	Holmes: A moment. When was this? Lestrade: Yesterday morning. Holmes: The bride’s face. How was it described? Lestrade: White as death... mouth like a crimson wound. Holmes: Poetry or truth? Lestrade: Many would say they’re the same thing. Holmes: Yes, idiots. Poetry or truth? Lestrade: I saw her face myself. Afterwards. Holmes: After what?
Невеста: Ты! А может, я?(стреляет себе в рот)	Bride: You! Or me?
Холмс: Лестрейд, дама вышибает себе мозги на публике, а вам нужна помощь, чтобы найти виновного. Вижу, Скотланд-Ярд совсем никуда не годен. Лестрейд: Я не поэтому здесь. Холмс: Я сообразил. Ватсон: Как ее звали? Невесту. Лестрейд: Эмилия Риколетти. Вчера была годовщина ее свадьбы. Разумеется, сразу вызвали полицию. А ее мертвое тело увезли в морг. Холмс: Стандартная процедура. Зачем рассказывать очевидное? Лестрейд: Из-за дальнейших событий. Лестрейд: Лайм-хаус, несколько часов спустя.	Holmes: Really, Lestrade. A woman blows her own brains out in public and you need help identifying the guilty party. I fear Scotland Yard has reached a new low. Lestrade: That’s not why I’m here. Holmes: I surmise. Watson: What was her name, the bride? Lestrade: Emelia Ricoletti. Yesterday was her wedding anniversary. The police, of course, were called, and her body taken to the morgue. Holmes: Standard procedure. Why are you telling us what may be presumed? Lestrade: Because of what happened next. Lestrade: Limehouse, just a few hours later.
Риколетти выходит из Лайм-хауса. Кто-то в клубе: Заходите почаще...
Лестрейд: Томас Риколетти, муж Эмилии Риколетти. Холмс: Видимо, направлялся для опознания тела в морг. Лестрейд: Да, направлялся, только не добрался.	Lestrade: Thomas Ricoletti, Emelia Ricoletti’s husband. Holmes: Presumably on his way to the morgue to identify her remains. Lestrade: As it turned out, he was saved the trip.
Невеста в вуали выходит из кэба перед Риколетти Невеста (поет и направляет на него ружье): Ты не забудешь... Нет, не забудешь... .. меня никогда. Риколетти: Кто вы? Невеста (поет): Меня никогда... Риколетти: Почему вы это делаете? Да скажите же, кто вы?! Невеста: Ты не узнаешь нашу песню, дорогой? Я пела ее на нашей свадьбе. (поднимает вуаль) Риколетти: Эмилия? Ты... ты мертва. Ты не можешь быть здесь. Невеста: Я больше тебе не нравлюсь, Томас? Разве я не так красива, как в день нашей свадьбы? Риколетти: Кто ты? Полисмен: Что здесь происходит? Невеста (полисмену): А на что это похоже, мой очаровательный друг? Это кровавая свадьба. (она дважды стреляет в Риколетти)	Bride: Do not forget me... Do not forget me... Remember the maid... Ricoletti: Who are you? Bride: The maid of the mill. Ricoletti: Why are you doing this? Just tell me who you are! Bride: You recognise our song, my dear? I sang it at our wedding. Ricoletti: Emelia?! You’re dead. You can’t be here. You died. Bride: Am I not beautiful, Thomas? As beautiful as the day you married me? PC Rance: What the hell’s all this about? Bride: What does it look like, my handsome friend? It’s a shotgun wedding.
Холмс: Пока смерть не разлучит нас. Дважды в данном случае. Ватсон: Невероятно. Мэри: Просто невозможно. Холмс: Самоубийство как уличный театр, труп-убийца. Вы нас балуете. Ватсон, шляпа, пальто! Ватсон: Куда мы? Холмс: В морг. Нельзя терять ни минуты. Что не так часто применимо к моргу. Мэри: А мне так и сидеть здесь? Ватсон: Что ты, дорогая! Мы вернемся голодные. Холмс, только одно. В таком виде в морг? Холмс: Не до мелочей, когда зло на пороге.	Holmes: ’Til death us do part. Twice, in this case. Watson: Extraordinary. Mrs. Watson: Impossible! Holmes: Superb! Suicide as street theatre; murder by corpse. Lestrade, you’re spoiling us. Watson, your hat and coat. Watson: Where are we going? Holmes: To the morgue. There’s not a moment to lose... which one can so rarely say of a morgue. Mrs. Watson: And am I just to sit here? Watson: Not at all, my dear. We’ll be hungry later! Holmes, just one thing? Tweeds, in a morgue? Holmes: Needs must when the devil drives, Watson.
Лестрейд (уходит): Мэм. Мэри (Лестрейду): Я тоже имею право голоса. Лестрейд: Право голоса? Мэри: Голоса женщинам. Лестрейд: Так я не понял, вы против или за? Мэри: Вон отсюда.	Lestrade: Ma’am. Mrs. Watson: I’m part of a campaign, you know. Lestrade: Oh yeah? Campaign? Mrs. Watson: Votes for Women. Lestrade: And are you – are you for or against? Mrs. Watson: Get out.
Миссис Хадсон: У-ху? Они опять куда-то испарились? Ох, ну что за жизнь ведут эти джентльмены! Мэри: Да. Уж они джентльмены. Миссис Хадсон: Не расстраивайтесь. О, совсем забыла. Вам тут письмо. Мэри: О. М Безотлогательно Мэри: Миссис Хадсон, скажите моему мужу, чтобы рано меня не ждал. Я уезжаю по делу. Миссис Хадсон: Надеюсь, все в порядке? Мэри: О, просто другу... нужна помощь. Миссис Хадсон: Да что вы? Какому другу? Мэри: Англии. Миссис Хадсон: Боже... звучит как-то не совсем конкретно.	Mrs. Hudson: Ooh-ooh! Oh. Have they gone off again, have they? I dunno – what a life those gentlemen lead. Mrs. Watson: Yes. Those gentlemen. Mrs. Hudson: Oh, never you mind. Ooh, almost forgot. That came for you. Mrs. Watson: Oh! M Immediately Mrs. Watson: Mrs. Hudson, tell my husband I’ll be home late. I have some urgent business. Mrs. Hudson: Is everything all right? Mrs. Watson: Oh, you know, just a... friend in need. Mrs. Hudson: Oh dear. What friend? Mrs. Watson: England. Mrs. Hudson: Well, that’s not very specific!
В кэбе Холмс: Кто дежурит в морге? Лестрейд: Вы знаете кто. Холмс: О, не везет мне.	Holmes: Who’s on mortuary duty? Lestrade: You know who. Holmes: Always him.
Перевод Первого канала	Использован транскрипт Ariane DeVere http://arianedevere.livejournal.com/81144.html

@темы: Sherlock, транскриптопереводы, спешел / special ep (Шерлок)

---

Моффисы изобрели а-атличный способ снять детектив. Сначала надо на весь интернет от BBC сообщить, что вот этот чувак будет играть ГЛАВНОГО ЗЛОДЕЯ, а затем долго и упорно его снимать с главными героями в общественном месте под названием Университет. Круть!
(ирония, естественно )

@темы: Sherlock, 4 сезон (Шерлок)

---

"Его последний обет" - 5 часть (перевод Первого канала и транскрипт)

"Его последний обет" - 5 часть

ЕГО ПОСЛЕДНИЙ ОБЕТ	HIS LAST VOW
Зал парламентской комиссии Майкрофт: Как любит повторять один мой коллега, порой этой стране требуется грубый инструмент. В то же время иногда ей необходим кинжал, скальпель — острый, безжалостный и не знающий мук совести. Во все времена нам будет нужен Шерлок Холмс. Сэр Эдвин: Если вами сейчас движут родственные чувства, мистер Холмс... Майкрофт: Что за абсурд? Мне не свойственны приливы братского милосердия. Вы знаете, что случилось с другим братом. Майкрофт: Так или иначе, не существует тюрьмы, куда мы могли бы поместить Шерлока, не рискуя вызвать ежедневные беспорядки. Существует альтернатива, но она требует вашего одобрения. Леди Смолвуд: Вряд ли это гуманно, мистер Холмс. Майкрофт: К сожалению, леди Смолвуд, мой брат — убийца.	Mycroft: As my colleague is fond of remarking, this country sometimes needs a blunt instrument. Equally, it sometimes needs a dagger – a scalpel wielded with precision and without remorse. There will always come a time when we need Sherlock Holmes. Sir Edwin: If this is some expression of familial sentiment... Mycroft: Don’t be absurd. I am not given to outbursts of brotherly compassion. You know what happened to the other one. Mycroft: In any event, there is no prison in which we could incarcerate Sherlock without causing a riot on a daily basis. The alternative, however... would require your approval. Lady Smallwood: Hardly merciful, Mr Holmes. Mycroft: Regrettably, Lady Smallwood, my brother is a murderer.
Аэродром. Из подъехавшей черной машины выходят Джон и Мэри Шерлок (Мэри): Ты присмотришь за ним вместо меня? Мэри обнимает Шерлока Мэри: Не волнуйся. Неприятности я ему обеспечу. Шерлок: Вот и умница. Шерлок (Майкрофту): Скорее всего, это наш последний разговор с Джоном Ватсоном. Hе могли бы вы оставить нас на минуту? Джон: Такие вот дела. Шерлок: Уильям Шерлок Скотт Холмс. Джон: Что? Шерлок: Мое полное имя. Вы же выбираете имя для ребенка. Джон: Мы делали УЗИ. Вроде это девочка. Шерлок: Hу что ж... Джон: Да... Знаешь, я не могу придумать, что сказать. Шерлок: Hу да, я тоже. Джон: Игра окончена. Это все. Шерлок: Игра не бывает окончена, Джон. Просто на поле выходят новые игроки, увы. Hеважно, восточный ветер заберет нас всех. Джон: Что это? Шерлок: Сказка, которую брат рассказывал мне в детстве. Восточный ветер — ужасная сила, сметающая все на своем пути. Он выискивает ничтожных и сдувает их с земли. Речь шла обо мне. Джон: Класс! Шерлок: Да. "Добрый" у меня братец. Джон: Так что с тобой будет? Куда тебя отправляют? Шерлок: Hа какое-то задание в Восточную Европу. Джон: Надолго? Шерлок: Hа полгода. Брат так полагает. А он не ошибается. Джон: А что потом? Шерлок: Кто знает?.. Шерлок: Джон, я должен кое-что сказать. Давно хотел, и никак не получалось. Я не уверен, что мы еще увидимся, так что, пожалуй, все-таки скажу. Шерлок: Шерлок — это женское имя. Джон: Hу нет! Шерлок: Стоило попытаться. Джон: Мы не станем называть дочь в твою честь. Шерлок: А я думал, получится. Шерлок: Это были самые лучшие времена, Джон. Они пожимают друг другу руки и Шерлок уходит в самолет, который затем взлетает.	Sherlock: You will look after him for me, won’t you? Mary: Oh... don’t worry. I’ll keep him in trouble. Sherlock: That’s my girl. Sherlock: Since this is likely to be the last conversation I’ll have with John Watson... would you mind if we took a moment? John: So, here we are. Sherlock: William Sherlock Scott Holmes. John: Sorry? Sherlock: That’s the whole of it – if you’re looking for baby names. John: No, we’ve had a scan. We’re pretty sure it’s a girl. Sherlock: Oh. Okay. John: Yeah. Actually, I can’t think of a single thing to say. Sherlock: No, neither can I. John: The game is over. Sherlock: The game is never over, John... but there may be some new players now. It’s okay. The East Wind takes us all in the end. John: What’s that? Sherlock: It’s a story my brother told me when we were kids. The East Wind – this terrifying force that lays waste to all in its path. It seeks out the unworthy... and plucks them from the Earth. That was generally me. John: Nice. Sherlock: He was a rubbish big brother. John: So what about you, then? Where are you actually going now? Sherlock: Oh, some undercover work in Eastern Europe. John: For how long? Sherlock: Six months, my brother estimates. He’s never wrong. John: And then what? Sherlock: Who knows? Sherlock: John, there’s something... I should say; I-I’ve meant to say always and then never have. Since it’s unlikely we’ll ever meet again, I might as well say it now. Sherlock: Sherlock is actually a girl’s name. John: It’s not. Sherlock: It was worth a try. John: We’re not naming our daughter after you. Sherlock: I think it could work. Sherlock: To the very best of times, John.
Бар Комментатор по ТВ: Смит вводит мяч... Кто-то в баре: Давай! Hу давай! Что ты делаешь?! Комментатор по ТВ: Кассандра бьет по воротам... Выше! Кто-то в баре: Мазила! Лестрейд: Черт! Кто-то в баре: Что с телеком? Кто-то в баре: Ну-ка, подкрути его немного. Кто-то в баре: Сколько можно, а? Кто-то в баре: Опять телевизор сломался. Голос по ТВ: Соскучились по мне? Соскучились по мне? Соскучились по мне? Соскучились по мне? Соскучились по мне?	Commentator on TV: Smith brings it inside. This looks good. Commentator on TV: Cassandra comes in for a shot... Oh, he missed it! Customer: Oi! What’s up with the telly? There’s something wrong with the telly, mate! Another customer: Give it a whack, then! Customer: Who’s that? Voice: Did you miss me? Did you miss me?: Did you miss me? Did you miss me?
Зал парламентской комиссии Леди Смолвуд: Как такое может быть? Сэр Эдвин: Мы не знаем. Это было на всех экранах страны — везде одновременно. Леди Смолвуд: Премьер-министр уже в курсе? А Майкрофт?	Lady Smallwood: How is this possible? Sir Edwin: We don’t know, but it’s on every screen in the country – every screen simultaneously. Lady Smallwood: Has the Prime Minister been told? And Mycroft?
Аэродром Майкрофт (в машине по телефону): Но это невозможно. Просто-напросто невозможно. (выходит из машины) Джон: В чем дело?	Mycroft: But that’s not possible. That is simply not possible. John: What’s happened?
В самолете Пилот (протягивает Шерлоку телефон): Сэр, это ваш брат. Шерлок: Майкрофт? Майкрофт: Привет, братец. Как твое изгнание? Шерлок: Я отсутствую четыре минуты. Майкрофт: Hадеюсь, ты усвоил урок, Шерлок? Как оказалось, ты нужен здесь. Шерлок: Какого черта? Вы можете определиться? Hу, и кому я нужен теперь? Мориарти на телеэкранах: Соскучились по мне? Соскучились по мне? Соскучились по мне? Соскучились по мне? Соскучились по мне? Соскучились по мне? Соскучились по мне? Соскучились по мне?.. Майкрофт: Англии.	Man: Sir? It’s your brother. Sherlock: Mycroft? Mycroft: Hello, little brother. How is the exile going? Sherlock: I’ve only been gone four minutes. Mycroft: Well, I certainly hope you’ve learned your lesson. As it turns out, you’re needed. Sherlock: Oh, for God’s sake. Make up your mind. Who needs me this time? Voice: Did you miss me? Did you miss me? Did you miss me? Did you miss me? Mycroft: England.
Мэри: Он же мертв. Ты говорил мне, что он мертв, Мориарти. Джон: Так и есть. Вышиб себе мозги. Мэри: Тогда как он мог вернуться? Джон: Ну, раз вернулся, то пусть оденется потеплее. Грядет восточный ветер.	Mary: But he’s dead. I mean, you told me he was dead, Moriarty. John: Absolutely. He blew his own brains out. Mary: So how can he be back? John: Well, if he is... he’d better wrap up warm. There’s an East Wind coming.
После титров Эндрю Скотт/Мориарти: Соскучились по мне?	Jim: Miss me?
Перевод Первого канала	Использован транскрипт Ariane DeVere http://arianedevere.livejournal.com/67234.html

@темы: Sherlock, транскриптопереводы, серия 3.03 (Шерлок)

---

"Его последний обет" - 4 часть (перевод Первого канала и транскрипт)

"Его последний обет" - 4 часть

ЕГО ПОСЛЕДНИЙ ОБЕТ	HIS LAST VOW
В коридоре дома на Лейнстер Гарденс Шерлок: Hа Бейкер-стрит. Живо. Мэри (Джону): Пожалуйста.	Sherlock: Baker Street. Now.
В 221Б Миссис Хадсон: Джон? Мэри! О Шерлок, какой ужас, вы выглядите кошмарно. Шерлок: Принесите мне морфий с кухни, у меня кончился. Миссис Хадсон: Я не держу морфия! Шерлок: Hеважно! Что у вас есть? Мне все равно. Миссис Хадсон: Можно узнать, что происходит? Джон: Хороший вопрос. Шерлок: У Ватсонов семейный конфликт. Разбирайтесь побыстрее, потому что нам нужно работать. Джон: Сперва хочу выяснить, неужели все, кто мне близок и дорог, психопаты? Шерлок: Да. Слава богу, это мы выяснили, а теперь... Джон: Заткнись! И молчи, потому что на этот раз все не смешно, совсем. Шерлок: Я этого и не говорил. Джон: Что я такого сделал? Чем таким в этой жизни я тебя заслужил? Шерлок: Всем. Джон: Шерлок, я ведь ясно сказал: лучше молчи. Шерлок: Hет, я серьезно: всем. Все, что ты сделал в жизни, к этому привело. Джон: Еще одно слово, и морфий тебе не понадобится. Шерлок: Ты врач, который ушел на войну. Через месяц мирной жизни в пригороде ты вломился в наркопритон и напал на безобидного торчка. Твой лучший друг — социопат, для которого альтернатива наркотикам — это дедукция. Это я о себе, если не ясно. Твоя хозяйка руководила наркокартелем. Миссис Хадсон: Вообще-то мой муж. Я всего лишь была секретаршей. Шерлок (миссис Хадсон): И стриптизершей. Миссис Хадсон: Шерлок Холмс, если вы смотрели наyoutube... Шерлок: Джон, ты подсел на определенный образ жизни. У тебя аномальная тяга к риску и всему, что с ним связано. Что ж удивительного в том, что женщина, которую ты полюбил, вписывается в эту схему? Джон: Hо в ней не было ничего такого. Почему она такая? Шерлок: Потому что ты ее выбрал. Джон: Как это выходит, что всегда виноват я?! (пинает кресло) Миссис Хадсон: О, соседи! Миссис Хадсон спешно уходит Шерлок: Джон, успокойся и ответь мне: кто она? Джон: Моя лживая жена. Шерлок: Hет. Кто она? Джон: Будущая мать моего ребенка, которая с первого дня лгала мне. Шерлок: Hет. Не в этой квартире, не в этой комнате, не здесь и сейчас, а вообще — кто она такая? Джон: Ладно. Твоя взяла. Всегда все по-твоему. (ставит перед собой стул и обращается к Мэри) Садись. Мэри: Зачем? Джон: Потому что здесь они сидят. Все, кто приходят со своими историями. Клиенты. Вот кто ты сейчас, Мэри — клиентка. Они сидят и рассказывают, а мы сидим и слушаем. После чего решаем, берем ли мы дело.	Mrs. Hudson: John. Mary! Oh, Sherlock! Oh, good gracious, you look terrible. Sherlock: Get me some morphine from your kitchen. I’ve run out. Mrs. Hudson: I don’t have any morphine! Sherlock: Then what exactly is the point of you? Mrs. Hudson: What is going on? John: Bloody good question. Sherlock: The Watsons are about to have a domestic, and fairly quickly, I hope, because we’ve got work to do. John: Oh, I have a better question. Is everyone I’ve ever met a psychopath? Sherlock: Yes. Good that we’ve settled that. Anyway, we... John: SHUT UP! And stay shut up, because this is not funny. Not this time. Sherlock: I didn’t say it was funny. John: You. What have I ever done... hmm?... my whole life... to deserve you? Sherlock: Everything. John: Sherlock, I’ve told you... shut up. Sherlock: Oh, I mean it, seriously. Everything – everything you’ve ever done is what you did. John: Sherlock, one more word and you will not need morphine. Sherlock: You were a doctor who went to war. You’re a man who couldn’t stay in the suburbs for more than a month without storming a crack den and beating up a junkie. Your best friend is a sociopath who solves crimes as an alternative to getting high. That’s me, by the way. Hello. Even the landlady used to run a drug cartel. Mrs. Hudson: It was my husband’s cartel. I was just typing. Sherlock: And exotic dancing. Mrs. Hudson: Sherlock Holmes, if you’ve been YouTube-ing... Sherlock: John, you are addicted to a certain lifestyle. You’re abnormally attracted to dangerous situations and people... so is it truly such a surprise that the woman you’ve fallen in love with conforms to that pattern? John: But she wasn’t supposed to be like that. Why is she like that? Sherlock: Because you chose her. John: Why is everything... always... MY FAULT?! Mrs. Hudson: Oh, the neighbours! Sherlock: John, listen. Be calm and answer me. What is she? John: My lying wife? Sherlock: No. What is she? John: And the woman who’s carrying my child who has lied to me since the day I met her? Sherlock: No. Not in this flat; not in this room. Right here, right now, what is she? John: Okay. Your way. Always your way. Sit. Mary: Why? John: Because that’s where they sit... the people who come in here with their stories. Th-the clients – that’s all you are now, Mary. You’re a client. This is where you sit and talk... and this is where we sit and listen, then we decide if we want you or not.
Рождество. Семейный дом Холмсов Джон: Hу как ты? Мэри: О! Мы сегодня разговариваем? Hастоящее Рождество. Джон вытаскивает из кармана флешку и ей показывает Мэри: Сегодня? Серьезно? Месяц молчания — и мы сделаем это здесь... сегодня?	John: So, are you okay? Mary: Oh! Are we doing conversation today? It really is Christmas. Mary: Now? Seriously? Months of silence and we’re gonna do this... now?
В 221Б Мэри выкладывает на стол флешку Шерлок: А. Г. Р. А. Что это? Мэри: Мои инициалы. (Джону) Здесь все о моем прошлом. Если ты меня любишь, не читай при мне. Джон: Почему? Мэри: Прочитав, ты меня разлюбишь. А я не хочу этого видеть. Джон, не глядя, убирает флешку в карман Мэри (Шерлоку): Что ты уже знаешь? Шерлок: Судя по набору навыков, ты, очевидно, бывший агент разведки. Говоришь без акцента, но вряд ли ты британка. Подозреваю, ты в бегах и от кого-то прячешься. Живешь под чужим именем. Магнуссен знает твою тайну, поэтому ты решила его убить. Я думаю, ты подружилась с Джанин, чтобы добраться до него. Мэри: Ох, кто бы говорил! Джон: Да, оба хороши. Вам стоило пожениться. Мэри: Того, что Магнуссен обо мне знает, довольно, чтобы закончить жизнь в тюрьме. Джон: И ты нашла выход? Мэри: Подонков нужно убивать. Для того и существуем мы. Джон: Великолепно. Так ты была убийцей! Hевероятно, как я мог не увидеть? Мэри: Ты это видел. И женился на мне. Потому что он прав. Ты этого ищешь. Шерлок: Итак, Мэри... то, что прячет Магнуссен, угрожает твоей жизни, поэтому необходимо это изъять и уничтожить. Мэри: Предлагаешь помощь? Шерлок: Безусловно, ведь ты спасла мне жизнь. Джон: Прости, что? Шерлок: Когда я вошел к Магнуссену... у тебя возникла проблема. Точнее, появился свидетель. Магнуссен: И что вы теперь сделаете? Убьете нас обоих? Шерлок: Выход был очень простым: убить обоих и скрыться. Однако чувства взяли верх. Один точный выстрел, чтобы обездвижить меня, в надежде выиграть время, а затем заручиться моим молчанием. Ты не могла убить Магнуссена. Учитывая, что мы незаконно проникли в здание, под подозрение наверняка бы попал Джон, так что ты правильно рассчитала, что Магнуссен предпочтет использовать этот факт и не станет сообщать информацию полиции, а сохранит ее на потом. Не знаю, как ты пробралась в здание, но ушла тем же путем. Я ничего не упустил? Джон: Как она спасла тебе жизнь? Шерлок: Вызвала "службу спасения". Джон: Это я ее вызвал. Шерлок: Она позвонила раньше. Оператор: Служба спасения, слушаю вас. Шерлок: Ты нашел меня спустя 5 минут. Если б не она, я бы умер. Среднее время прибытия скорой в Лондоне... Парамедик: "Скорую" вызывали? Шерлок:...8 минут. Вы привезли морфий? Я сказал по телефону. Парамедик: Говорили, тут пулевое ранение. Шерлок: Было, неделю назад. Похоже, у меня внутреннее кровотечение, пульс слабый и учащен, возможна остановка сердца. Шерлок пытается встать, вскрикивает и чуть не падает. Джон поддерживает его за руку Джон: О Боже, Шерлок! Шерлок! Шерлок: Джон... Джон. Шерлок: Джон, Магнуссен — вот что самое главное. Ты можешь верить Мэри. Она спасла мне жизнь. Джон: Выстрелив? Шерлок: Просто обстоятельства так сложи... Шерлок внезапно начинает оседать, Джон помогает уложить его на носилки Джон: Шерлок. Шерлок. Держите его. Парамедик: Да.	Sherlock: ‘A.G.R.A.’ What’s that? Mary: Er... my initials. Everything about who I was is on there. If you love me, don’t read it in front of me. John: Why? Mary: Because you won’t love me when you’ve finished... and I don’t want to see that happen. Mary: How much d’you know already? Sherlock: By your skill set, you are – or were – an intelligence agent. Your accent is currently English but I suspect you are not. You’re on the run from something; you’ve used your skills to disappear; Magnussen knows your secret, which is why you were going to kill him; and I assume you befriended Janine... in order to get close to him. Mary: Oh – you can talk! John: Ohhh. Look at you two. You should have got married. Mary: The stuff Magnussen has on me, I would go to prison for the rest of my life. John: So you were just gonna kill him. Mary: People like Magnussen should be killed. That’s why there are people like me. John: Perfect. So that’s what you were? An assassin? How could I not see that? Mary: You did see that... and you married me. Because he’s right. It’s what you like. Sherlock: So... Mary... any documents that Magnussen has concerning yourself, you want... extracted and returned. Mary: Why would you help me? Sherlock: Because... you saved my life. John: Sor-sorry, what? Sherlock: When I happened on you and Magnussen... you had a problem. More specifically, you had a witness. Magnussen: What do you do now? Kill both of us? Sherlock: The solution, of course, was simple. Kill us both and leave. However, sentiment got the better of you. One precisely-calculated shot to incapacitate me... in the hope that it would bide you more time to negotiate my silence. Of course, you couldn’t shoot Magnussen. On the night that both of us broke into the building, your own husband would become a suspect, so... you calculated... that Magnussen... would use the fact of your involvement rather than sharing the information with the police... as is his M.O... and then you left the way you came. Have I missed anything? John: How did she save your life? Sherlock: She phoned the ambulance. John: I phoned the ambulance. Sherlock: She phoned first. Operator: Emergency. Which service do you require? Sherlock: You didn’t find me for another five minutes. Left to you, I would have died. The average arrival time for a London ambulance is... Paramedic: Did somebody call an ambulance? Sherlock:... eight minutes. Did you bring any morphine? I asked on the phone. Paramedic: We were told there was a shooting. Sherlock: There was, last week... but I believe I’m bleeding internally and my pulse is very erratic. You may need to re-start my heart on the way. John: Come on, Sherlock. Come on, Sherlock. Sherlock: John? Sherlock: John – Magnussen is all that matters now. You can trust Mary. She saved my life. John: She shot you. Sherlock: Er, mixed messages, I grant you. John: Sherlock? Sherlock. All right, take him. Got him?
Рождество. Семейный дом Холмсов Мэри: Ты прочитал? Джон: Подойди на минутку. Мэри: Нет, ответь. Ты прочел? Джон: Подойди ко мне. Мэри: Hет, все в порядке. Джон: Я долго думал, что я тебе скажу. Это подготовленная речь, Мэри. Я подбирал слова. Мэри: Ясно. Джон: Проблема твоего прошлого — это твое дело. Но все, что касается твоего будущего — моя прерогатива. Это все, что я хотел сказать и все, что мне нужно знать. (выбрасывает флешку в камин) Hет, я не читал. Мэри: Ты даже не знаешь моего имени. Джон: Мэри Ватсон тебе подойдет? Мэри: Да. Господи, конечно! Джон: Тогда и мне подойдет. Hо это не значит, что прошлое совсем забыто и больше я на тебя не злюсь. Мэри: Я знаю. Джон: Я жутко зол, и временами это будет проявляться. Мэри: Я знаю, знаю. Джон: Можешь теперь подстригать газон. Мэри: А я его стригу. Джон: Я сам стригу. Мэри: Hичего ты не стрижешь. Джон: Имя ребенку дам я. Мэри: Hу уж нет! Джон: Ладно.	Mary: So, have you read it? John: W-would you come here a moment? Mary: No. Tell me. Have you? John: Just... come here. Mary: No, I’m fine. John: I’ve thought long and hard about what I want to say to you. These are prepared words, Mary. I’ve chosen these words with care. Mary: Okay. John: The problems of your past are your business. The problems of your future... are my privilege. It’s all I have to say. It’s all I need to know. No, I didn’t read it. Mary: You don’t even know my name. John: Is ‘Mary Watson’ good enough for you? Mary: Yes! Oh my God, yes. John: Then it’s good enough for me, too. All this does not mean that I’m not still basically pissed off with you. Mary: I know, I know. John: I am very pissed off, and it will come out now and then. Mary: I know, I know, I know. John: You can mow the sodding lawn from now on. Mary: I do mow the lawn. John: No, I do it loads. Mary: You really don’t. John: I choose the baby’s name. Mary: Not a chance. John: Okay.
У дома Холмсов Майкрофт: Я рад, что ты бросил дело Магнуссена. Шерлок: Да ну? Майкрофт: Hо вот что странно. Ты никогда не воевал с такими, как он. Почему ты его ненавидишь? Шерлок: Он нападает на тех, кто живет не как все, и питается их тайнами. Тебе этого мало? Майкрофт: Он никогда не вредит могущественным людям. Для этого он слишком умен. Он бизнесмен и только. Иногда он бывает нам полезен. Он — необходимое зло, а не дракон, с которыми ты борешься. Шерлок: Охотник на драконов, вот кем ты меня считаешь. Майкрофт: Hет, ты сам себя им считаешь. Миссис Холмс: Вы что, курите? Майкрофт: Hет. Шерлок: Это Майкрофт. Майкрофт: Кстати, тебе предлагают работу, но я бы предпочел, чтобы ты отказался. Шерлок: Я отказываюсь от предложения. Майкрофт: Я передам, что ты расстроен. Шерлок: Что за работа? Майкрофт: Разведка. Тебя хотят снова отправить в Восточную Европу. Работа под прикрытием, в результате которой ты погибнешь. Думаю, через 6 месяцев. Шерлок: И ты просишь меня отказаться? Майкрофт: Соблазн велик, но есть вероятность, что ты больше пригодишься дома. Шерлок: Пригожусь! Для чего бы это, интересно? Майкрофт: Здесь бывают драконы. Майкрофт (кашляет от дыма): Они мне не подходят. Пойду в дом. Шерлок: Покупай легкие. Ты куришь как новичок. Майкрофт: И еще. Твоя смерть разбила бы мне сердце. Шерлок: И что, по-твоему, я должен на это ответить? Майкрофт: С Рождеством. Шерлок: Ты его ненавидишь. Майкрофт: Да. Видимо, в пунше что-то было. Шерлок: Точно. Иди выпей еще.	Mycroft: I’m glad you’ve given up on the Magnussen business. Sherlock: Are you? Mycroft: I’m still curious, though. He’s hardly your usual kind of puzzle. Why do you... hate him? Sherlock: Because he attacks people who are different and preys on their secrets. Why don’t you? Mycroft: He never causes too much damage to anyone important. He’s far too intelligent for that. He’s a business-man, that’s all, and occasionally useful to us. A necessary evil – not a dragon for you to slay. Sherlock: A dragon slayer. Is that what you think of me? Mycroft: No. It’s what you think of yourself. Mrs Holmes: Are you two smoking? Mycroft: No! Sherlock: It was Mycroft. Mycroft: I have, by the way, a job offer I should like you to decline. Sherlock: I decline your kind offer. Mycroft: I shall pass on your regrets. Sherlock: What was it? Mycroft: MI6 – they want to place you back into Eastern Europe. An undercover assignment that would prove fatal to you in, I think, about six months. Sherlock: Then why don’t you want me to take it? Mycroft: It’s tempting... but on balance you have more utility closer to home. Sherlock: Utility! How do I have utility? Mycroft: “Here be dragons.” Mycroft: This isn’t agreeing with me. I’m going in. Sherlock: You need low tar. You still smoke like a beginner. Mycroft: Also, your loss would break my heart. Sherlock: What the hell am I supposed to say to that?! Mycroft: “Merry Christmas”? Sherlock: You hate Christmas. Mycroft: Yes. Perhaps there was something in the punch. Sherlock: Clearly. Go and have some more.
Семейный дом Холмсов Мэри: Ты считаешь, что Шерлок неспроста пригласил нас сюда, к родителям? Джон: Его родители — пример идеального брака. Думаю, дело в этом. Ты же знаешь Шерлока. Он полон сюрпризов. Эй... эй! Мэри! (она обмякает в его руках) Джон: О, Господи... Мэри! Сядь-ка сюда! Мэри, ты слышишь меня? Шерлок (Джону): Чай Мэри не пей. И пунш тоже. Джон: Шерлок! Ты опоил мою беременную жену? Шерлок: Не волнуйся. Уиггинс — отличный химик. Уиггинс (Джону): Я сам рассчитал дозу вашей жены. На малыша не повлияет. Я присмотрю за ними. Шерлок: Я специально его пригласил. Это его сегодняшняя работа. Джон: Что ты решил устроить? Шерлок: Сделку с дьяволом.	Mary: So you realise that, er, Sherlock got us out here to see his mum and dad for a reason? John: His lovely mum and dad. A fine example of married life. I get that. That is the thing with Sherlock – it’s always the unexpected. Oi. Oi. John: Mary? Jesus Christ. Mary? Sit down. Mary, can you hear me? Sherlock: Don’t drink Mary’s tea. Oh, or the punch. John: Sherlock? Did you just drug my pregnant wife? Sherlock: Don’t worry. Wiggins is an excellent chemist. Wiggins: I calculated your wife’s dose meself. Won’t affect the little one. I’ll keep an eye on ’er. Sherlock: He’ll monitor their recovery. It’s more or less his day job. John: What the hell have you done? Sherlock:... A deal with the devil.
Кафе "Спидис" (?) Воспоминания. Шерлок в больничной рубашке и с капельницей сидит за столиком Магнуссен: Я полагал, вы в больнице. Шерлок: Я и есть в больнице. Это столовая. Магнуссен: Вот как? Шерлок: По моему мнению, да. Присаживайтесь. Магнуссен: Благодарю. Шерлок: Я много думал о вас. Магнуссен: А я думал о вас. Шерлок: Правда? Я хочу увидеть Эплдор, где вы храните все: документы, файлы, тайную информацию обо всех людях. Я хочу, чтобы вы меня пригласили. Магнуссен: С чего вы взяли, что я буду столь неосторожен? Шерлок: О, я думаю, вы намного неосторожнее, чем все полагают. Магнуссен: Разве? Шерлок: Вас выдает ваш мертвый взгляд. Вот только он не мертвый, верно? (снимает с Магнуссена очки) Вы читаете... портативный Эплдор. Как они работают? (крутит очки в руках) Встроенная флэш-карта, беспроводной 4G?.. (надевает очки на себя) Это всего лишь обычные очки. Магнуссен: Да, именно. БОЛЕВАЯ ТОЧКА:> МОРФИЙ (ДОБАВИТЬ В ДОСЬЕ) Магнуссен: Вы недооцениваете меня, мистер Холмс. Шерлок: Впечатлите меня. Покажите мне Эплдор. Магнуссен: Всякая услуга имеет свою цену. Вы делаете мне предложение? Шерлок: Рождественский подарок. Магнуссен: И что же вы мне подарите, мистер Холмс? Шерлок: Моего брата.	Magnussen: Shouldn’t you be in hospital? Sherlock: I am in hospital. This is the canteen. Magnussen: Is it? Sherlock: In my opinion, yes. Have a seat. Magnussen: Thank you. Sherlock: I’ve been thinking about you. Magnussen: I’ve been thinking about you. Sherlock: Really? I want to see Appledore, where you keep all the secrets, all the files, everything you’ve got on everyone. I want you to invite me. Magnussen: What makes you think I’d be so careless? Sherlock: Oh, I think you’re a lot more ‘careless’ than you let on. Magnussen: Am I? Sherlock: It’s the dead-eye stare that gives it away. Except it’s not dead-eyed, is it? You’re reading. Portable Appledore. How does it work? Built-in flash drive? 4G wireless? They’re just ordinary spectacles. Magnussen: Yes – they are. PRESSURE POINT: > MORPHINE (ADD TO FILE) Magnussen: You underestimate me, Mr Holmes. Sherlock: Impress me, then. Show me Appledore. Magnussen: Everything’s available for a price. Are you making me an offer? Sherlock: A Christmas present. Magnussen: And what are you giving me for Christmas, Mr Holmes? Sherlock: My brother.
Рождество. Семейный дом Холмсов Джон: Боже правый. Шерлок, пожалуйста, скажи мне, что ты не спятил. Шерлок: Оставлю тебя теряться в догадках. (слышит звук вертолета) А, вот и транспорт. Вертолет подлетает. Шерлок и Джон выходят на улицу Шерлок: Полетели? Джон: Куда? Шерлок: Ты хочешь спасти жену? Джон: Хочу, конечно. Шерлок: Отлично, потому что риск огромен. Любой неверный шаг — угроза безопасности Англии. И тогда нас посадят за измену. Магнуссен — самый опасный человек из всех, кого мы встречали, и у нас крайне мало шансов его обыграть. Джон: Да сегодня же праздник! Шерлок: Чувствую то же самое. А, ты про Рождество. Ты взял пистолет, как я просил? Джон: Зачем брать пистолет в дом твоих родителей на рождественский ужин? Шерлок: Он в пальто? Джон: Да. Шерлок: Тогда пошли. Джон: Куда мы? Шерлок: В Эплдор.	John: Oh, Jesus. Sherlock... please tell me you haven’t just gone out of your mind. Sherlock: I’d rather keep you guessing. Ah. There’s our lift. Sherlock: Coming? John: Where? Sherlock: D’you want your wife to be safe? John: Yeah, of course I do. Sherlock: Good, because this is going to be incredibly dangerous. One false move and we’ll have betrayed the security of the United Kingdom and be in prison for high treason. Magnussen is quite simply the most dangerous man we’ve ever encountered, and the odds are comprehensively stacked against us. John: But it’s Christmas. Sherlock: I feel the same. Oh, you mean it’s actually Christmas. Did you bring your gun as I suggested? John: Why would I bring my gun to your parents’ house for Christmas dinner?! Sherlock: Is it in your coat? John: Yes. Sherlock: Off we go, then. John: Where are we going? Sherlock: Appledore.
Эплдор Магнуссен: Я бы предложил вам выпить, но виски очень дорогое и редкое. На большом экране проигрывается спасение Джона из костра Гая Фокса Шерлок: О, так это были вы. Магнуссен: Да, конечно. Нелегко найти вашу болевую точку, мистер Холмс. В наркотики я не поверил ни на минуту. Да и вам было бы все равно, если б это выплыло наружу, верно? С экрана слышны крики Шерлока и Мэри: Джон! Джон! Магнуссен: Но поглядите, как вы всполошились из-за Джона Ватсона. Ваша принцесса оказалась в беде. Джон: Вы засунули меня в костер, чтобы надавить на него? Магнуссен: Сгореть бы вам я не дал, доктор Ватсон. Там были наготове мои люди. Я не убийца. В отличие от вашей жены. Магнуссен: Позвольте мне объяснить, как работают рычаги давления, доктор Ватсон. Те, кто посвящен в суть дела, знают, что Майкрофт Холмс — самый влиятельный человек в стране. Ну, кроме меня. Болевая точка Майкрофта — его брат, детектив и наркоман Шерлок. Болевая точка Шерлока — его лучший друг Джон Ватсон. Болевая точка Джона Ватсона — его жена. Заполучив жену Джона Ватсона — я заполучу Майкрофта. И вот он, мой подарок на Рождество. (показывает на ноутбук Шерлока) Шерлок: Это обмен, а не подарок. Магнуссен: Прошу меня извинить, но похоже, он уже у меня. Шерлок: Разумеется, он запаролен. Я открою вам его пароль, если вы отдадите мне все материалы, касающиеся женщины, которую я знаю как Мэри Ватсон. Магнуссен: О, она плохая девочка. Столько трупов. Видели бы вы то, что видел я. Джон: Мне это не нужно. Магнуссен: Возможно, вам бы понравилось. Я наслаждался. Шерлок: Так покажите нам. Магнуссен: Показать вам Эплдор, его тайные подвалы? Это то, чего вы хотите? Шерлок: Я хочу увидеть все, что у вас есть на Мэри. Магнуссен (смеется): Знаете, если честно, я ожидал чего-то большего. Шерлок: Я уверен, что в этом ноутбуке... Магнуссен:... установлен GPS-локатор. К этому моменту ваш брат уже заметил кражу, и агенты службы безопасности скоро будут здесь. Явившись, они обнаружат здесь ноутбук со сверхсекретными данными, и у них будут все основания для тщательного обыска. Они найдут столько секретной информации, что я попаду в тюрьму, а вас оправдают и вернут в вашу вонючую квартирку, где вы продолжите искать преступников в компании мистера и миссис Психопат. Майкрофт искал подобную возможность долгое время. Ваш брат сможет гордиться вами по праву. Шерлок: Вы это знаете, но не сможете это остановить. Магнуссен: Так почему же я улыбаюсь? Спросите меня. Джон: Hу, и почему же? Магнуссен: Потому что Шерлок Холмс совершил одну огромную ошибку, которая разрушит жизнь всех, кого он любит... уничтожит все, что ему дорого. Позвольте мне показать вам закрома Эплдора. Магнуссен: Эта дверь ведет к ним. Здесь я храню все. Джон: Hу, и где же вход в подвалы? Магнуссен: Подвалы? Какие подвалы? В этом здании нет подвалов. Все хранится здесь. (показывает на свою голову) Сокровища Эплдора в моих Чертогах разума. Вы ведь понимаете, о чем я, Шерлок? Способ хранить информацию вечно. Визуализация. Я сажусь сюда, закрываю глаза, а затем спускаюсь в подвалы. Я хорошо ориентируюсь в своих закромах, в своей памяти. Сейчас я загляну в файлы миссис Ватсон. Это моя любимая. Все так интересно. Сколько грязных дел по заказу ЦРУ. А тут она фрилансером выступает. Плохая девчонка. (смеется) Какая она испорченная! Ясно, почему она вам так нравится. (выходит из Чертогов) Видите? Джон: Значит, никаких документов у вас нет и вообще ничего нет? Магнуссен: Hу, время от времени я что-то добываю в случае необходимости. Hо в основном просто запоминаю. Джон: Я не понимаю. Магнуссен: Этот слоган вам подходит. Джон: Запоминаете, и все? Магнуссен: Главное — знать. Это решает все. Знание — это обладание. Джон: Hо доказать-то вы ничего не можете. Магнуссен: Доказать? Да зачем мне это, болван? Я сам создаю новости. Мне незачем что-то доказывать. Достаточно напечатать. Кстати, о новостях. Вы оба завтра прославитесь как люди, которые пытались продать государственную тайну. Выйдем на улицу. Скоро они будут здесь. Мне не терпится увидеть, как вас арестуют. Джон: Шерлок, у нас есть план? Шерлок? Джон выходит вслед за Магнуссеном на крыльцо Магнуссен: Что-то они не торопятся. Джон: До меня все же не доходит. Шерлок тоже выходит к ним Магнуссен: Слегка однообразные у вас слоганы. Джон: Знать без возможности доказать. Как это работает? Магнуссен: Мне так нравится ваше солдатское лицо. Хочется щелкнуть. Подойдите на минутку. (Джон смотрит на Шерлока, тот кивает) Ну же, ради Мэри. Подойдите сюда. Джон подходит Магнуссен: Вытяните шею вперед, подставьте мне лицо. Пожалуйста. А теперь можно щелкнуть? Можно щелкнуть вас по лицу? Обожаю это делать. Могу так развлекаться весь день. Работает это так, Джон. Я знаю, кого Мэри убила. Знаю, где найти людей, которые ее ненавидят. Я знаю их адреса, знаю их телефоны. Все это хранится в моих Чертогах разума. Я могу позвонить им прямо сейчас и уничтожить всю вашу жизнь. И я сделаю это, если вы не дадите мне щелкнуть вас по лицу. Вот что я делаю с людьми. Вот что я делаю с целыми странами. И все потому, что я знаю. А теперь можно по глазу? Посмотрим, сможете ли вы не закрыть его. Hу, попробуйте, ради Мэри. Не закрывайте. Джон: Шерлок... Шерлок: Прости, Джон, ты должен... дать ему это сделать. Магнуссен: Попробуем. Глядите на меня. Довольно трудно, верно? У Джанин получилось как-то раз. Какие смешные звуки она издавала! По рации: Вижу три объекта. Майкрофт из вертолета по мегафону: Шерлок Холмс и доктор Ватсон, отойдите от него подальше. Магнуссен: Hачалось, мистер Холмс. Шерлок: Внесем ясность. Эплдор — просто сведения, которые хранятся у вас в голове, больше их нигде нет. Магнуссен: Хранилища нет и никогда не было. Майкрофт по мегафону: Шерлок Холмс и доктор Ватсон, отойдите от него. Магнуссен: Я в порядке! Они безобидны! По рации: Цель невооружена. Повторяю: цель невооружена. Джон: Что делать, Шерлок? Магнуссен: Ничего. Тут ничего не сделаешь. Я не преступник. У меня нет коварного плана. Я бизнесмен, скупающий активы. И вы — один из них. Простите, на этот раз шансов стать героем у вас нет, мистер Холмс. Майкрофт по мегафону: Шерлок Холмс и Джон Ватсон, отойдите от этого человека немедленно! Шерлок: У вас неверные сведения. Я не герой. Я высокофункциональный социопат. Счастливого Рождества! Выстрел По рации: Один убит. У них оружие. Шерлок: Отойди от меня Джон! Держись подальше! Джон: Проклятье, Шерлок! Майкрофт по мегафону: Не стрелять! Не стрелять в Шерлока Холмса! Hе стрелять! Джон: О Боже, Шерлок. Шерлок: Передай привет Мэри. Теперь она в безопасности. Майкрофт (снимает наушники): О Шерлок. Что ты натворил?!	Magnussen: I would offer you a drink but it’s very rare and expensive. Sherlock: Oh. It was you. Magnussen: Yes, of course. Very hard to find a pressure point on you, Mr Holmes. The drugs thing I never believed for a moment. Anyway, you wouldn’t care if it was exposed, would you? Magnussen: But look how you care about John Watson. Your damsel in distress. John: You... put me in a fire... for leverage? Magnussen: Oh, I’d never let you burn, Doctor Watson. I had people standing by. I’m not a murderer... unlike your wife. Magnussen: Let me explain how leverage works, Doctor Watson. For those who understand these things, Mycroft Holmes is the most powerful man in the country. Well... apart from me. Mycroft’s pressure point is his junkie detective brother, Sherlock. And Sherlock’s pressure point is his best friend, John Watson. John Watson’s pressure point is his wife. I own John Watson’s wife... I own Mycroft. He’s what I’m getting for Christmas. Sherlock: It’s an exchange, not a gift. Magnussen: Forgive me, but... I already seem to have it. Sherlock: It’s password protected. In return for the password, you will give me any material in your possession pertaining to the woman I know as Mary Watson. Magnussen: Oh, she’s bad, that one. So many dead people. You should see what I’ve seen. John: I don’t need to see it. Magnussen: You might enjoy it, though. I enjoy it. Sherlock: Then why don’t you show us? Magnussen: Show you Appledore? The secret vaults? Is that what you want? Sherlock: I want everything you’ve got on Mary. Magnussen: You know, I honestly expected something good. Sherlock: Oh, I think you’ll find the contents of that laptop... Magnussen:... include a GPS locator. By now, your brother will have noticed the theft, and security services will be converging on this house. Having arrived... they’ll find top secret information in my hands... and have every justification to search my vaults. They will discover further information of this kind and I’ll be imprisoned. You will be exonerated, and restored to your smelly little apartment to solve crimes with Mr and Mrs Psychopath. Mycroft has been looking for this opportunity for a long time. He’ll be a very, very proud big brother. Sherlock: The fact that you know it’s going to happen isn’t going to stop it. Magnussen: Then why am I smiling? Ask me. John: Why are you smiling? Magnussen: Because Sherlock Holmes has made one enormous mistake which will destroy the lives of everyone he loves... and everything he holds dear. Let me show you the Appledore vaults. Magnussen: The entrance to my vaults. This is where I keep you all. John: Okay – so where are the vaults, then? Magnussen: Vaults? What vaults? There are no vaults beneath this building. They’re all in here. The Appledore vaults are my Mind Palace. You know about Mind Palaces, don’t you, Sherlock? How to store information so you never forget it – by picturing it. I just sit here, I close my eyes... and down I go to my vaults. I can go anywhere inside my vaults... my memories. I’ll look at the files on Mrs Watson. Mmm, ah. This is one of my favourites. Oh, it’s so exciting. All those wet jobs for the CIA. Ooh! She’s gone a bit... freelance now. Bad girl. Ah, she is so wicked. I can really see why you like her. You see? John: So there are no documents. You don’t actually have anything here. Magnussen: Oh, sometimes I send out for something... if I really need it... but mostly I just remember it all. John: I don’t understand. Magnussen: You should have that on a T-shirt. John: You just remember it all? Magnussen: It’s all about knowledge. Everything is. Knowing is owning. John: But if you just know it, then you don’t have proof. Magnussen: Proof? What would I need proof for? I’m in news, you moron. I don’t have to prove it – I just have to print it. Speaking of news, you’ll both be heavily featured tomorrow – trying to sell state secrets to me. Let’s go outside. They’ll be here shortly. Can’t wait to see you arrested. John: Sherlock, do we have a plan? Sherlock. Magnussen: They’re taking their time, aren’t they? John: I still don’t understand. Magnussen: And there’s the back of the T-shirt. John: You just know things. How does that work? Magnussen: I just love your little soldier face. I’d like to punch it. Bring it over here a minute. Come on. For Mary. Magnussen: Bring me your face. Lean forward a bit and stick your face out. Please? Now, can I flick it? Can I flick your face? I just love doing this. I could do it all day. It works like this, John. I know who Mary hurt and killed. I know where to find people who hate her. I know where they live; I know their phone numbers. All in my Mind Palace – all of it. I could phone them right now and tear your whole life down – and I will... unless you let me flick your face. This is what I do to people. This is what I do to whole countries... just because I know. Can I do your eye now? See if you can keep it open, hmm? Come on. For Mary. Keep it open. John: Sherlock? Sherlock: Let him. I’m sorry. Just... let him. Magnussen: Come on. Eye open. It’s difficult, isn’t it? Janine managed it once. She makes the funniest noises. Mycroft: Sherlock Holmes and John Watson. Stand away from that man. Magnussen: Here we go, Mr Holmes! Sherlock: To clarify: Appledore’s vaults only exist in your mind, nowhere else, just there. Magnussen: They’re not real. They never have been. Mycroft: Sherlock Holmes and John Watson. Step away. Magnussen: It’s fine! They’re harmless! Police officer: Target is not armed. I repeat, target is not armed. John: Sherlock, what do we do? Magnussen: Nothing! There’s nothing to be done! Oh, I’m not a villain. I have no evil plan. I’m a businessman, acquiring assets. You happen to be one of them! Sorry. No chance for you to be a hero this time, Mr Holmes. Mycroft: Sherlock Holmes and John Watson, stand away from that man. Do it now. Sherlock: Oh, do your research. I’m not a hero... I’m a high-functioning sociopath. Merry Christmas! Police officer: Man down, man down. Sherlock: Get away from me, John! Stay well back! John: Christ, Sherlock! Mycroft: Stand fire! Do not fire on Sherlock Holmes! Do not fire! John: Oh, Christ, Sherlock. Sherlock: Give my love to Mary. Tell her she’s safe now. Mycroft: Oh, Sherlock. What have you done?
Перевод Первого канала	Использован транскрипт Ariane DeVere http://arianedevere.livejournal.com/67234.html

@темы: Sherlock, транскриптопереводы, серия 3.03 (Шерлок)

---

"Его последний обет" - 3 часть (перевод Первого канала и транскрипт)

"Его последний обет" - 3 часть

ЕГО ПОСЛЕДНИЙ ОБЕТ	HIS LAST VOW
Офис Магнуссена Джон: Ее здесь нет. Шерлок: Это невежливо, я ведь ей предложение сделал. Джон (видит Джанин на полу): Шерлок... Шерлок: Упала в обморок? С ними это бывает. Джон: Ее ударили по голове. Она дышит. (зовет) Джанин... Шерлок: Тут еще один. Охранник. Джон: Ему нужна помощь? Шерлок: Судя по тату, бывший заключенный и расист, так что плевать. Займись Джанин. Джон: Джанин, сосредоточься на моем голосе. Ты слышишь меня? Джон: Эй, похоже, они еще здесь. Шерлок: И Магнуссен тоже — кресло еще теплое. Hаверное, ужин отменился. Он наверху! Джон: Я звоню в полицию. Шерлок: Hе вздумай! Ты забыл, что мы сами сюда проникли незаконно? Постой. Это духи. И не Джанин. "Клэр-де-ла-люн". Откуда я их знаю? Джон: Мэри ими пользуется. Шерлок: Кроме Мэри, кто-то еще. Шерлок бегом поднимается в пентхаус Джон: Шерлок!	John: So where did she go? Sherlock: It’s a bit rude. I just proposed to her. John: Sherlock... Sherlock: Did she faint? Do they really do that? John: It’s a blow to the head. She’s breathing. Janine? Sherlock: Another in here. Security. John: Does he need help? Sherlock: Ex-con. White supremacist, by the tattoo, so who cares? Stick with Janine. John: Janine, focus on my voice now. Can you hear me? John: Hey. They must still be here. Sherlock: So’s Magnussen. His seat’s still warm. He should be at dinner but he’s still in the building. Upstairs! John: We should call the police. Sherlock: During our own burglary?! You’re really not a natural at this, are you? No, wait, shh! Perfume – not Janine’s. Claire-de-la-lune. Why do I know it? John: Mary wears it. Sherlock: No, not Mary. Somebody else. John: Sherlock!
В пентхаусе Магнуссена Магнуссен: Понимаю. Это из-за мужа. Но вы подумайте о нем. У вас чудесный муж, такой порядочный и честный, настоящий англичанин. Что бы он вам сейчас сказал? Hет-нет! Нет! Постойте! Вы делаете это, чтобы оградить его от правды, но разве он бы этого хотел? Шерлок: Раз уж вы собрались совершить убийство, вам бы следовало сменить парфюм, леди Смолвуд. Магнуссен: Простите... кто? Это не леди Смолвуд, мистер Холмс.	Magnussen: What-what-what would your husband think, eh? He... your lovely husband, upright, honourable... so English. What-what would he say to you now? Nej, nej! [No, no!] You’re-you’re doing this to protect him from the truth... but is this protection he would want? Sherlock: Additionally, if you’re going to commit murder, you might consider changing your perfume... Lady Smallwood. Magnussen: Sorry. Who? That’s... not... Lady Smallwood, Mr Holmes.
Мэри разворачивается и направляет на Шерлока пистолет Мэри: Джон пришел с тобой? Шерлок: Он... Мэри: Джон здесь? Шерлок: Он внизу. Магнуссен: И что вы теперь сделаете? Убьете нас обоих? Шерлок: Мэри, не знаю, что на тебя нашло, но позволь помочь. Мэри: О, Шерлок, не вздумай приближаться, не то я тебя убью. Шерлок: Hет, миссис Ватсон. Я не думаю. Мэри стреляет Мэри: Мне очень жаль, Шерлок. Клянусь тебе. Шерлок: Мэри...	Mary: Is John with you? Sherlock: He’s, um... Mary: Is John here? Sherlock: He-he’s downstairs. Magnussen: So, what do you do now? Kill us both? Sherlock: Mary, whatever he’s got on you, let me help. Mary: Oh, Sherlock, if you take one more step I swear I will kill you. Sherlock: No, Mrs Watson. You won’t. Mary: I’m sorry, Sherlock. Truly am. Sherlock: Mary?
Чертоги разума Молли: Все не так, как в кино, верно? Кровь не бьет фонтаном, и ты не отлетел назад. Размер временной пульсирующей полости небольшой, боковой удар минимален. Ты стоишь неподвижно, пуля входит в тело. Вероятность смерти велика. Нам нужно сосредоточиться. Я сказала: сосредоточься! (дает Шерлоку пощечину) Молли: Чертоги разума — это неплохо, но у тебя всего 3 секунды, чтобы ими воспользоваться. Думай, что тебя прикончит? Шерлок: Потеря крови? Молли: Точно. Значит, сейчас главный вопрос: вперед или назад. Hам нужно решить, как именно ты должен упасть. Андерсон: Одна дыра или две? Шерлок: Что? Молли: Пуля еще внутри или есть входное отверстие? Все зависит от пистолета. Шерлок: По-моему, этот. Или, может, этот. Майкрофт: Бога ради, Шерлок, неважно, какой пистолет. Hе будь таким глупым. ты всегда был таким глупым. Я разочарован в тебе. Маленький Шерлок: Я не глупый. Майкрофт: Ты очень глупый, мальчик мой. Мама и папа ужасно сердятся, поскольку пистолет тут вовсе не при чем. Маленький Шерлок: Почему? Майкрофт: Войдя, ты увидел всю комнату. Вспомни, что было позади, когда тебя убили? Маленький Шерлок: Я же еще жив. Майкрофт: Вопрос вероятности, братец мой. Майкрофт: Если бы пуля прошла насквозь, что бы ты услышал? Шерлок: Звон стекла. Майкрофт: Его не было. Соответственно... Шерлок: Пуля внутри меня. Андерсон: Значит, надо падать на спину. Молли: Согласна. Шерлок, ты должен упасть на спину. Андерсон: Сейчас пуля как пробка в бутылке. Молли: Сама пуля тебя спасает от потери крови. Андерсон: Hо любое воздействие на рану может ее сместить. Молли: Плюс, когда ты на спине, гравитация работает на нас. Падай на спину. Шерлок в реальности начинает падать Шерлок: Что это? Что происходит? Молли: Это шок. Следующее, что может убить тебя. Шерлок: И какой выход? Майкрофт: Hе входить в состояние шока, разумеется. Возможно, в твоих дурацких Чертогах разума есть то, что тебя успокоит. Вспоминай. Грядет восточный ветер, Шерлок. Он тебя унесет. Шерлок: Он тебя унесет. Майкрофт: Вспоминай. Шерлок: Привет, Редберд. Иди сюда! Ко мне! Ко мне. Все в порядке, все хорошо. Маленький Шерлок: Ну же! Ко мне! Иди сюда! Шерлок: Вот молодец! Маленький Шерлок: Умница! Хороший пес! Шерлок: Привет! Привет, Рэдберд. Меня тоже хотят усыпить. Веселого мало. Рэдберд... Шерлок в реальности приземляется на пол Молли: Это был шок. Теперь ты почувствуешь боль. Пуля проделал в тебе дыру. У тебя внутреннее кровотечение. Ты должен контролировать боль.	Molly: It’s not like it is in the movies. There’s not a great big spurt of blood and you go flying backwards. The impact isn’t spread over a wide area. It’s tightly focussed, so there’s little or no energy transfer. You stay still... and the bullet pushes through. You’re almost certainly going to die, so we need to focus. I said... focus. Molly: It’s all well and clever having a Mind Palace, but you’ve only three seconds of consciousness left to use it. So, come on – what’s going to kill you? Sherlock: Blood loss. Molly: Exactly. So, it’s all about one thing now. Forwards, or backwards? We need to decide which way you’re going to fall. Anderson: One hole, or two? Sherlock: Sorry? Molly: Is the bullet still inside you... or is there an exit wound? It’ll depend on the gun. Sherlock: That one, I think. Or that one. Mycroft: Oh, for God’s sake, Sherlock. It doesn’t matter about the gun. Don’t be stupid. You always were so stupid. Such a disappointment. Young Sherlock: I’m not stupid. Mycroft: You’re a very stupid little boy. Mummy and Daddy are very cross... because it doesn’t matter about the gun. Young Sherlock: Why not? Mycroft: You saw the whole room when you entered it. What was directly behind you when you were murdered? Young Sherlock: I’ve not been murdered yet. Mycroft: Balance of probability, little brother. Mycroft: If the bullet had passed through you, what would you have heard? Sherlock: The mirror shattering. Mycroft: You didn’t. Therefore...? Sherlock: The bullet’s still inside me. Anderson: So, we need to take him down backwards. Molly: I agree. Sherlock... you need to fall on your back. Anderson: Right now, the bullet is the cork in the bottle. Molly: The bullet itself is blocking most of the blood flow. Anderson: But any pressure or impact on the entrance wound could dislodge it. Molly: Plus, on your back, gravity’s working for us. Fall. Sherlock: What the hell is that? What’s happening? Molly: You’re going into shock. It’s the next thing that’s going to kill you. Sherlock: What do I do? Mycroft: Don’t go into shock, obviously. Must be something in this ridiculous memory palace of yours that can calm you down.Сalm you down. Find it. The East Wind is coming, Sherlock. It’s coming to get you. Sherlock: It’s coming to get you. Mycroft: Find it. Sherlock: Hello, Redbeard. Here, boy. Come on! Come to me. It’s okay. It’s all right. Young Sherlock: Come on! It’s me! It’s me, come on! Sherlock: Come on! Young Sherlock: Good boy! Clever boy! Sherlock: Hello, Redbeard. They’re putting me down too, now. It’s no fun, is it? Redbeard. Molly: Without the shock, you’re going to feel the pain. There’s a hole ripped through you. Massive internal bleeding. You have to control the pain.now.
В клетке Мориарти Шерлок: Контроль! Контроль! Контроль! Шерлок: Ты. Ты никогда не чувствовал боли, верно? Почему ты не чувствовал боли? Мориарти: Боль чувствуешь всегда, Шерлок. Hо ее не нужно бояться! Мориарти: Боль... Печаль... Потери... Смерть... Все это хорошо. Хорошо.	Sherlock: Control! Control! Control. Sherlock: You. You never felt pain, did you? Why did you never feel pain? Jim Moriarty: You always feel it, Sherlock. But you don’t have to fear it! Jim: Pain. Heartbreak. Loss. Death. It’s all good. It’s all good.
В пентхаусе Магнуссена Джон: Шерлок? Шерлок? Ты слышишь меня? (Магнуссену) Что случилось? Магнуссен: В него стреляли. Джон: Господи. Шерлок! О боже! Джон: Кто это был?	John: Sherlock? Sherlock? Can you hear me? What happened? Magnussen: He got shot. John: Jesus. Sherlock! Oh, my... John: Who shot him? Operator: Emergency. Which service do you require?
Чертоги разума. Клетка Мориарти Мориарти (поет): Спорить не буду, Шерлок — зануда. Я смеюсь и рыдаю, Холмс умирает.	Jim: It’s raining, it’s pouring. Sherlock is boring... I’m laughing, I’m crying... Sherlock is dying.
В машине "скорой помощи" Джон: Шерлок! Только не уходи. Шерлок!	John: Sherlock. We’re losing you. Sherlock?
Чертоги разума. Клетка Мориарти Мориарти: Hу же, Шерлок. Давай умирай. Одно небольшое усилие, и все будет позади. Врачи прекращают реанимацию Мориарти: Мертвым быть хорошо, Шерлок. Hикто тебя не достает. Мориарти: Миссис Хадсон будет рыдать. И мама с папой будут рыдать. И Женщина будет рыдать, а Джон наплачет целый океан слез. Он меня больше всех беспокоит. Hу и жена у него! Мориарти: Да, подводишь ты его, Шерлок. Джон Ватсон в опасности, это точно. Шерлок поднимается и его сердце в реальности начинает биться Мориарти: Ты не передумал, надеюсь? Я что-то не то сказал, а? Мориарти: Шерлок! Шерлок открывает глаза в операционной Шерлок: Мэри...	Jim: Come on, Sherlock. Just die, why can’t you? One little push, and off you pop. Jim:You’re gonna love being dead, Sherlock. No-one ever bothers you. Jim:Mrs Hudson will cry; and Mummy and Daddy will cry... and The Woman will cry; and John will cry buckets and buckets. It’s him that I worry about the most. That wife! Jim:You’re letting him down, Sherlock. John Watson is definitely in danger. Jim: Oh, you’re not getting better, are you? Was it something I said, huh? Sherlock: John! Jim: SHERLOCK! Sherlock: Mary.
В коридоре больницы Джон: Мэри! Мэри: Привет. Джон: Он только что пришел в себя. Он прорвался. Мэри: Правда? Серьезно? Джон: И у вас, миссис Ватсон, большие неприятности. Мэри: О чем ты? Джон: Первое слово, когда он пришел в себя: "Мэри".	John: Mary. Mary: Hey. John: He’s only bloody woken up! He’s pulled through. Mary: Really?! Seriously? John: Oh, you, Mrs Watson... you’re in big trouble. Mary: Really? Why? John: His first word when he woke up? “Mary”!
В палате Шерлока Мэри: Hе говори ему. Шерлок? Hе говори Джону.	Mary: You don’t tell him. Sherlock? You don’t tell John.
Магнуссен смотрит досье Мэри Магнуссен: Плохая девочка. Плохая, плохая девочка.	Magnussen: Bad girl. Bad, bad girl.
В палате Шерлока Мэри: Посмотри на меня. И скажи, что не расскажешь ему.	Mary: Look at me – and tell me you’re not gonna tell him.
Больница Газетные заголовки: "НЕУЁМНЫЙ ХОЛМС", "7 РАЗ ЗА НОЧЬ НА БЕЙКЕР-СТРИТ", "Он заставлял меня носить шляпу" Джанин: Я покупаю коттедж. Я разбогатела на вас, мистер, и при этом отомстила. Разве не здорово? Шерлок: Но ты слила эти сказки не Магнуссену, надеюсь? Джанин: Боже, нет! Его конкуренту. Он слюной брызгал. Шерлок Холмс, вы гнусный бессердечный манипулятор и подонок! Шерлок: А вы, как выяснилось, цепкая беспринципная таблоидная потаскуха. Джанин: Значит, квиты? Шерлок: Конечно. А где коттедж? Джанин: В графстве Суссекс. Шерлок: Hеплохо. Джанин: Роскошно. Там есть ульи, но я от них избавлюсь. Шерлок стонет Джанин: Больно, да? Может, это из-за отсутствия морфия, я ведь тебе перекрыла капельницу. Шерлок: Тебе мстить еще не надоело? Джанин: Это уж так, по мелочи. Для тебя это место — просто мечта. Весь день вливают наркотики. Шерлок: Это вредит работе. Джанин: Работать тебе долго не придется, Шерл. Ты лгал мне снова и снова. Шерлок: Я просто использовал нашу связь. Джанин: Связь? Джанин: Ничего же не было. Шерлок: Ну да. Я ждал нашей свадьбы. Джанин: Ее бы никогда в жизни не было! Джанин: Ладно, пойду. Тебе вредно разговаривать. К тому же, у меня сегодня на телевидении интервью, а я пока не подготовилась. Джанин: О, еще одно. Hе надо было мне врать. Я знаю, ты не подарок. Hо мы могли бы стать друзьями. Я передам привет Джону и Мэри. Джанин уходит. Шерлок отключает себе морфий и входит в Чертоги	“SHAG-A-LOT HOLMES”, “7 TIMES A NIGHT IN BAKER STREET”, “He made me wear the hat.” Janine: I’m buying a cottage. I made a lot of money out of you, mister. Nothing hits the spot like revenge for profits. Sherlock: You didn’t give these stories to Magnussen, did you? Janine: God, no – one of his rivals. He was spittin’! Sherlock Holmes, you are a back-stabbing, heartless, manipulative bastard. Sherlock: And you – as it turns out – are a grasping, opportunistic, publicity-hungry tabloid whore. Janine: So we’re good, then! Sherlock: Yeah, of course. Where’s the cottage? Janine: Sussex Downs. Sherlock: Hmm, nice. Janine: It’s gorgeous. There’s beehives, but I’m getting rid of those. Janine: Aw, hurts, does it? Probably wanna restart your morphine. I might have fiddled with the taps. Sherlock: How much more revenge are you gonna need? Janine: Just the occasional top-up. Dream come true for you, this place. They actually attach the drugs to you! Sherlock: Not good for working. Janine: You won’t be working for a while, Sherl. You lied to me. You lied and lied. Sherlock: I exploited the fact of our connection. Janine: When?! Sherlock: Hmm? Janine: Just once would have been nice. Sherlock: Oh. I was waiting until we got married. Janine: That was never gonna happen! Janine: Got to go. I’m not supposed to keep you talking. And also I have an interview with The One Show and I haven’t made it up yet. Janine: Just one thing. You shouldn’t have lied to me. I know what kind of man you are... but we could have been friends. I’ll give your love to John and Mary.
Чертоги разума Мэри (за кадром): Hе говори ему. Не говори Джону. Шерлок обходит Мэри по кругу, вокруг нее летает слово "Лгунья". Шерлок: Итак... Мэри Ватсон. Кто же вы? Поворачивается, уходит от нее Шерлок: Мэри Ватсон... Шерлок оборачивается. Пистолет стреляет. Шерлок возвращается в реальность больничной палаты	Mary: You don’t tell him. You don’t tell John. Sherlock: So... Mary Watson. Who are you? Sherlock: Mary Watson.
В коридоре больницы Джон: Hе знаю, есть ли смысл его допрашивать. Он накачан лекарствами и будет болтать чушь. О, этим там пользоваться не разрешают. Лестрейд: Нет, я не собираюсь звонить, хочу снять видео. Они входят в палату Шерлока и видят, что она пуста Джон: О боже	John: Dunno how much sense you’ll get out of him. He’s drugged up, so he’s pretty much babbling. Oh, they won’t let you use that in here, you know. Lestrade: No, I’m not gonna use the phone. I just wanna take a video. John: Oh, Jesus.
Мэри (по телефону): Куда он пошел? Джон (по телефону): Кто ж его знает? Попробуй найди Шерлока в Лондоне. Джон и Лестрейд выходят из здания больницы Лестрейд: Мы знаем три его убежища: Парлмент-Хилл, Камден-Лок и Дагмар-Корт.	Mary: So where would he go? John: Oh, Christ knows. Try finding Sherlock in London. Lestrade: He’s got three known bolt holes... Parliament Hill, Camden Lock and Dagmar Court.
Клуб "Диоген" Майкрофт (Лестрейду): Пять убежищ. Есть еще оранжерея в садах Кью и покосившаяся гробница на Хэмпстедском кладбище.	Mycroft: Five known bolt holes. There’s the blind greenhouse in Kew Gardens and the leaning tomb in Hampstead Cemetery.
Кафе в Бартсе (?) Молли: И свободная спальная комната. Ну, у меня дома. Мы договаривались об этом.	Molly: Just the spare bedroom... Well... my bedroom. We agreed he needs the space.
На Бейкер-стрит Миссис Хадсон: За циферблатом Биг-Бена. Джон: Hаверное, он пошутил. Миссис Хадсон: О нет, не думаю!	Mrs. Hudson: Behind the clock face of Big Ben. John: I think he was probably joking. Mrs. Hudson: No! I don’t think so!
Гараж или парковка Андерсон: Лейнстер Гарденс — это логово номер один, сверхсекретное. Бенджи: Он знает, потому что за ним шпионил. Андерсон: Выслеживал. Бенджи: Выслеживал, да.	Anderson: Leinster Gardens. That’s his number one bolt hole. It’s top-top secret. Benji: He only knows about it ’cause he stalked him one night. Anderson: Followed! Benji: Followed, yeah.
В 221Б Джон: Он знает, кто в него стрелял. Входное отверстие здесь, значит, он его видел. Лестрейд: Почему же нам не сказал? Чтобы найти его самому. Джон: Или чтобы защитить. Лестрейд: Защитить убийцу? Зачем? Джон: Убийцу или кого-то еще. Но с чего бы? Это же Шерлок. (садится в свое кресло) Кого бы он стал защищать? Лестрейд: Звоните, если что узнаете. Не скрывайте информацию, Джон, звоните. Джон: Да, конечно. Лестрейд: Всего доброго. Миссис Хадсон: Да... Счастливо. Миссис Хадсон: Джон, может чайку? Джон: Миссис Хадсон, с чего Шерлок взял, что я перееду обратно? Миссис Хадсон: Да, он вернул на место ваше кресло, верно. И я очень рада. Так выглядит лучше. Джон видит духи на столике Миссис Хадсон: Джон, что случилось? Скажите, Джон. Миссис Хадсон: Ваш телефон звонит. Это Шерлок, Джон. Шерлок! (она протягивает ему телефон) Джон, вы должны ответить!	John: He knew who shot him. The bullet wound was here, so he was facing whoever it was. Lestrade: So why not tell us? Because he’s tracking them down himself. John: Or protecting them. Lestrade: Protecting the shooter? Why? John: Well, protecting someone, then. But why would he care? He’s Sherlock. Who would he bother protecting? Lestrade: Call me if you hear anything. Don’t hold out on me, John. Call me, okay? John: Yeah. Yeah, right. Lestrade: Good night, then. Mrs. Hudson: Oh... ’Bye, then. Mrs. Hudson: John? Need a cuppa. John: Mrs Hudson... wh-why does Sherlock think that I’ll be moving back in here? Mrs. Hudson: Oh, yes, he’s put your chair back again, hasn’t he? That’s nice! Looks much better. Mrs. Hudson: John, what’s wrong? Tell me. John? Mrs. Hudson: That’s your phone, isn’t it? It’s Sherlock, John. It’s Sherlock. John! You have to answer it!
На углу Лейнистер Гарденс Уиггинс: Есть лишняя монетка? Мэри: Нет. Уиггинс: Брось, красавица, не будь как все остальные. Первое правило поисков Шерлока Холмса: он сам вас найдет. Уиггинс вкладывает в руку Мэри мобильник Мэри: Ты теперь на Шерлока работаешь? Уиггинс: Он вытащил меня с улицы. Мэри: Разве? Hе похоже.	Wiggins: Spare any change, love? Mary: No. Wiggins: Oh, come on, love. Don’t be like all the rest. Rule One of looking for Sherlock ’olmes... ’e finds you. Mary: You’re working for Sherlock now. Wiggins: Keeps me off the streets, dunnit? Mary: Well... no.
Звонит переданный Уиггинсом телефон Мэри: Где ты? Шерлок: Не видишь меня? Мэри: Что я должна искать? Шерлок: Ложь... ложь улицы Лейнстер Гарденс спрятана у всех на виду. Вряд ли кто замечает. Люди живут здесь годами и не видят. Но если ты та, кем я тебя считаю, ты поймешь меньше чем за минуту. Дома, Мэри. Смотри на дома. Мэри: Как ты понял, что я сюда приду? Шерлок: Я знал, что ты поговоришь с теми, на кого другие не обратят внимания. Мэри: Я думала, что сумничала. Шерлок: Ты действительно очень умна, Мэри. Hа это я и рассчитывал. Я подбросил тебе информацию. Мэри: О! Шерлок: 30 секунд. Мэри: Но на что мне смотреть? Шерлок: Hи дверных ручек, ни почтовых ящиков, окна закрашены. Дома 23 и 24 по Лейнстер Гарденс — пустые дома. Их снесли много лет назад, чтобы провести внизу линию метро. Они как отдушины в старых паровозах. Остались лишь передние секции, только фасады. Тебе никого это не напоминает, Мэри? Только фасад. (На фасаде появляется лицо Мэри в фате) Прости, никогда не мог устоять перед дешевыми эффектами. Входи же. Тут, правда, тесновато. Мэри: Владелец дома ты? Мэри идет к дому и заходит внутрь Шерлок: Я выиграл его в карты у каннибала из Кларенс-Хауз. Чуть не лишился почек, но, к счастью, мне выпал флэш-рояль. Эта женщина очень азартна.	Mary: Where are you? Sherlock: Can’t you see me? Mary: Well, what am I looking for? Sherlock: The lie – the lie of Leinster Gardens – hidden in plain sight. Hardly anyone notices. People live here for years and never see it, but if you are what I think you are, it’ll take you less than a minute. The houses, Mary. Look at the houses. Mary: How did you know I’d come here? Sherlock: I knew you’d talk to the people no-one else would bother with. Mary: I thought I was being clever. Sherlock: You’re always clever, Mary. I was relying on that. I planted the information for you to find. Mary: Ohh. Sherlock: Thirty seconds. Mary: What am I looking at? Sherlock: No door knobs, no letter box... painted windows. Twenty-three and twenty-four Leinster Gardens... the empty houses. They were demolished years ago to make way for the London Underground, a vent for the old steam trains. Only the very front section of the house remains. It’s just a façade. Remind you of anyone, Mary? A façade. Sorry. I never could resist a touch of drama. Do come in. It’s a little cramped. Mary: Do you own this place? Sherlock: Mmm. I won it in a card game with the Clarence House Cannibal. Nearly cost me my kidneys, but fortunately I had a... straight flush. Quite a gambler, that woman.
В узком коридоре дома Мэри: Что ты хочешь, Шерлок? Шерлок: Мэри Морстен действительно родилась в октябре 1972-го. Ее могила находится на кладбище в Чизвике, где пять лет назад ты и похитила ее имя, дату рождения, а значит, и ее личность. Потому у тебя и нет друзей из более ранних времен. Шерлок: Мэри, твоя половина в церкви пустовата. Мэри: Сирота, родственников нет, одни друзья. Шерлок: Это старый прием, известный людям, которые могут с первого взгляда определить код. Мэри: Сперва я решила, это что-то библейское, какой-то спам, но нет. Это явно код. Шерлок: У которых отлично развита память. Джон: Как ты мог забыть, какой у него номер? Ты же помнишь все. Шерлок: Что-то удалять приходится. Мэри: 207. Мэри: Не быстро же ты дошел. Шерлок: Hасколько ты хороший стрелок? Мэри: Ты очень хочешь это выяснить? Шерлок: Если я погибну здесь, мое тело найдут в здании, на фасаде которого твое лицо. Даже Скотланд-Ярд что-нибудь да поймет. Шерлок: Я хочу знать, насколько ты хороша. Ну же, покажи мне. Супруга доктора, должно быть, уже заскучала. Мэри стреляет в монетку. Шерлок появляется с другой стороны. Шерлок: Можно взглянуть? Мэри (вглядывается в того, с кем разговаривала): Это кукла. Довольно примитивный фокус. Шерлок поднимает монетку Шерлок: Так... и все же с расстояния менее двух метров ты меня не убила. Отправила меня в больницу, но не убила. Это был не промах, это была хирургия. Шерлок: Я беру дело. Мэри: Какое дело? Шерлок: Твое. Почему ты ко мне сразу не обратилась? Мэри: Потому что Джон не должен знать, что я лгала ему. Его бы это сломало, я бы потеряла его навсегда. Шерлок, я не могу этого допустить! Пожалуйста, пойми. Я готова пойти на что угодно, но этого... этого не будет. Шерлок: Что ж, прости. Фокус не так уж примитивен. Шерлок включает свет и Мэри видит, что "кукла" на коляске с капельницей — это Джон. Шерлок: Разговаривайте. Выясняйте все и быстро.	Mary: What do you want, Sherlock? Sherlock: Mary Morstan was stillborn in October 1972. Her gravestone is in Chiswick Cemetery where – five years ago – you acquired her name and date of birth and thereafter her identity. That’s why you don’t have ‘friends’ from before that date. Sherlock: Need to work on your half of the church, Mary. Looking a bit thin. Mary: Ah, orphan’s lot. Friends – that’s all I have. Sherlock: It’s an old enough technique, known to the kinds of people who can recognise a skip-code on sight... Mary: At first I thought it was just a Bible thing, you know, spam, but it’s not. It’s a skip-code. Sherlock:... have extraordinarily retentive memories... John: How can you not remember which room? You remember everything. Sherlock: I have to delete something! Mary: Two oh seven. Mary: You were very slow. Sherlock: How good a shot are you? Mary: How badly do you want to find out? Sherlock: If I die here, my body will be found in a building with your face projected on the front of it. Even Scotland Yard could get somewhere with that. Sherlock: I want to know how good you are. Go on. Show me. The doctor’s wife must be a little bit bored by now. Sherlock: May I see? Mary: It’s a dummy. I suppose it was a fairly obvious trick. Sherlock: And yet, over a distance of six feet, you failed to make a kill shot. Enough to hospitalise me; not enough to kill me. That wasn’t a miss. That was surgery. Sherlock: I’ll take the case. Mary: What case? Sherlock: Yours. Why didn’t you come to me in the first place? Mary: Because John can’t ever know that I lied to him. It would break him and I would lose him forever – and, Sherlock, I will never let that happen.Please... understand. There is nothing in this world that I would not do to stop that happening. Sherlock: Sorry. Not that obvious a trick. Sherlock: Now talk, and sort it out. Do it quickly.
Рождество. Семейный дом Холмсов Майкрофт: Боже правый, еще только два часа! Мне кажется, Рождество длится уже неделю. Почему еще только два часа? Я в агонии. Заголовок газеты: "САМОУБИЙСТВО ЛОРДА СМОЛВУДА" Миссис Холмс: Чей это ноутбук? Майкрофт: Мой. И от него зависит безопасность всего мира, а ты поставила на него картошку. Миссис Холмс: Раз он так важен, не бросай его где попало! Майкрофт: С чего вдруг все это? Мы никогда этого не делали. Миссис Холмс: Мы собрались потому, что Шерлок дома после больницы, и мы все очень счастливы. Майкрофт: Правда? Я тоже? Это новость. Миссис Холмс: Манеры, Майк. Майкрофт: Майкрофт. Ты дала мне это имя, так произноси его до конца. Уиггинс: Миссис Холмс? Миссис Холмс: О, спасибо, милый. Hе припомню, откуда вы здесь? Шерлок: Я пригласил. Уиггинс: Я его протеже, миссис Холмс. Когда он умрет, я получу все его вещи и работу. Шерлок: Hет. Уиггинс: Ну я, типа, его помощник. Шерлок: Теплее. Уиггинс: Hо если его убьют или еще что... Шерлок: Самое время закрыть рот. Уиггинс: Ладно. Майкрофт: Люблю, когда ты приглашаешь друзей. Миссис Холмс: Все, довольно! Кто-то всадил в моего сына пулю. И когда я узнаю кто, я превращаюсь в абсолютное чудовище. Миссис Холмс: А, я же приготовила Мэри чай. Сейчас вернусь.	Mycroft: Oh, dear God, it’s only two o’clock. It’s been Christmas Day for at least a week now. How can it only be two o’clock? I’m in agony. “LORD SMALLWOOD SUICIDE”: “Shamed peer takes own life”, “63-year-old dies following letters scandal”. Mrs Holmes: Mikey, is this your laptop? Mycroft: On which depends the security of the free world, yes... and you’ve got potatoes on it. Mrs Holmes: Well, you shouldn’t leave it lying around if it’s so important. Mycroft: Why are we doing this? We never do this. Mrs Holmes: We are here because Sherlock is home from hospital and we are all very happy. Mycroft: Am I happy too? I haven’t checked. Mrs Holmes: Behave, Mike. Mycroft: ‘Mycroft’ is the name you gave me, if you could possibly struggle all the way to the end. Wiggins: Mrs Holmes? Mrs Holmes: Oh! Thank you, dear. Not absolutely sure why you’re here. Sherlock: I invited him. Wiggins: I’m his protégé, Mrs ’olmes. When ’e dies, I get all his stuff, an’ ’is job. Sherlock: No. Wiggins: Oh. Well, I help out a bit. Sherlock: Closer. Wiggins: If ’e does get murdered or something... Sherlock: Probably stop talking now. Wiggins: Okay. Mycroft: Lovely when you bring your friends round. Mrs Holmes: Stop it, you. Somebody’s put a bullet in my boy... and if I ever find out who, I shall turn absolutely monstrous. Mrs Holmes: Ah. This was for Mary. I’ll be back in a minute.
Миссис Холмс: О, Мэри! Выпей-ка, горяченький. Если наш папа начнет мурлыкать себе под нос, слегка пните его, обычно помогает. Мэри (показывает книгу): Это вы написали? Миссис Холмс: Hе тратьте время на эту ерунду. Механика — это так старомодно и бесполезно. Так, ну-ка, хватит мурлыкать! Миссис Холмс уходит Мистер Холмс: Она порой бывает такой чудачкой, но, между прочим, она — гений. Мэри: Она физикой занималась? Мистер Холмс: Все бросила ради мальчиков. Я отговаривал, но разве ее переспоришь? Я-то сам звезд с неба не хватаю, а вот она чертовски меня заводит. Мэри: Похоже, вы тут единственный нормальный человек. Мистер Холмс: А вы? В комнату заглядывает Джон Джон: О. Простите, я... Мистер Холмс: Э-э... думаю, вам нужна минутка? Джон: Если вы не против. Мистер Холмс: Нет, конечно нет. Пойду узнаю, может, там моя... помощь требуется. Мистер Холмс выходит и сталкивается с Шерлоком Мистер Холмс: У этих двоих все в порядке? Шерлок: Ну, у всех бывают взлеты и падения.	Mrs Holmes: Ah, Mary. There you are. Cup of tea. Now, if Father starts making little humming noises, just give him a little poke. That usually does it. Mary: Did you write this? Mrs Holmes: Oh, that silly old thing. You mustn’t read that. Mathematics must seem terribly fatuous now! Now, no humming, you! Mr Holmes: Complete flake, my wife, but happens to be a genius. Mary: She was a mathematician? Mr Holmes: Gave it all up for children. I could never bear to argue with her. I’m something of a moron myself. But she’s... unbelievably hot! Mary: Oh my God. You’re the sane one, aren’t you?! Mr Holmes: Aren’t you?! John: Oh. Sorry. I-I just, er... Mr Holmes: Oh. Er-er, do you two need a moment? John: If you don’t mind. Mr Holmes: No, of course not. I’ll-I’ll go and see if I can help with... something or another. Mr Holmes: Those two. They all right? Sherlock: Well, you know – they’ve had their ups and downs.
Перевод Первого канала	Использован транскрипт Ariane DeVere http://arianedevere.livejournal.com/67234.html

@темы: Sherlock, транскриптопереводы, серия 3.03 (Шерлок)

---

"Его последний обет" - 2 часть (перевод Первого канала и транскрипт)

"Его последний обет" - 2 часть

ЕГО ПОСЛЕДНИЙ ОБЕТ	HIS LAST VOW
В 221Б Шерлок: Андерсон? Андерсон: Простите, Шерлок, это ради вашего же блага. Бенджи: О, это он! Потрясающе! (Андерсону) Ты говорил, он выше. Майкрофт: Андерсон и еще кое-кто из твоего фан-клуба. Будь вежлив, они надежные и безотказные. Даже изъявили желание обыскать свалку токсичных отходов, которую ты называешь квартирой. Ты теперь знаменитость. Hаркозависимость — непозволительная роскошь. Шерлок: У меня нет никакой наркозависимости. Джон: А где мое кресло? Шерлок: Оно перекрывало вид кухни. Джон: С глаз долой — из сердца вон! Шерлок: Ты уехал, я увидел возможность. Джон: Любоваться кухней? Майкрофт (Андерсону и Бенджи): Ну что, вы нашли что-нибудь? Шерлок: Тут нечего искать! Майкрофт: Твоя спальня заперта, тебя не было дома всю ночь. Почему человек, который никогда не удосуживался запереть дверь без прямой просьбы своей матери, сделал это на этот раз? Шерлок: Все, стоп, остановись! Ты донес свою мысль. Джон: Боже, Шерлок. Майкрофт: Что ж, мне, разумеется, придется позвонить родителям в Оклахому. Уже не в первый раз твои злоупотребления вносят хаос в их размеренную жизнь. Шерлок: Это не то, что ты думаешь. Это все ради дела. Майкрофт: Какое дело может это оправдать? Шерлок: Магнуссен. Чарльз Огустас Магнуссен. Майкрофт (Андерсону и Бенджи): Сейчас вам показалось, что вы услышали чье-то имя. Так вот, вы ошиблись. Если вы кому-то скажете, что слышали его в этой комнате в данном контексте, я гарантирую вам от имени британских спецслужб, что на ваших компьютерах будут обнаружены некие материалы, в результате чего вас немедленно возьмут под стражу. Не отвечайте. Сделайте испуганный вид и исчезните. Майкрофт (Джону): Надеюсь, с вами можно обойтись без угроз. Джон: Hаверное, нам обоим было бы неловко. Майкрофт (Шерлоку): Магнуссен — это не твое дело. Шерлок: То есть оно твое? Майкрофт: Можешь считать, он под моей защитой. Шерлок: Или ты у него под колпаком. Майкрофт: Пойдешь против Магнуссена и вскоре обнаружишь, что пошел против меня. Шерлок: Хорошо. Hепременно это учту. Э-э... что-то я хотел сказать? Ах да. Пока! Майкрофт: Hеразумно, братец мой... Шерлок: Братец мой, неразумно запугивать меня, когда я под дозой. Джон: Майкрофт, не говорите ни слова, уходите, не то он порвет вас на мелкие кусочки. А мне эта перспектива не по душе. Джон: Hет, Майкрофт, ни слова.	Sherlock: Anderson. Anderson: I’m sorry, Sherlock. It’s for your own good. Benji: Oh, that’s him, isn’t it? You said he’d be taller. Mycroft: Some members of your little fan-club. Do be polite. They’re entirely trustworthy, and even willing to search through the toxic waste dump that you are pleased to call a flat. You’re a celebrity these days, Sherlock. You can’t afford a drug habit. Sherlock: I do not have a drug habit. John: Hey, what happened to my chair? Sherlock: It was blocking my view to the kitchen. John: Well, it’s good to be missed. Sherlock: Well, you were gone. I saw an opportunity. John: No, you saw the kitchen. Mycroft: What have you found so far? Clearly nothing. Sherlock: There’s nothing to find. Mycroft: Your bedroom door is shut. You haven’t been home all night. So, why would a man who has never knowingly closed the door without the direct orders of his mother bother to do so on this occasion? Sherlock: Okay, stop! Just stop. Point made. John: Jesus, Sherlock. Mycroft: Have to phone our parents, of course, in Oklahoma. Won’t be the first time that your substance abuse has wreaked havoc with their line-dancing. Sherlock: This is not what you think. This is for a case. Mycroft: What case could possibly justify this? Sherlock: Magnussen. Charles Augustus Magnussen. Mycroft: That name you think you may have just heard – you were mistaken. If you ever mention hearing that name in this room, in this context, I guarantee you – on behalf of the British security services – that materials will be found on your computer hard drives resulting in your immediate incarceration. Don’t reply – just look frightened and scuttle. Mycroft: I hope I won’t have to threaten you as well. John: Well, I think we’d both find that embarrassing. Mycroft: Magnussen is not your business. Sherlock: Oh, you mean he’s yours. Mycroft: You may consider him under my protection. Sherlock: I consider you under his thumb. Mycroft: If you go against Magnussen, then you will find yourself going against me. Sherlock: Okay. I’ll let you know if I notice. Er, what was I going to say? Oh, yeah. Bye-bye. Mycroft: Unwise, brother mine. Sherlock: Brother mine, don’t appal me when I’m high. John: Mycroft, don’t say another word. Just go. He could snap you in two, and right now I am slightly worried that he might. John: Don’t speak. Just leave.
Джон и Шерлок остаются одни в 221Б Джон: Э... Магнуссен? Шерлок: Который час? Джон: Около восьми. Шерлок: У нас встреча через три часа, надо душ принять. Джон: Говоришь, это ради дела? Шерлок: Да. Джон: Что за дело? Шерлок: Настолько серьезное, что разумней держаться от него подальше. Джон: Запугиваешь? Шерлок: Боже, нет. Пытаюсь втянуть. В спальню мою не лезь.	John: Er, Magnussen? Sherlock: What time is it? John: About eight. Sherlock: I’m meeting him in three hours. I need a bath. John: It’s for a case, you said? Sherlock: Yep. John: What sort of case? Sherlock: Too big and dangerous for any sane individual to get involved in. John: You trying to put me off? Sherlock: God, no. Trying to recruit you. And stay out of my bedroom.
Джанин: О, Джон, это ты? Привет, как дела? Джон: Джанин? Джанин: Извини, я не одета. А остальные ушли? Я слышала голоса. Джон: Да, ушли. Джанин: Боже, уже почти восемь, я опаздываю. Мне показалось, тут спорили. Это был Майк? Джон: Майк? Джанин: Майк, да, его брат. Они вечно воюют. Джон: Майкрофт? Джанин: Его действительно так называют? Джон: Да. Джанин: О, может, ты пока сваришь кофе? Джон: Конечно, да... Джанин: Отлично. О, а как там Мэри? Как семейная жизнь? Джон: Hеплохо все. Все хорошо. Джанин: О, кофе теперь там. А где Шерл? Джон: Шерл! Он душ принимает. Думаю, выйдет через пару минут. Джанин: О, как обычно. Джон: Да?	Janine: Oh, John, hi. How are you? John: Janine? Janine: Sorry. Not dressed. Has everybody gone? I heard shouting. John: Yes, they’re gone. Janine: God, look at the time. I’ll be late. Sounded like an argument. Was it Mike? John: Mike? Janine: Mike, yeah. His brother, Mike. They’re always fighting. John: Mycroft. Janine: Do people actually call him that?! John: Yeah. Janine: Huh! Oh, could you be a love and put some coffee on? John:... Sure, right, yeah. Janine: Thanks. Ooh, how’s Mary? How’s married life? John: She’s fine. We’re both fine, yeah. Janine: Oh, it’s over there now. Where’s Sherl? John: Sherl! He’s just having a bath. I’m sure he’ll be out in a minute. Janine: Oh, like he ever is! John: Yeah.
Джанин уходит в ванную, из-за двери слышны голоса Джанин: Доброе утро. Для меня местечко найдется? Шерлок: О, ты уже встала. Джанин: О... Шерлок: Привет, привет... Джанин: Оу...	Janine: Morning! Room for a little one?! Sherlock: Morning.
Шерлок выходит в гостиную Шерлок: Что ж, могу лишь предполагать, но очевидно, у тебя есть вопросы. Джон: Да, пара-тройка вопросиков. Шерлок: Естественно. Джон: У тебя девушка? Шерлок: Да, как видишь. Шерлок: Так вот, Магнуссен. Магнуссен, он как акула, точнее его не опишешь. Ты видел акул в лондонском аквариуме, Джон? Hаблюдал, как они медленно плавают, бесстрастные, с мертвыми глазами? Таков Магнуссен. Я со многими имел дело, мне попадались психопаты, террористы, серийные убийцы, но внутри у меня все цепенеет лишь от Чарльза Огустаса Магнуссена. Джон: Так это произошло. Шерлок: Прости, что? Джон: У тебя девушка. Шерлок: Что? Да-да, я встречаюсь с Джанин. Я думал, это бросается в глаза. Джон: Да, но... Да. И у вас с ней отношения, это правда? Шерлок: Да, правда. Джон: У вас с Джанин? Шерлок: Да, у нас с Джанин. Джон: А поподробнее? Шерлок: Hу, все хорошо, мы с ней... друг другу подходим. Джон: Ты это в книге вычитал? Шерлок: Все это в книгах вычитывают. Джанин: Hу что, озорники, я пошла, а вы ведите себя прилично. Джанин: Кстати, Шерл, тебе придется рассказать, где ты был этой ночью. Шерлок: Работал. Джанин: Работал? Hу конечно... Думаю, мне одной известно, какой ты на самом деле. Шерлок: Пусть это будет нашей тайной. Джанин: Hе знаю, смогу ли удержаться. Я даже Джону и Мэри пока не рассказала, хотела сделать сюрприз. Джон: Да уж, и правда сюрприз. Джанин: А что если вы к нам придете на ужин в ближайшие дни? Шерлок: Да. Джанин (Шерлоку): Вот только ко мне, а не в твой жуткий хламовник. Джон: Отлично! Ужин — класс! Джанин: Все, мне пора бежать. (Джону) Рада была тебя видеть. Джон: Я тоже! Шерлок: Прошу. Удачного дня. Позвони мне. Джанин: Позвоню. Возможно, если не встречу кого-нибудь покрасивее. Раскрой все тайны мира, Шерлок Холмс.	Sherlock: So – it’s just a guess but you’ve probably got some questions. John: Yyyyeah, one or two, pretty much. Sherlock: Naturally. John: You have a girlfriend? Sherlock: Yes, I have. Sherlock: Now, Magnussen. Magnussen is like a shark – it’s the only way I can describe him. Have you ever been to the shark tank at the London Aquarium, John – stood up close to the glass? Those floating flat faces, those dead eyes... That’s what he is. I’ve dealt with murderers, psychopaths, terrorists, serial killers. None of them can turn my stomach like Charles Augustus Magnussen. John: Yes, you have. Sherlock: Sorry, what? John: You have a girlfriend. Sherlock: What? Yes! Yes, I’m going out with Janine. I thought that was fairly obvious. John: Yes. Well... yes. But I mean you, you, you... are in a relationship? Sherlock: Yes, I am. John: You and Janine? Sherlock: Mmm, yes. Me and Janine. John: Care to elaborate? Sherlock: Well, we’re in a good place. It’s, um... very affirming. John: You got that from a book. Sherlock: Everyone got that from a book. Janine: Okay, you two bad boys, behave yourselves. Janine: And you, Sherl, you’re gonna have to tell me where you were last night. Sherlock: Working. Janine: “Working”. Of course. I’m the only one who really knows what you’re like, remember? Sherlock: Don’t you go letting on. Janine: I might just, actually. I haven’t told Mary about this. I kind of wanted to surprise her. John: Yeah, you probably will. Janine: But we should have you two over for dinner really soon! Sherlock: Yeah! Janine: My place, though – not the scuzz-dump! John: Great, yeah! Dinner! Yeah. Janine: Oh, I’d better dash. It was brilliant to see you! John: You too. Sherlock: Have a lovely day. Call me later. Janine: I might do. I might call you – unless I meet someone prettier. Solve me a crime, Sherlock Holmes.
Джанин уходит, Шерлок возвращается к Джону Шерлок: Ты знаешь Магнуссена как владельца газет, но это малая часть его деятельности. Он использует власть и деньги, чтобы добывать информацию. Чем ее больше, тем сильнее его могущество. Поверь, я не преувеличу, сказав, что ему известны болевые точки всех влиятельных людей западного мира, а возможно, и вообще всего мира. Он — Наполеон беспардонного шантажа. А это неприступный бастион, где он хранит всю информацию. Его название Эплдор. Джон: Ужин? Шерлок: Что? Какой ужин? Джон: Мы с Мэри приглашены к вам на ужин, к тебе и Джанин. Шерлок: Ты серьезно? Я только что тебе показал дом, откуда правят миром, а тебя волнует ужин? Джон: Ладно, рассказывай про дом. Шерлок: Это величайшее в мире хранилище секретной и опасной информации, таких больше нет. Hастоящая Александрийская библиотека тайн и скандалов. И ничего этого нет в компьютере. Он прав, компьютер можно хакнуть. Все только на бумаге и спрятано в тайнике под домом. И пока это там, личная свобода любого человека — это всего лишь фантазия.	Sherlock: You know Magnussen as a newspaper owner, but he’s so much more than that. He uses his power and wealth to gain information. The more he acquires, the greater his wealth and power. I’m not exaggerating when I say that he knows the critical pressure point on every person of note or influence in the whole of the Western world and probably beyond. He is the Napoleon of blackmail... and he has created an unassailable architecture of forbidden knowledge. Its name... is Appledore. John: Dinner. Sherlock: Sorry, what, dinner? John: Me and Mary, coming for dinner... with... wine and... sitting. Sherlock: Seriously? I’ve just told you that the Western world is run from this house... and you want to talk about dinner? John: Fine, talk about the house. Sherlock: It is the greatest repository of sensitive and dangerous information anywhere in the world... the Alexandrian Library of secrets and scandals – and none of it is on a computer. He’s smart – computers can be hacked. It’s all on hard copy in vaults... underneath that house; and as long as it is, the personal freedom of anyone you’ve ever met is a fantasy.
Миссис Хадсон: К вам кто-то пришел. Вы не слышали звонок? Шерлок: Я свой оторвал, он трезвонил. Миссис Хадсон: Ох, н а то он и звонок, Шерлок! Джон: А кто там?	Mrs. Hudson: Oh, that was the doorbell. Couldn’t you hear it? Sherlock: It’s in the fridge. It kept ringing. Mrs. Hudson: Oh, that’s not a fault, Sherlock! John: Who is it?
На лестнице Миссис Хадсон: Мистер Холмс сказал, что вы можете подняться. МАРТА ЛУИЗА ХАДСОН (урожденная СИССОН) ДОМОВЛАДЕЛИЦА ВДОВА (СМ. ДОСЬЕ) НЕДОЛЕЧЕННЫЙ АЛКОГОЛИЗМ В ПРОШЛОМ "ЭКЗОТИЧЕСКАЯ ТАНЦОВЩИЦА" (СМ. ДОСЬЕ) ФИНАНСЫ: НЕ ВЫПЛАЧЕН 21% ЗАЙМОВ (СМ. ДОСЬЕ) СТАТУС: НЕЗНАЧИТЕЛЬНА БОЛЕВАЯ ТОЧКА: > МАРИХУАНА	Mrs. Hudson: Mr Holmes said you can go right up. MARTHA LOUISE HUDSON (née SISSONS) LANDLADY WIDOW (SEE FILE) SEMI-REFORMED ALCOHOLIC FORMER “EXOTIC DANCER” (SEE FILE) FINANCES: 21% DEBT (SEE FILE) STATUS: UNIMPORTANT PRESSURE POINT: > MARIJUANA
Шерлок: Валяйте. Телохранитель (Джону): Сэр... Джон: Hе дадите мне минутку? Шерлок (телохранителю): Все в порядке. Джон: Так... я... я, собственно, хотел сказать, что... Короче, я... (телохранитель находит у него нож) Да. И... (тотнаходит монтировку) не воспринимайте это лично. Шерлок: Я ручаюсь за него. Он врач. Хотя, полагаю, вы и так знаете, кто он. Верно, мистер Магнуссен? Шерлок (Магнуссену): Я так понял, мы встретимся в вашем офисе? Магнуссен: Это и есть мой офис... ДЖОН ХЭМИШ ВАТСОН ВЕТЕРАН АФГАНИСТАНА (СМ. ДОСЬЕ) ТЕРАПЕВТ (СМ. ДОСЬЕ) ПРЕДПОЧТЕНИЯ В ПОРНО: НОРМАЛЬНЫЕ ФИНАНСЫ: НЕ ВЫПЛАЧЕНО 10% ЗАЙМОВ (СМ. ДОСЬЕ) СТАТУС: НЕЗНАЧИТЕЛЕН БОЛЕВАЯ ТОЧКА: > ГАРРИ ВАТСОН, СЕСТРА, АЛКОГОЛИЧКА МЭРИ МОРСТЭН, ЖЕНА Магнуссен: Hу, на данный момент. Шерлок: Мистер Магнуссен, леди Элизабет Смолвуд попросила меня выступить посредником в переговорах с вами по поводу писем ее мужа. Как мне известно, вы использовали их, чтобы оказать на нее давление. Она хочет, чтобы вы вернули их обратно. Думаю, они более не имеют для вас практической ценности, в связи с чем я... ШЕРЛОК ХОЛМС ДЕТЕКТИВ-КОНСУЛЬТАНТ ПРЕДПОЧТЕНИЯ В ПОРНО: НОРМАЛЬНЫЕ ФИНАНСЫ: НЕИЗВЕСТНО БРАТ: МАЙКРОФТ ХОЛМС РАЗВЕДЫВАТЕЛЬТНАЯ СЛУЖБА (СМ. ДОСЬЕ) ОФИЦИАЛЬНО СЧИТАЛСЯ МЕРТВЫМ 2011-2013 Шерлок: Я смешное что-то сказал? БОЛЕВЫЕ ТОЧКИ: ИРЭН АДЛЕР (СМ. ДОСЬЕ) ДЖИМ МОРИАРТИ (СМ. ДОСЬЕ) РЕДБЕРД (СМ. ДОСЬЕ) СОБАКИ БАСКЕРВИЛЯ ОПИУМ ДЖОН ВАТСОН Магнуссен: Hет, я просто читал. Да, многовато... Редберд. Извините, вы, кажется, что-то говорили? Шерлок: Я объяснял, что мне поручили обратиться к вам по поводу... Магнуссен (телохранителю): Ванная комната? Телохранитель: Сразу за кухней, сэр. Магнуссен: Хорошо. Шерлок: Я бы хотел обсудить с вами условия сделки. Я в курсе, что вы не делаете копии важных документов... Магнуссен (телохранителю): Она такая же, как вся квартира? Телохранитель: Сэр? Магнуссен: Ванная комната. Телохранитель: Да, сэр. Магнуссен: Пожалуй, тогда не стоит. Шерлок: Вы принимаете меня в качестве посредника? Магнуссен: Леди Элизабет Смолвуд. Она мне нравится. Шерлок: Мистер Магнуссен, вы принимаете меня в качестве посредника? Магнуссен: Англичанка со стержнем. (Встает с дивана) Самое лучшее в англичанах... Вы такие безропотные, всегда вежливые, без конца извиняетесь, смиренно склонив головы. Тут можно делать все что угодно, никто тебя не остановит. (Использует камин вместо туалета) Hация травоядных. У меня есть интересы по всему миру, но все начинается с Англии. Если сработает здесь, я попробую в настоящей стране. Соединенное королевство — чашка Петри западного мира. Скажите леди Элизабет, что письма могут мне понадобиться, так что я их оставлю себе. До свидания. Да, кстати, (показывает в кармане пиджака письма) они забавные.	Sherlock: Oh, go ahead. Security man: Sir? John: Can I have a moment? Sherlock: Oh, he’s fine. John: Er, I... right. I should probably tell you... Okay, I... That. And... Doesn’t mean I’m not pleased to see you. Sherlock: I can vouch for this man. He’s a doctor. If you know who I am, then you know who he is... don’t you, Mr Magnussen? Sherlock: I understood we were meeting at your office. Magnussen: This is my office. JOHN HAMISH WATSON AFGHANISTAN VETERAN (SEE FILE) G.P. (SEE FILE) PORN PREFERENCE: NORMAL FINANCES: 10% DEBT (SEE FILE) STATUS UNIMPORTANT PRESSURE POINT: > HARRY WATSON (SISTER) ALCOHOLIC MARY MORSTAN (WIFE) Magnussen: This is my office. Well, it is now. Sherlock: Mr Magnussen, I have been asked to intercede with you by Lady Elizabeth Smallwood on the matter of her husband’s letters. Some time ago you... put pressure on her concerning those letters. She would like those letters back. Obviously the letters no longer have any practical use to you, so with that in mind... SHERLOCK HOLMES CONSULTING DETECTIVE PORN PREFERENCE: NORMAL FINANCES: UNKNOWN BROTHER: MYCROFT HOLMES M.I.6 (SEE FILE) OFFICIALLY DECEASED 2011-2013 Sherlock: Something I said? PRESSURE POINT: IRENE ADLER (SEE FILE) JIM MORIARTY (SEE FILE) REDBEARD (SEE FILE) HOUNDS OF THE BASKERVILLE OPIUM JOHN WATSON Magnussen: No, no. I-I was reading. There’s rather a lot. “Redbeard.” Sorry. S-sorry. You were probably talking? Sherlock: I... I was trying to explain that I’ve been asked to act on behalf of... Magnussen: Bathroom? Security man: Along from the kitchen, sir. Magnussen: Okay. Sherlock: I’ve been asked to negotiate the return of those letters. I’m aware you do not make copies of sensitive documents... Magnussen: Is it like the rest of the flat? Security man: Sir? Magnussen: The bathroom? Security man: Er, yes, sir. Magnussen: Maybe not, then. Sherlock: Am I acceptable to you as an intermediary? Magnussen: Lady Elizabeth Smallwood. I like her. Sherlock: Mr Magnussen, am I acceptable to you as an intermediary? Magnussen: She’s English, with a spine. Best thing about the English... you’re so domesticated. All standing around, apologising... keeping your little heads down. You can do what you like here. No-one’s ever going to stop you. A nation of herbivores. I’ve interests all over the world but, er, everything starts in England. If it works here... I’ll try it in a real country. The United Kingdom, huh? Petri dish to the Western world. Tell Lady Elizabeth I might need those letters, so I’m keeping them. Goodbye. Anyway... they’re funny.
После ухода Магнуссена Джон: Дьявол! Шерлок: Ты заметил, что он сделал нечто совершенно исключительное? Джон: О, думаю, это было трудно не заметить. Шерлок: Да-да, он показал нам письма, и это крайне важно. Джон: Ну да... Шерлок: Раз он привез письма в Лондон, то что бы он ни делал, он готов к переговорам. У Магнуссена свой метод: выяснить слабое место человека, он называет его болевой точкой, и надавить. Я убедил его в том, что я конченый наркоман и не представляю серьезной опасности. А поскольку сегодня он в городе, то письма оставит в своем сейфе в лондонском офисе, пока ужинает с группой маркетологов с семи до десяти. Джон: А откуда ты знаешь его планы? Шерлок: Hеважно. Так, увидимся вечером. Мне нужно кое-что купить. Джон: Вечером? Шерлок: Да, я пришлю тебе инструкции. Джон: А я сообщу, свободен ли я вечером. Шерлок: Свободен, я проверял.	John: Jesus! Sherlock: Did you notice the one extraordinary thing he did? John: Wh... There was a moment that kind of stuck in the mind, yeah. Sherlock: Exactly – when he showed us the letters. John:... Okay. Sherlock: So he’s brought the letters to London – so no matter what he says, he’s ready to make a deal. Now, Magnussen only makes a deal once he’s established a person’s weaknesses – the ‘pressure point’, he calls it. So, clearly he believes I’m a drug addict and no serious threat. And, of course, because he’s in town tonight, the letters will be in his safe in his London office while he’s out to dinner with the Marketing Group of Great Britain from seven ’til ten. John: How... how do you know his schedule? Sherlock: Because I do. Right – I’ll see you tonight. I’ve got some shopping to do. John: What’s tonight? Sherlock: I’ll text instructions. John: Yeah, I’ll text you if I’m available. Sherlock: You are! I checked!
Выходят на улицу Шерлок: Пистолет не бери. Джон: Зачем бы мне его брать? Шерлок: Hу, монтировку или нож. И руки лучше никому не выворачивать. Впрочем, посмотрим, как сложится. Джон: Ты так уверен, что я пойду? Шерлок: Пора встряхнуться, Джон. Ты набрал 3 кило с тех пор, как женился. Велосипед не поможет. IШерлок садится в такси Джон: Вообще-то всего 2. Шерлок: Мы с Мэри считаем, что 3. До вечера.	Sherlock: Don’t bring a gun. John: Why would I bring a gun? Sherlock: Or a knife, or a tyre lever. Probably best not to do any arm-spraining, but we’ll see how the night goes. John: You’re just assuming I’m coming along? Sherlock: Time you got out of the house, John. You’ve put on seven pounds since you got married, and the cycling isn’t doing it. John: It’s actually four pounds. Sherlock: Mary and I think seven. See you later. (to the cab driver) Hatton Garden.
Высотное здание CAM Global News Джон заходит внутрь ТВ: "Последние новости. Член парламента Джон Гарви сегодня был арестован по обвинению в коррупции. Арест стал результатом расследования..." Сзади к Джону походит Шерлок Шерлок: Офис Магнуссена расположен наверху, прямо над его частной квартирой. Между нами 14 уровней охраны, два из которых вообще незаконны у нас в стране. Хочешь знать, как мы туда проникнем? Джон: Это входит в наши планы? Шерлок: Разумеется, входит. Шерлок: У Магнуссена персональный лифт прямо до пентхауса и офиса. Вызвать его может только он с помощью личной ключ-карты. Если это попытается сделать кто-то другой, охрана будет автоматически оповещена. У меня есть ключ-карта к остальным лифтам. Стащил вчера. Подняться высоко не удастся, но... Попробуем. Если я воспользуюсь этой картой, чтобы вызвать лифт, что будет? Джон: Сработает сигнализация и тебя уволокут охранники. Шерлок: Точно. Джон: Отведут в какую-нибудь маленькую комнату и отделают. Шерлок: Зачем такие подробности? Джон: Чтобы оттянуть время. Шерлок: Hо можно сделать иначе. Если прижать карту на пару часов к сотовому, то она размагнитится и перестанет работать. Обычная проблема — никогда не клади карту рядом с телефоном. Что будет, если я воспользуюсь картой теперь? Джон: Она не сработает. Шерлок: Hо система теперь ее опознает не как чужую, а как испорченную. А если она испорчена, откуда им знать, что я не Магнуссен? Охрана бросится на него? Джон: Думаю, нет. Шерлок: Что же они тогда должны сделать? Джон: Проверить, он это или нет. Шерлок: Для этого есть камера, она находится справа от двери. Шерлок: Пользователя карты немедленно увидит тот, кто находится в офисе Магнуссена, кто-то из его персонала, то есть люди, которые могут его опознать. Сейчас там почти наверняка только его секретарь. Джон: Не понял, и что нам поможет? Шерлок: Человеческий фактор. И моя покупка.	Newsreader on the TV: And breaking news now. John Garvie MP has been arrested today on charges of corruption. This follows an investigation... Sherlock: Magnussen’s office is on the top floor, just below his private flat... but there are fourteen levels of security between us and him... two of which aren’t even legal in this country. Want to know how we’re going to break in? John: Is that what we’re doing? Sherlock: Of course it’s what we’re doing. Sherlock: Magnussen’s private lift. It goes straight to his penthouse and office. Only he uses it... and only his key card calls the lift. Anyone else even tries, security is automatically informed. Standard key card for the building. Nicked it yesterday. Only gets us as far as the canteen. Here we go, then.If I was to use this card on that lift now, what happens? John: Er, the alarms would go off and you’d be dragged away by security. Sherlock: Exactly. John: Get taken to a small room somewhere and your head kicked in. Sherlock: Do we really need so much colour? John: It passes the time. Sherlock: But if I do this... If you press a key card against your mobile phone for long enough, it corrupts the magnetic strip. The card stops working. It’s a common problem – never put your key card with your phone. What happens if I use the card now? John: It still doesn’t work. Sherlock: But it doesn’t read as the wrong card now. It registers as corrupted. But if it’s corrupted, how do they know it’s not Magnussen? Would they risk dragging him off? John: Probably not. Sherlock: So what do they do? What do they have to do? John: Check if it’s him or not. Sherlock: There’s a camera at eye height to the right of the door. Sherlock: A live picture of the card user is relayed directly to Magnussen’s personal staff in his office – the only people trusted to make a positive ID. At this hour, almost certainly his PA. John: S-so how’s that help us? Sherlock: Human error. I’ve been shopping.
У лифта Шерлок: Что ж, начнем. Джон: Ты вообще-то не очень похож на Магнуссена. Шерлок: В данном случае это скорее преимущество. Джанин: Шерлок, ты с ума сошел?! Что ты делаешь?! Джон: Стой, это же... Стой... Шерлок: Привет, Джанин. Впусти меня скорей. Джанин: Hет, я не могу, ты же знаешь. Не валяй дурака. Шерлок: Что, прикажешь делать это здесь? На глазах у всех? Джанин: Делать что на глазах у всех? Джанин видит кольцо, ахает и разблокирует лифт Шерлок: Видишь, у всех людей есть слабое место. Джон: Это была Джанин! Шерлок: Разумеется, Джанин. Она его секретарша, в этом все дело. Джон: Ты сделал ей предложение, чтобы проникнуть в офис? Шерлок: Да. Удачно вышло, что я познакомился с ней на твоей свадьбе. Джон: Господи! Шерлок, она тебя любит! Шерлок: Да. Как я и сказал — человеческий фактор.	Sherlock: Here we go, then. John: You realise you don’t exactly look like Magnussen. Sherlock: Which, in this case, is a considerable advantage. Janine: Sherlock, you complete loon! What are you doing?! John: Hang on – was that...? That...! Sherlock: Hi, Janine. Go on, let me in. Janine: I can’t! You know I can’t. Don’t be silly. Sherlock: Don’t make me do it out here. Not... in front of everyone. Janine: Do what in front of everyone? Sherlock: You see? As long as there’s people, there’s always a weak spot. John: That was Janine. Sherlock: Yes, of course it was Janine. She’s Magnussen’s PA. That’s the whole point. John: Did you just get engaged to break into an office? Sherlock: Yeah. Stroke of luck, meeting her at your wedding. You can take some of the credit. John: Je-Jesus! Sherlock, she loves you. Sherlock: Yes. Like I said – human error.
В лифте Джон: И что ты будешь делать? Шерлок: Ну, жениться не буду, разумеется. Так далеко только ты заходишь. Джон: Hо что ты ей скажешь? Шерлок: Что наши отношения были лишь предлогом, чтобы проникнуть в офис ее босса. Думаю, после этого она меня бросит. Но это ты у нас эксперт по женщинам.	John: What are you gonna do? Sherlock: Well, not actually marry her, obviously. There’s only so far you can go. John: So what will you tell her? Sherlock: Well, I’ll tell her that our entire relationship was a ruse to break into her boss’ office. I imagine she’ll want to stop seeing me at that point... but you’re the expert on women.
Перевод Первого канала	Использован транскрипт Ariane DeVere http://arianedevere.livejournal.com/67234.html

@темы: Sherlock, транскриптопереводы, серия 3.03 (Шерлок)

---

"Его последний обет" - 1 часть (перевод Первого канала и транскрипт)

"Его последний обет" - 1 часть

ЕГО ПОСЛЕДНИЙ ОБЕТ	HIS LAST VOW
Заседание парламентской комиссии Леди Смолвуд: Мистер Магнуссен, назовите ваше полное имя для протокола. Магнуссен: Чарльз Огустас Магнуссен. Леди Смолвуд: Мистер Магнуссен, что вы можете сказать по поводу своего влияния на премьер-министра? Магнуссен: Британского премьер-министра? Леди Смолвуд: Всех британских премьер-министров, которых вы знали. Магнуссен: Я никогда не пытался повлиять на кого-либо из них. Зачем мне это? Леди Смолвуд: В этом году вы 7 раз нанесли визит в резиденцию премьера на Даунинг-стрит. С какой целью? Магнуссен: Меня пригласили. Леди Смолвуд: Вы не можете вспомнить тему ваших обсуждений? Магнуссен: Я не считаю уместным изложение своих приватных бесед. Мистер Гарви: А вы считаете уместным то, что владелец газет — частное лицо, являющееся, к тому же, иностранным гражданином — столь регулярно общается с нашим премьер-министром? ДЖОН ГАРВИ ЧЛЕН ПАРЛАМЕНТА ОТ ЮЖНОГО РОКУЭЛЛА ИЗМЕНЯЕТ ЖЕНЕ (СМ. ДОСЬЕ) БЫВШИЙ АЛКОГОЛИК ПРЕДПОЧТЕНИЯ В ПОРНО: НОРМАЛЬНЫЕ ФИНАНСЫ: НЕ ВЫПЛАЧЕН 41% ЗАЙМОВ (СМ. ДОСЬЕ) СТАТУС: НЕЗНАЧИТЕЛЕН БОЛЕВАЯ ТОЧКА: > ДОЧЬ ИНВАЛИД (СМ. ДОСЬЕ) Магнуссен: Hе вижу ничего дурного в том, что частное лицо принимает приглашение, но готов принести свои искренние извинения за то, что являюсь гражданином другой страны. Мистер Гарви: Это вовсе не то, что я имел в виду. Я ни в коем случае... Леди Смолвуд: Мистер Магнуссен, вспомните, не могли ли какие-то из ваших бесед повлиять на политику правительства? Или хотя бы на решения премьер-министра? ЛЕДИ АЛИСИЯ СМОЛВУД ЗАМУЖЕМ ПЛАТЕЖЕСПОСОБНА БЫВШАЯ ГИМНАСТКА ПРЕДПОЧТЕНИЯ В ПОРНО: ОТСУТСТВУЮТ ПОРОКИ: ОТСУТСТВУЮТ БОЛЕВАЯ ТОЧКА: > МУЖ Магнуссен: Hет. Леди Смолвуд: Вы уверены? Магнуссен: У меня отличная память.	Lady Smallwood: Mr Magnussen, please state your full name for the record. Magnussen: Charles Augustus Magnussen. Lady Smallwood: Mr Magnussen, how would you describe your influence over the Prime Minister? Magnussen: The British Prime Minister? Lady Smallwood: Any of the British Prime Ministers you have known. Magnussen: I never had the slightest influence over any of them. Why would I? Lady Smallwood: I notice you’ve had... seven meetings at Downing Street this year. Why? Magnussen: Because I was invited. Lady Smallwood: Can you recall the subjects under discussion? Magnussen: Not without being more indiscreet than I believe is appropriate. Garvie: Do you think it right that a newspaper proprietor, a private individual and, in fact, a foreign national should have such regular access to our Prime Minister? JOHN GARVIE MP ROCKWELL SOUTH ADULTERER (SEE FILE) REFORMED ALCOHOLIC PORN PREFERENCE: NORMAL FINANCES: 41% DEBT (SEE FILE) STATUS UNIMPORTANT PRESSURE POINT: > DISABLED DAUGHTER (SEE FILE) Magnussen: I don’t think it’s wrong that a private individual should accept an invitation. However, you have my sincere apologies for being foreign. Garvie: That’s not what I meant. That is not in any way... Lady Smallwood: Mr Magnussen, can you recall an occasion when your remarks could have influenced government policy or the Prime Minister’s thinking in any way? LADY ELIZABETH SMALLWOOD MARRIED SOLVENT FORMER GYMNAST PORN PREFERENCE: NONE VICES: NONE PRESSURE POINT: > HUSBAND Magnussen: No. Lady Smallwood: Are you sure? Magnussen: I have an excellent memory.
Вероятно, какой-то дорогой клуб Слуга: Ваша машина у входа, сэр. Всего доброго. До завтра. Магнуссен: Могу я к вам присоединиться? Леди Смолвуд: Думаю, это было бы неуместно. Магнуссен: Отчего же? Леди Смолвуд: Мистер Магнуссен, мы не имеем права вступать в контакт вне рамок расследования. Прошу вас не делать этого. Магнуссен: В 1982 году ваш муж вел переписку с Хелен Кэтрин Дрисколл. Леди Смолвуд: Это было до нашего знакомства. Магнуссен: Их письма были весьма живыми, чтобы не сказать игривыми. Сейчас эти письма у меня. Леди Смолвуд: Вы не могли бы убрать руку? Магнуссен: "Как бы я хотел, моя дорогая, познать прикосновение твоего тела". Леди Смолвуд: Я знаю, что было в тех письмах. Магнуссен: Ей было 15. Леди Смолвуд: Hа вид ей было больше. Магнуссен: И выглядела она аппетитно. Фотографии тоже у нас — те, что она ему присылала. Hям-ням! Леди Смолвуд: Муж не подозревал, что ей 15, девушка скрывала свой возраст. Узнав правду, он прекратил переписку. Таковы факты. Магнуссен: Факты — для учебников истории. Я работаю с новостями. Леди Смолвуд: У вас руки влажные. Магнуссен: Увы, я нездоров. Они всегда такие. Леди Смолвуд: Гадкое ощущение. Магнуссен: Дело привычки. Весь мир становится влажным от моего касания. Леди Смолвуд: Я позову на помощь, вас выведут. Магнуссен: Что за духи? "Клэр-де-ла-Люн"? Немного не по возрасту, нет? Хотите меня ударить? Hо только сможете ли? Маленькая немолодая женщина, может, вам все же стоит позвать кого-нибудь на помощь? Hу, зовите. Hет? Потому что будут последствия. У меня письма, а значит, вы в моей власти. Леди Смолвуд: Шантаж — это ваш метод. Магнуссен: О нет, это не шантаж. Это право владения. Леди Смолвуд: Hе надейтесь, что вы владеете мной. Магнуссен: "Клэр-де-ла-Люн". Вкус не так приятен, как запах. (слуге) Я оплачу счет леди Смолвуд. Проследите. Слуга: Да, мистер Магнуссен.	Attendant: Your car’s waiting outside, sir. See you tomorrow. Magnussen: May I join you? Lady Smallwood: I don’t think it’s appropriate. Magnussen: It isn’t. Lady Smallwood: Mr Magnussen, outside the enquiry we can have no contact, no communication at all. Please don’t do that. Magnussen: In 1982 your husband corresponded with Helen Catherine Driscoll. Lady Smallwood: That was before I knew him. Magnussen: The letters were lively, loving – some would say explicit – and currently in my possession. Lady Smallwood: Will you please move your hand? Magnussen: “I long, my darling, to know the touch of your... body.” Lady Smallwood: I know what was in the letters. Magnussen: She was fifteen. Lady Smallwood: She looked older. Magnussen: Oh, she looked delicious. We have photographs, too – the ones she sent him. Yum yum. Lady Smallwood: He was unaware of her age. He met her only once before the letters began. When he discovered the truth, he stopped immediately. Those are the facts. Magnussen: Facts are for history books. I work in news. Lady Smallwood: Your hand is sweating. Magnussen: Always, I’m afraid. I have a condition. Lady Smallwood: It’s disgusting. Magnussen: Ah, I’m used to it. The whole world is wet to my touch. Lady Smallwood: I will call someone. I will have you removed. Magnussen: What is that? Claire de la Lune? A bit young for you, isn’t it? You want to hit me now? Could you, still? You’re an old lady now. Perhaps you should settle for calling someone. Well? Go on. No? Because now there are consequences. I have the letters and therefore I have you. Lady Smallwood: This is blackmail. Magnussen: Of course it isn’t blackmail. This is... ownership. Lady Smallwood: You do not own me. Magnussen: Claire de la Lune. It never tastes like it smells, does it? (to the attendant) Lady Smallwood’s bill is on me. See to it. Attendant: Yes, Mr Magnussen.
Леди Смолвуд в своей машине Леди Смолвуд: О Боже! Шофер: Все хорошо, мэм? Леди Смолвуд (шоферу): Все отлично. (себе) Магнуссен. Hикто не может дать ему отпор. Никто и не пытается. В Англии нет человека, способного остановить это отвратительное существо. Шофер: Мэм? Леди Смолвуд: Разворачиваемся. Разворачиваемся и возвращаемся в город. Шофер: Куда едем, мэм? Леди Смолвуд: Hа Бейкер-стрит.	Lady Smallwood: Oh, God. Chauffeur: You all right, ma’am? Lady Smallwood: Fine, yes. Magnussen. No-one stands up to him. No-one dares. No-one even tries. There isn’t a man or woman in England capable of stopping that disgusting creature... Chauffeur: Ma’am? Lady Smallwood: Turn the car around. We’re going back into town. Turn around. Chauffeur: Where are we going, ma’am? Lady Smallwood: Baker Street.
ЗАСТАВКА
Джону снится кошмар Солдат: Вперед! Вперед! Вперед! Шерлок: Вы видели много смертей, много ранений? Джон: Hасмотрелся в избытке. Шерлок: Больше не хочется? Джон: Кто вам сказал? Полупроснувшийся Джон садится на кровати, и ему чудится Шерлок Шерлок: Тогда в игру.	Sherlock: Seen a lot of injuries, then? Violent deaths? John: Enough for a lifetime. Sherlock: Wanna see some more? John: Oh, God, yes. Sherlock: The game is on.
Джон открывает дверь соседке Кейт: Я знаю, еще рано. Пожалуйста, простите. Мэри: Это Кейт? Джон: Да, Кейт. Мэри: Не хочешь ее пригласить? Джон: А да, прости. Может, зайдете, Кейт? Мэри (Кейт): Ужас. Джон (ставит перед ними кофе): Прошу. Мэри (Джону): Снова Айзек. Джон (Кейт): О, ваш муж. Мэри (Джону): Сын. Джон: Сын, да. Кейт: Он опять вчера не пришел ночевать. Мэри (Кейт): Ох... (Джону) Обычное дело. Джон: Hа наркотиках сидит? Мэри (Джону): Да, тактичность так и прет, Джон. Джон (Кейт): Если вам Шерлок Холмс нужен, я его тысячу лет не видел. Мэри (Джону): Всего месяц. Кейт: Кто такой Шерлок Холмс? Мэри (Джону): Видишь, и такое бывает. Кейт: Есть одно место, куда они ходят, он и его друзья. Они там этим занимаются. Колют себе эту гадость. Джон (Кейт): Где это? Кейт: В какой-то развалюхе, это и домом-то назвать трудно. Джон: Hет, адрес. Как туда добраться?	Kate: I know it’s early. Really, I’m sorry. Mary: Is that Kate? John: Y-yeah, it’s Kate. Mary: Invite her in? John: Er, sorry, yes. D-d’you wanna come in, Kate? Mary: Hey... It’s all right. John: There you go. Mary: It’s Isaac. John: Ah, your husband. Mary: Son. John: Son, yeah. Kate: He’s gone missing again. Didn’t come home last night. Mary: The usual. John: He’s the drugs one, yeah? Mary: Er, yeah, nicely put, John. John: Look, is it Sherlock Holmes you want? Because I’ve not seen him in ages. Mary: About a month. Kate: Who’s Sherlock Holmes? Mary: See? That does happen. Kate: There’s a – a place they all go to, him and his... friends. They all... do whatever they do... shoot up, whatever you call it. John: Where is he? Kate: It’s a house. It’s a dump. I mean, it’s practically falling down. John: No, the address. Where, exactly?
Джон отправляется на поиски Айзека Мэри: Ты серьезно? Джон: Ну, в полицию она не пойдет. Кто-то должен его вернуть. Мэри: Почему ты? Джон: Веду себя по-соседски. Мэри: С каких пор? Джон: С этих самых. Вот с этой минуты. Мэри: А почему ты такой... Джон: Какой? Мэри: Hе знаю. Что с тобой? Джон: Со мной ровно ничего особенного. Представь, что я сказал это без крика. Мэри: Постараюсь. Джон: Нет, тебе нельзя — ты беременна. Мэри: Тебе тоже — я беременна. У наркопритона Мэри: Это что? Джон: Монтировка. Мэри: Зачем? Джон: Там полно наркоманов, вдруг кому-то из них нужно сменить колесо. Если что пойдет не так, уезжай, я справлюсь. Мэри: Эй, Джон, Джон, Джон... Джон! Это чертовски сексуально. Джон: Я знаю.	Mary: Seriously? John: Why not? She’s not going to the police. Someone’s got to get him. Mary: Why you? John: I’m being neighbourly. Mary: Since when? John: Since now. Since this exact minute. Mary: Why are you being so...? John: What? Mary: I dunno. What’s the matter with you? John: There is nothing the matter with me. Imagine I said that without shouting. Mary: I’m trying. John: No, you can’t come. You’re pregnant. Mary: You can’t go. I’m pregnant. Mary: What is that?! John: It’s a tyre lever. Mary: Why? John: ’Cause there were loads of smackheads in there, and one of them might need help with a tyre. If there’s any trouble, just go. I’ll be fine. Mary: Er, John, John, John, John. It is a tiny bit sexy. John: Yeah, I know.
Наркопритон Джон: Есть кто? Уиггинс: Чего надо? Джон: Простите. Уиггинс: Эй, мужик! Сюда нельзя! Джон: Я ищу друга. Своего друга. Я не просто поглазеть пришел. Уиггинс: Шел бы ты по-хорошему. Говорю: сюда нельзя. Джон: Айзек Уитни, где он? Я спросил, где Айзек Уитни, а вы мне нож показываете. Это ключ? Вы что, мим? Уиггинс: Вали, чувак. Жить надоело? Джон: О, оттуда меня не достать. Дай помогу. Так, сосредоточься. Айзек Уитни. Уиггинс: Ладно, сам напросился. Джон: Hу что? Уже сосредоточился? Уиггинс: Ты мне руку сломал! Джон: Hет, всего лишь растянул. Уиггинс: Она как вата. Почему она как вата? Потрогай! Джон: Да, так и должно быть. Я доктор, и я знаю симптомы. А теперь скажи, где Айзек Уитни? Уиггинс: Hе знаю! Наверху, наверное. Джон: Вот умница. Видишь, как просто? Уиггинс: А что будет с рукой? Ты псих, это точно. Джон: Hет, просто привык к преступникам другого уровня.	John: Hello? Wiggins: What d’you want? John: ’Scuse me. Wiggins: Naah, naah, you can’t come in ’ere! John:: I’m looking for a friend. A very specific friend – I’m not just browsing. Wiggins: You’ve gotta go. No-one’s allowed ’ere. John: Isaac Whitney. You seen him? I’m asking you if you’ve seen Isaac Whitney, and now you’re showing me a knife. Is it a clue? Are you doing a mime? Wiggins: Go. Or I’ll cut you. John: Ooh, not from there. Let me help. Now, concentrate. Isaac Whitney. Wiggins: Okay, you asked for it. John: Right. Are you concentrating yet? Wiggins: You broke my arm! John: No, I sprained it. Wiggins: It feels squishy! Is it supposed to feel squishy? Feel that! John: Yeah, it’s a sprain. I’m a doctor – I know how to sprain people. Now where is Isaac Whitney? Wiggins: I don’t know! Maybe upstairs. John: There you go. Wasn’t that easy? Wiggins: No. It’s really sore. You’re mental, you are. John: No. Just used to a better class of criminal.
На втором этаже наркопритона Джон: Айзек? Айзек Уитни? Джон: Айзек. Джон: Привет, дружище. Ну-ка, сядь. Вот так. Айзек: Доктор Ватсон? Джон: Да. Айзек: Где это мы? Джон: В заднице вселенной среди отбросов общества. Сюда смотри. Айзек: А вы пришли за мной? Джон: Думаешь, у меня тут много знакомых? Ну, как ты? Шерлок: О, привет, Джон. Hе ожидал тебя тут увидеть. Может, и меня заберешь?	John: Isaac? Isaac Whitney? John: Isaac? John: Hello, mate. Sit up for me? Sit up. Isaac: Doctor Watson? John: Yep. Isaac: Where am I? John: The arse-end of the universe with the scum of the Earth. Look at me. Isaac: Have you come for me? John: D’you think I know a lot of people here?! Hey, all right? Sherlock: Ah, hello, John. Didn’t expect to see you here. Did you come for me, too?
На улице Мэри: Привет, Айзек. Айзек: Миссис Ватсон, можно мне сесть? Мэри: Да, конечно. А где Джон? Айзек: Они там сцепились. Мэри: Кто они?	Mary: Hallo, Isaac. Isaac: Mrs Watson, can I... can I get in, please? Mary: Yes, of course, get in. Where’s John? Isaac: They’re ’avin’ a fight. Mary: Who is?
Шерлок вылетает из наркопритона по пожарной лестнице Шерлок: Бога ради, Джон, я веду дело! Джон: Месяц! Меня не было месяц! Один! Шерлок: Я работаю! Джон: Шерлок Холмс в наркопритоне, как это выглядит? Шерлок: Я под прикрытием. Джон: Врешь! Шерлок: Иди к черту!	Sherlock: For God’s sakes, John! I’m on a case! John: A month – that’s all it took. One. Sherlock: I’m working. John: Sherlock Holmes in a drug den! How’s that gonna look? Sherlock: I’m undercover. John: No you’re not! Sherlock: Well, I’m not now!
Мэри подгоняет машину Мэри: Быстро в машину! Оба! Уиггинс: Пожалуйста, возьмите меня, у меня рука сломана! Мэри: Проваливай. Джон: Отвезем его. Мэри: Куда? Джон (Уиггинсу): Садись, и она не сломана. Мэри: Может, всю эту братию развезем по домам? Уиггинс: Как ты, Шезза? Джон: Шезза? Шерлок: Я под прикрытием работал. Мэри: Серьезно? Шезза? Джон: Мы не домой, а в больницу. Я звоню Молли . Шерлок: Зачем? Джон: Чтобы Шерлок Холмс сдал свою мочу на анализ.	Mary: In. Both of you, quickly. Wiggins: Please. Can I come? I think I’ve got a broken arm. Mary: No. Go away. John: No, let him. Mary: Why? John: Yeah, just get in. It’s a sprain. Mary: Anyone else? I mean, we’re taking everybody home, are we? Wiggins: All right, Shezza? John: “Shezza”? Sherlock: I was undercover. Mary: Seriously – “Shezza”, though?! John: We’re not going home. We’re going to Bart’s. I’m calling Molly. Mary: Why? John: Because Sherlock Holmes needs to pee in a jar.
Бартс Джон: Hу что? Он чист? Молли: Чист? Бьет Шерлока по лицу Молли: Как ты смеешь губить невероятный талант, дарованный тебе природой?! И как ты смеешь предавать любовь друзей?! Ты хоть сожалеешь? Шерлок: Сожалею, что твоя помолвка расторгнута, хотя рад отсутствию кольца. Молли: Довольно. Слышишь? Довольно! Джон: Если ты чувствовал, что готов сорваться, что тебе мешало взять трубку и позвонить? Шерлок: Пожалуйста, успокойся. Это все ради дела. Мэри: Боже... Джон: Я хочу знать, что это за дело. Шерлок: А я — с чего ты стал ездить на работу на велосипеде? Джон: К черту твои игры! Шерлок: Причем недавно и с завидным упорством. Джон: Hеинтересно. Уиггинс: А мне интересно. Ай! Мэри: Прости, ты сам дернулся. У тебя растяжение. Уиггинс: Знаю, мне ее вывернули. Мэри: Да? Уиггинс: Да, один парень. Джон: Hаркоман, наверное. Hуждался в дозе. Шерлок: Да, у каждого свой наркотик. Уиггинс: Дело в рубашке? Шерлок: Что, прости? Уиггинс: Это складки, да? Две складки спереди. Рубашку недавно складывали, но она не новая. Видимо, вы одевались утром второпях. Значит, вы храните так все рубашки. Hо почему? Думаю, потому что вы каждое утро едете на работу на велике, там принимаете душ и надеваете то, что привезли с собой. Удобней держать свои рубашки наготове, чтобы быстро сунуть их в рюкзак. Шерлок: Hеплохо. Уиггинс: И, как подсказывает дедукция, начали вы недавно, седло вам натирает, что сказывается на походке. Шерлок: Hет, он всегда так ходит. Напомни свое имя. Уиггинс: Меня называют Уиг. Шерлок: Вранье. Уиггинс: Ну, если точнее, Уигги. Шерлок: Hе думаю. Уиггинс: Билл. Билл Уиггинс. Шерлок: Что ж, хвалю за наблюдательность, Билли. Шерлок: Hу вот, наконец! Молли: "Наконец" что? Уиггинс: Хорошие новости? Шерлок: О, отличные, просто прекрасные. О моей наркозависимости узнали газетчики. Игра начинается. Прошу извинить. Я на секунду.	John: Well? Is he clean? Molly: Clean? Molly: How dare you throw away the beautiful gifts you were born with? And how dare you betray the love of your friends? Say you’re sorry. Sherlock: Sorry your engagement’s over – though I’m fairly grateful for the lack of a ring. Molly: Stop it. Just stop it. John: If you were anywhere near this kind of thing again, you could have called, you could have talked to me. Sherlock: Please do relax. This is all for a case. John: A ca... What kind of case would need you doing this? Sherlock: I might as well ask you why you’ve started cycling to work. John: No. We’re not playing this game. Sherlock: Quite recently, I’d say. You’re very determined about it. John: Not interested. Wiggins: I am. Ow. Mary: Oh, sorry. You moved. But it is just a sprain. Wiggins: Yeah. Somebody ’it me. Mary: Huh? Wiggins: Eh, just some guy. John: Yeah, probably just an addict in need of a fix. Sherlock: Yes. I think, in a way, it was. Wiggins: Is it his shirt? Sherlock: I’m sorry? Wiggins: Well, it’s the creases, innit? The two creases down the front. It’s been recently folded but it’s not new. Must have dressed in a hurry this morning so all your shirts must be kept like that. But why? Maybe ’cause you cycle to work every morning, shower when you get there an’ then dress in the clothes you brought with you. You keep your shirts folded ready to pack. Sherlock: Not bad. Wiggins: An’ I further deduce you’ve only started recently, because you’ve got a bit of chafing. Sherlock: No – he’s always walked like that. Remind me – what’s your name again? Wiggins: They call me The Wig. Sherlock: No they don’t. Wiggins: Well, they... they call me Wiggy. Sherlock: Nope. Wiggins: Bill. Bill Wiggins. Sherlock: Nice observational skills, Billy. Sherlock: Ah! Finally. Molly: “Finally” what? Wiggins: Good news? Sherlock: Oh, excellent news – the best. There’s every chance that my drug habit might hit the newspapers. The game is on. Excuse me for a second.
В такси Шерлок: Ты, конечно, слышал о Чарльзе Огустасе Магнуссене? Джон: Да. Владелец газет, по-моему. Тех, что я не читаю. Шерлок: Постой, а куда остальные пропали? Джон: Мэри повезла ребят по домам. Мы же при тебе это обсуждали. Шерлок: Вы обсуждали при мне — значит, я это отфильтровал. Джон: Я заметил. Шерлок: Приходится фильтровать болтовню. У миссис Хадсон я всегда отключаю звук.	Sherlock: You’ve heard of Charles Augustus Magnussen, of course. John: Yeah. Owns some newspapers – ones I don’t read. Sherlock: Hang on, weren’t there other people? John: Mary’s taking the boys home; I’m taking you. We did discuss it. Sherlock: People were talking, none of them me. I must have filtered. John: I noticed. Sherlock: I have to filter out a lot of witless babble. I’ve got Mrs Hudson on semi-permanent mute.
Выходят на Бейкер-стрит Шерлок: Какого черта тут делает мой брат? Джон: Что, расплачиваюсь опять я? Шерлок: Дверной молоток. Он всегда его машинально поправляет. Обсессивно-компульсивный синдром. Джон: Зачем ты это делаешь? Шерлок: Что делаю? Джон: Hичего.	Sherlock: What is my brother doing here? John: So I’ll just pay, then, shall I? Sherlock: He’s straightened the knocker. He always corrects it. He’s OCD. Doesn’t even know he’s doing it. John: Why’d you do that? Sherlock: Do what? John: Nothing.
На лестнице в 221Б Майкрофт: Hу что, Шерлок, опять подсел? Шерлок: Что ты тут делаешь? Джон: Это я ему позвонил. Майкрофт: Зов сирены смертельной бездны. Точь-в-точь как у дяди Руди, хотя, на мой взгляд, тебе бы больше подошел трансвестизм. Шерлок: Ты ему позвонил. Джон: Разумеется, позвонил. Майкрофт: Разумеется. Слушай, чтобы мы не теряли время, куда ты все спрятал? Шерлок: Мы? Андерсон: Мистер Холмс! Шерлок: Проклятье!	Mycroft: Well, then, Sherlock. Back on the sauce? Sherlock: What are you doing here? John: I phoned him. Mycroft: The siren call of old habits. How very like Uncle Rudy – though, in many ways, cross-dressing would have been a wiser path for you. Sherlock: You phoned him. John: ’Course I bloody phoned him. Mycroft: ’Course he bloody did. Now, save me a little time. Where should we be looking? Sherlock: “We”? Anderson: Mr Holmes? Sherlock: For God’s sake!
Перевод Первого канала	Использован транскрипт Ariane DeVere http://arianedevere.livejournal.com/67234.html

@темы: Sherlock, транскриптопереводы, серия 3.03 (Шерлок)

---

Просто так-2

Пожизнерадостней Тоже из "Хроник Шерлока".

Про создание сериала. Равность друзей была одной из первых черт, которые меня так привлекли в Шерлоке

ВСЕ, ЧТО ДУША ПОЖЕЛАЕТ

[...]
Марк считает, что еще одной блестящей идеей было сделать Джона Ватсона равноправным с Шерлоком Холмсом персонажем. «Это оказалось сверхзадачей, которую мы перед собой поставили. Несмотря на то, что сериал называется “Шерлок”, нам было жизненно важно сделать это. В большинстве киноверсий – даже в очень-очень хороших – понятия не имели, что делать с Ватсоном. Читая рассказы, вы знаете о его присутствии – ведь именно он выступает в роли рассказчика, – но толком не понимаете, что за человек стоит за этими строчками… В некоторых версиях из него пытались сделать подобие Шерлока Холмса; наделяя его совсем не свойственными чертами, но это только умаляет его настоящего. Для нас же было чрезвычайно важно сделать его характер более объемным». Подобный подход был применен ко всем персонажам. «Миссис Хадсон, например, имеет у нас свою собственную личную жизнь, в отличие от всех остальных миссис Хадсон. Огромную работу сделала Уна Стаббс: она не просто домовладелица, изредка мелькающая с чашкой чая; она постепенно развивается и у ее героини есть предыстория, и это было очень весело снимать».
Стивен соглашается, что многие другие киноверсии имели серьезные проблемы с доктором Ватсоном. «Люди постоянно игнорировали его. Найджел Брюс делает с ним что-то невероятное, хотя пуристы были оскорблены. Брюс превратил Ватсона в комический персонаж, человека, который испытывал затруднения буквально во всем, вплоть до завязывания собственных шнурков. Но это замечательная, милая, забавная интерпретация, и – впервые за всю
историю – Ватсон становится на одну ступень с Холмсом в исполнении Бэзила Рэтбоуна; действие стало бы бессмысленным и унылым, если не было бы одного или другого. Бэзил Рэтбоун перестает быть Шерлоком Холмсом, если Найджела Брюса нет с ним рядом. Еще хочу отметить, что у Колина Блейкли в “Частной жизни Шерлока Холмса” роль Ватсона тоже получилась потрясающе комической. Но и в этом фильме чувствуется, что Холмс и Ватсон совершенно равнозначны. Итак, что же мы сделали? Судя по всему, применили дедуктивный метод. Мы задались вопросом: каким мог бы быть Ватсон. Он должен быть адреналиновым наркоманом! Он постоянно говорит, что Шерлок Холмс смертельно скучает между делами, но он и сам такой. Он также отчаянно в них нуждается: тяга к острым ощущениям у него в крови, пистолет – в кармане пальто, он просто обожает все это».
Марк отлично помнит их дискуссии о «современном ветеране войны, человеке, который потерял жажду жизни, рядом с которым появляется Шерлок, балансирующий на грани психопатии. Они встречаются в нужное время и по сути становятся одним целым. Таким образом, мы уделили им одинаковое количество внимания, но наделили разным опытом. В “Этюде в розовых тонах” есть важный момент, когда Майкрофт говорит: “Война не преследует вас, доктор Ватсон, вам не хватает ее”. Это объясняет, почему Джон Ватсон так терпелив и со всем мирится: просто, в конце концов, оно того стоит».
«Он такой же увлекающийся, – считает Стивен. – Ему нравится притворяться, что он здравомыслящий, рациональный и нормальный, но он во всех отношениях безнадежен в той же мере, что и Шерлок. Он жаждет приключений так же сильно, как и Шерлок, и точно так же раздражается, когда нет новых дел. Я думаю, что вы всегда должны помнить, что из всех людей, которых Шерлок когда-либо встречал, Ватсон единственный, кому он смог доверять. По мнению всеми признанного гения, это блестящий человек. Не феноменально мозговитый, но второй мозг Шерлоку и не нужен. Ему нужен самый надежный, компетентный и стабильный человек в мире. В начале истории Джон считает, что его жизнь закончена, думает, что у него все уже позади, и собирается просто спрятать голову в песок. Первая фраза “Этюда в розовых тонах” – “Со мной ничего не происходит”, а потом начинает играть музыка. И, смотря эту историю, мы понимаем: это только начало, и вот-вот что-то произойдет, и затмит все, когда-либо случившееся».
[...]
Шестидесятиминутный эпи зод «Этюд в розовых то нах» был задуман как первый из шести эпизодов. Он был снят как пилотная серия, которую показали фокусной группе. Как рассказала Сью, обратная связь была очень интересной: «Мы выявили, что людям одинаково понравился и Шерлок, и Джон. Они также посчитали, что мы намеренно сделали Лестрейда и всех полицейских глупыми, хотя это задумано не было. И им хотелось знать, где же Мориарти! Даже те, кто не читал книг, знали, что должен быть Мориарти. И ни один не посчитал минусом то, что действие перенесено в современность».
Обратная связь от «Би-би-си» оказалась еще более интересной… Сериал был утвержден, но только на три девяностоминутные серии. «Они были так довольны, – вспоминает Марк, – что попросили изменить формат!»
«Шерлок» был внезапно преобразован из стандартного телесериала в гораздо более масштабный и весомый проект – в многосерийный фильм. Огромное преимущество, с точки зрения Стивена, состояло в том, что новый формат позволил развить основных персонажей и показать, как развиваются их отношения, без ущерба расследуемым делам. «Времени хватало и на то, и на другое. Но мы не могли просто включить дополнительные сцены – нам при-
шлось переделывать всю историю, чтобы оправдать большую продолжительность». И они, с новыми желаниями и целями, начали сначала…

Про кастинг Джона. Где-то еще был кусок про сравнительный кастинг, но что-то не могу его найти.

«КОЛЛЕГА? ОТКУДА У ТЕБЯ ВДРУГ КОЛЛЕГА?»

Найдя своего идеального Шерлока так быстро, Стивен, Марк и Сью приступили к поискам исполнителя второй главной роли, что заняло у них гораздо больше времени. «Мы посмотрели многих фантастических актеров, – говорит Сью. – Но как только увидели вместе их, хором сказали: “То, что надо. Определенно то, что надо!” Это было сразу понятно. Как электрический разряд».
«Мы сразу отметили “высокий и низкий”, “худощавый и плотный” – все должно быть наоборот», – отмечает Стивен. Нельзя, чтобы они оба были высокими и странными. Между ними должен быть контраст. Мы пересмотрели огромное количество Ватсонов, и когда “примеряли” их к Бенедикту, некоторые из них смотрелись весьма неплохо. Но когда рядом с Бенедиктом стоял Мартин, они выглядели как настоящие Шерлок Холмс и доктор Ватсон. Появление Мартина превратило прозу в поэзию. Он человек с обычной внешностью, играющий людей с обычной внешностью. А Джон Ватсон довольно обычный человек. Мартин играет очень смешно, интересно и захватывающе, но он не делает Ватсона более колоритным, чтобы тот казался интереснее. Он делает его кристально честным и верным. И то, как играл Мартин, влияло на то, как начинал играть Бенедикт. Бенедикт вдруг открылся с немного другой стороны – стал более забавным и сердечным».
«Поиски Джона Ватсона оказались весьма непростым процессом, – соглашается Марк, – потому что мы искали не только внешний, но и внутренний контраст. Мартин Фримен просто сразил нас наповал. Он фантастически честный, убедительный актер. Джон Ватсон – врач и солдат, прошедший огонь и воду, вернувшийся травмированным, ставшим тенью самого себя. И Мартин фантастически передал его терзания».
«Мы очень разные, – подтвердил Мартин. – Я с симпатией относился к Бенедикту, когда мы еще не были знакомы, мне давно нравились его работы, и я с нетерпением ожидал возможности сниматься с ним, но это вовсе не было гарантией того, что мы должны были сработаться. Слава богу, что все получилось! Мы совершенно разные актеры, но, я уверен, у нас абсолютно одинаковые цели.
Я подумал, что это очень хороший кастинг, когда узнал, что Бенедикт ищет в себе сходные с его героем черты: сразу начинаешь верить, что это настоящий Шерлок Холмс. Он неимоверно быстр и с легкостью справляется с длиннющими диалогами – Шерлоку ведь есть что сказать: множество удивительной всякой всячины. У него, конечно же, есть недостатки. Он не бог, но в умении анализировать и мыслить ему нет равных.
Я не брал ничего от предыдущих Ватсонов, кроме тех моментов, которых я хотел бы избежать. Найджел Брюс и Бэзил Рэтбоун – мои первые и, без сомнения, любимые Ватсон и Холмс, но я знал, что не смогу – да и незачем – делать повторы. Так здорово не играть Ватсона неуклюжим второстепенным персонажем. Разумеется, Шерлоку отведена наиглавнейшая роль, но и для меня было много работы. Из соображений сугубо эгоистических, я хочу сыграть побольше хороших, интеллектуальных, динамичных ролей.
Мне очень нравятся оригинальные произведения Конан Дойла, и считаю, что они – наш фундамент, но я не взял из них ничего для исполнения роли Ватсона. Я чувствую что играю Ватсона Стивена и Марка, но не Конан Дойла. Это ни в коем случае не значит, что мы открещиваемся от Конан Дойла: ничего бы этого не было без него. Но я готов ползать по битому стеклу за хороший сценарий, а это очень-очень хороший сценарий. Даже на этапе пилотного эпизода не было ощущения, что он написан по истории, которую я до этого тысячи раз читал и смотрел. Сперва я с недоверием отнесся к обновленному Шерлоку Холмсу, потому что – и современное искусство часто это подтверждает – слишком просто нарядить Ромео в современный костюм и чувствовать себя равным Шекспиру. Но “Шерлоку” удалось избежать и манерности, и неискренности».

Про Джона и Шерлока

«ПОВЫСИТЬ СТАТУС НАБЛЮДЕНИЯ»

Это самое интересное, что произошло с доктором Ватсоном, после того как его освободили от службы, – утверждает Стивен. – И это то, чего ему недоставало. С ним не происходит ничего, поэтому, встретив в лаборатории психа, он думает: “Довольно!”».
Сью считает, что Ватсон сделал Шерлока более человечным. «Я всегда держу в голове образ Шерлока на званом обеде. Вы зовете Шерлока на свой праздник, потому что он интересный, но вы заранее знаете, что он повергнет всех в состояние глубочайшего шока, будет невежливым, безразличным и, скорее всего, не оценит угощение. Джон сделал его удобоваримым для других людей. Фримен – феноменальный актер, но я не уверена, что все знали, насколько Мартин хорош, пока он не появился в “Шерлоке”. Он формирует наше отношение к этому удивительному созданию, и при этом сам просто великолепен. Когда они впервые встречаются, Джон говорит: “Боже, это потрясающе”,
“Как удивительно”, “О, я даже не подозревал…” В первых сериях это особенно важно. По ходу действия мы осознаем, что Джон занимает место персонажа, который “не понимает”. И встречаем все больше и больше людей, пораженных Шерлоком».
Мартин считает, что, встретив Ватсона, Шерлок сразу понял, что, покинув армию, тот чувствует себя потерянным: волнение, решительность и вкус к жизни – то, что заставляет его взбодриться и снова стать человеком дела. И в Шерлоке он находит идеального партнера для слегка опасных, слегка страшных приключений, Шерлок – лучший выбор для легко доступных острых ощущений.
«Шерлок и Джон – максимально не соответствуют друг другу, – говорит Бенедикт. – Они самая странная из всех возможных пар. Мозг Шерлока работает по методу дедукции, и он молниеносно принимает решения. Джон – человек-действие, он также ищет острых ощущений, хотя и не знает об этом, пока не возвращается к мирной жизни, которая начинает казаться ему пустой. В “Этюде в розовых тонах” мы видим, как человек, находящийся в крайне подавленном состоянии, преодолевает депрессию благодаря исключительному гению, не боящемуся иногда выходить за формальные рамки закона».
«Существует монолог, в котором Шерлок говорит, что гений нуждается в зрителе, имея в виду преступников, но мы-то знаем: Джон понимает, что Шерлок отчасти говорит и о себе. Джон нужен ему не только, чтобы помогать в расследованиях и давать медицинские заключения, он хочет, чтобы кто-нибудь был свидетелем его достижений».
«Они так хорошо друг с другом сочета ются, – говорит Марк. – Только посмотрите, как в сцене в “Этюде в розовых тонах”, когда они впервые встречаются, Шерлок принимает командование и незамедлительно решает, что они будут соседями по квартире. Я думаю, это захватывающе. Очень интересно, что даже несмотря на ненависть, которую поселила в нем Афганская война, Джон не говорит “нет”. Потому что он заинтригован: “Кто этот человек?..”».
[...]
«Удивительно, как получилась сцена в Бартсе, – подчеркивает Стивен. – Эту, действительно, самую первую встречу Шерлока Холмса и доктора Ватсона, во время которой Шерлок мгновенно определяет, что Джон только что вернулся из Афганистана, экранизировали крайне редко. Мы одни из немногих сделали это, хотя я и не исключаю, что кто-то мог сделать это и до нас».
«Я был в замешательстве, – признался Марк. – Это довольно странно, но практически все версии, повинуясь некоему шаблону, начинаются далеко не с начала их взаимоотношений: они уже давно друг друга знают, успели стать близкими друзьями, миссис Хадсон провожает клиентов вверх по лестнице… и это вселяет в тебя уверенность, что нужно сделать так же. Но ведь у них была первая встреча, и она стоит того, чтобы ее увидеть. И так как вслед за встречей идут дни, когда они только начинают изучать друг друга, пропадет соблазн искать идеи в предыдущих сериалах».
«Таким образом, – подводит итог Стивен, – вы получаете эгоистичного, слегка аутичного психопата и невероятно порядочного трудолюбивого солдата, двух максимально противоположных людей, которые только могли встретиться, но которые в скором времени начнут друг друга обожать и жить душа в душу…»

«ДЛЯ УБИЙСТВА ВСЕГДА НАЙДЕТСЯ ТИХОЕ МЕСТО»

По сюжету противостояние между Шерлоком и таксистом Джеффом Хоупом происходит у дома 221-б, но потом его переместили в колледж Роланда Керра. «Это место так притягательно, потому что там менее безопасно, – утверждает Стивен. – В пилоте мы провели ужасно много времени в комнате на Бейкер-стрит, еще не зная, что Джон излечится, а ведь рассказ идет от его лица. Излечив Джона, мы смогли показать, как отчаянно он действует, чтобы спасти Шерлока. Это стало кульминационным моментом истории».
«Кульминация, – говорит Бенедикт, – наступает тогда, когда Шерлок понимает, кто его спас и что это значит для него. Это коренным образом меняет их взаимоотношения. Он начинает было рассуждать о точности выстрела, о военной карьере и моральных принципах стрелявшего, о его гордости и убеждениях, а потом – всего на мгновение – встречается с Джоном взглядом и понимает, что тот станет его напарником, летописцем и другом. Это очень важный момент, ведь он чуть было не сдал парня, спасшего ему жизнь».
Мартин согласен. «Это последний аккорд, подтверждающий зарождение дружбы, назревавшей на протяжении всей серии. Теперь Шерлок знает, что Джон – настоящий друг, готовый рискнуть ради него».
Стивен считает, что именно это лежит в основе их взаимоотношений. «Джон Ватсон спасает жизнь Шерлока Холмса тысячью разных способов. Если бы не он, Шерлок в конце серии остался бы одиноким, и причем мертвым, чудаком, не приди Джон вовремя. В итоге Шерлок научился кого-то ценить. В начале Шерлок считает Джона своего рода приобретением, вроде домашнего питомца, который будет сидеть тихонечко в углу и делать, что ему скажут. Хотя некоторые элементы этого остаются на протяжении всех их взаимоотношений. Джон напоминает Шерлоку, что тот смертен и подверг себя серьезной опасности».
«К этому все и шло, – вставляет Мартин. – Но Джон так очеловечивает Шерлока, что возврата к прошлому уже просто не может быть. Этот уникум считает, что все вокруг глупы, даже его лучший друг. Но друг может стать идеальной лакмусовой бумажкой для блестящего ума и помочь начать общаться с людьми человеку, который и доброе утро-то нормально сказать не может».
«Как это часто бывает, – говорит Стивен, – настоящая мужская дружба – это навсегда. Их взаимоотношения не изменятся и через двадцать лет. Они просто сразу поняли, что это навсегда».
«Дуэт Шерлока и Джона завораживает, – отмечает Бенедикт. – Одно из лучших достижений Стивена как сценариста, – что в конце они уже разговаривают как настоящие друзья, на протяжении серии к этому все и ведет. “Ужин?” – “Пора бы”– “На Бейкер-стрит одно китайское кафе…” Это очень современно, очень по-холостяцки, очень обыденно, и все же это отличное завершение эпизода, потому что ты начинаешь верить, что друг за друга они пойдут и в огонь, и в воду».

@темы: Sherlock, Книги по "Шерлоку" BBC, серия 1.01 (Шерлок)

---

Просто так...

«ЭТО НЕ ЛЕДИ СМОЛВУД, МИСТЕР ХОЛМС»
Противником Шерлока оказалась, разумеется, Мэри Ватсон, жена Джона. «Она убийца, – говорит Аманда Аббингтон. – Она работала на ЦРУ и другие сомнительные организации. Она убивала людей за деньги, но не ради удовольствия, и была в этом весьма хороша. Она скрывала это от Джона и, так как жила под чужой личностью, думала, что ее секрет похоронен».
Бенедикту Камбербэтчу было интересно, что Шерлок неизменно поддерживает Мэри. «Он видит, как она подходит Джону, как она любит его. И это перевешивает все мрачные подробности ее туманного прошлого. Шерлок понимает, что все, что она делает, чтобы скрыть свою личность, – для того, чтобы сохранить любовь Джона. Так что Шерлок видит жертву обстоятельств там, где Джон видит только предательство. В третьем сезоне Джону предстоит смириться со многим: он женился на убийце, а его друг воскрес из мертвых. Для него в этом сезоне предостаточно приключений».

("Sherlock Chronicles" Steve Tribe)

скан страницы

Таково мнение создателей сериала...

@темы: Sherlock, Книги по "Шерлоку" BBC, серия 3.03 (Шерлок)

---

"Прерванная дружба" - окончание

Просьба Ривареса к Рене остаться с ним на ночь во время приступа рикошетом отозвалась на Маршане. Никто ему ничего не сказал, но он понял, почему должен был остаться Рене. И едва не пустил себе пулю в лоб.

Самоубийство, пожалуй, самый разумный выход из тупика.
Ещё неделю тому назад он надеялся, что сможет перебороть тягу к вину или по крайней мере настолько держать себя в руках, чтобы от неё страдал только он один. Но если пациент, несмотря на чудовищные страдания, отказывается прибегнуть к помощи врача из за боязни, что тот может выболтать его секреты, значит пора кончать.

Но чувство долго не позволяло бросить экспедицию, а потом он и вовсе осознал психологическую подоплеку своих запоев.

Воздержанная, размеренная жизнь до сорока четырех лет, потом испытал тяжёлое душевное потрясение. Девять недель беспробудно пил; уехал за границу; уезжая из Франции, внушал себе, что жажда спиртного осталась там, на берегу; четырнадцать месяцев держался; увидев клумбу герани, опять сорвался, принял самые крутые меры; снова уехал за границу; почти шесть лет всё шло хорошо; после новой травмы — опасный рецидив; пил шесть недель; в третий раз уехал за границу; самовнушение не помогло; крутые меры не помогли; воспоминания о маргаритке; жажда спиртного стала постоянной; за тринадцать месяцев срывался дважды, один раз без всякой причины. Новый симптом — постоянная тяга к вину— первый признак хронического, прогрессирующего алкоголизма. Кроме того, постоянный страх…
Это было словно удар по голове, мысли рассыпались дождём искр.
— Да ведь это же не алкоголизм! Это страх. Всего лишь бессмысленный страх. Ты пил от страха, что запьёшь…
Сам не понимая как, Маршан очутился на ногах и упёрся в скалу, чтобы она не качалась; луна плясала в небе. Нет, это просто разыгрались нервы! Закрыв глаза, он подождал, пока в груди не перестал стучать молот, потом принялся разбирать свою болезнь дальше.
Этот страх одолел его, только когда перестало помогать самовнушение и он перестал анализировать происходящее. И всё же за целых тринадцать месяцев страх только дважды заставил его напиться. Да разве это та неизлечимая привычка, против которой он так отчаянно, так безуспешно боролся?
— У тебя же её нет! — закричал он и рассмеялся так, что в скалах ответило эхо. — Ты же, осел, не разобрался как следует! Шарахался от призрака, созданного твоим же воображением! От пустоты!
Он нагнулся, поднял пистолет и, осторожно спустив курок, сунул его за пояс. С пьянством покончено. Он больше не боится этого. До смешного глупо! И, набивая трубку, Маршан угрюмо улыбнулся. Хорошего же дурака он свалял — он, знаменитый психиатр!

...

В Европу экспедиция вернулась в положенное время, но потеряв двух человек. В тропических болотах дизентерия унесла Штегера, а де Винь был убит в схватке с туземцами, когда исследователи попытались проникнуть в дебри долины реки Укаяли. Гийоме тогда с ними уже не было, — с общего согласия его оставили в миссии на Амазонке, и он присоединился к исследователям, только когда они возвращались обратно.
Три с лишним года непрерывных трудов, опасностей и лишений наложили на каждого свой отпечаток. Дюпре превратился в дряхлого старика; он мужественно старался выполнять свои обязанности, но мечтал лишь об одном — вернуться во Францию и прожить остаток своих дней на покое. Его напыщенность не выдержала слишком долгих испытаний, она уступила место простоте, придавшей ему на закате дней ту величавость, обрести которую он всегда стремился. Два последних года экспедицию по существу возглавлял Маршан, а Рене и Феликс были его помощниками. Все трое старались по мере сил щадить самолюбие Дюпре и держались на заднем плане, почтительно выдвигая различные «предложения», а у старика хватало благоразумия не пренебрегать этими предложениями.
Маршалу эти годы принесли исцеление. Он раз и навсегда избавился от страшного призрака, а огромная ответственность, которая легла на него, когда его старый друг окончательно сдал, принудила Маршана к такому длительному воздержанию, что в конце концов пропала и физическая потребность в алкоголе. Он тоже постарел, но теперь он излечился от недуга и мог, ничего не страшась, вернуться в Париж.
Бертильон возмужал и перестал без нужды рисковать жизнью, чтобы доказать свою смелость, в которой и так никто не сомневался. Один только Лортиг ничему не научился. Потрясение, вызванное историей с соколом, давно забылось, и память его преобразила этот эпизод в волнующее приключение, в котором он, как и переводчик, играл яркую героическую роль. Ни опасность, ни всеобщее осуждение не могли надолго сбить самоуверенности Лортига, — после каждого посрамления она неуклонно и неизменно к нему возвращалась.

Маршан беспокоится о Феликсе, с которым он за это время сроднился.

Рене рассмеялся, но глаза его слались серьёзными.
— Я уступлю свою долю почестей Гийоме. У меня другие планы. Возможно, в этом году я совсем не попаду в Париж. Из Марселя я сразу отправлюсь домой, в Бургундию, а потом, наверно, в Лион. Но Феликс, вероятно, поедет с вами.
— Разумеется, но не об этом речь. Как он думает жить дальше?
— Он, кажется, собирается стать журналистом.
— Гм. Это неплохо, если он будет преуспевать. В противном случае дело дрянь. Бедность ему противопоказана.
— Вы хотите сказать?..
Маршан утвердительно кивнул головой.
— В скверной квартире и при плохом питании приступы старой болезни неизбежно возобновятся.
— Но ведь он был совершенно здоров последнее время и стал совсем другим человеком. Вы прямо–таки сотворили чудо.
— Да, его состояние заметно улучшилось. Удивительно, как он сумел так окрепнуть в условиях экспедиции, да ещё в таком климате. И всё же здоровье его слишком подорвано, он не выдержит новых лишений. Если он не хочет опять свалиться, то должен жить в достатке. А у него, кроме жалованья, ничего нет.
— Да, но сейчас у него уже скопилась порядочная сумма. На первых порах ему хватит, а тем временем он подыщет себе работу.
Маршан немного помолчал, попыхивая трубкой.
— У меня куда больше денег, чем мне нужно, — начал он.
— Не вздумайте сказать это Феликсу! — воскликнул Рене, — он вам никогда не простит.
— Конечно, он трудный человек, но если бы вы…
— Будь у меня самого лишние деньги, я бы не рискнул предложить ему их. Даже своих ближайших друзей он держит на известном расстоянии. Он по натуре человек одинокий. Порой мне кажется, что ему никто не нужен.
Рене умолк и стал смотреть на воду.
— Дело в том, что мы все одиноки, — сказал Маршан. — Можно при случае спасти человеку жизнь или подлечить его — вот почти и всё, что один человек может сделать для другого. — И неожиданно добавил: — А мой сын умер совсем маленьким.

И ему все же удается помочь.

На другой день к вечеру, когда все трое вышли на палубу покурить, Маршан сказал Рене и Феликсу, что получил письмо от своего банкира и тот настоятельно советует поместить имеющиеся у доктора сбережения в одно очень надёжное и доходное предприятие. Не пожелают ли друзья воспользоваться этой возможностью? Рене отказался — ему предстояло в скором времени израсходовать почти все свои деньги, а Феликс принял предложение Маршана так просто, что доктор даже усомнился — нужно ли было прибегать к уловкам? «Мартель судит по себе, — подумал он. — Риварес слишком большой человек, чтобы придавать значение деньгам».

Не совсем так, да ладно.
Рене возвращается в Мартерель. Среди его вещей родные находят портрет Феликса.

— Какое странное лицо! — воскликнула Анжелика. — Нет, Бланш, я с тобой не согласна. Он довольно красив, я бы даже сказала — замечательно красив, только… Посмотрите, Этьен.
Маркиз не спускал глаз с Рене.
— Можно? — спросил он мягко.
— Конечно, сударь.
Маркиз глядел на портрет и молчал. Так вот он — человек, лишивший его последней надежды. Он мечтал, что когда–нибудь, когда Маргарита уже вылечится и будет счастлива, а все былые невзгоды позабудутся, он станет для Рене другом — быть может, самым близким его другом. Теперь это невозможно.
— Благодарю, — сказал он наконец и положил портрет на стол.
— Вам это лицо ничего не напоминает, Этьен? — спросила Анжелика.
— Напоминает. Но не чертами, а выражением. Картину в Лувре — «Святой Иоанн» Леонардо да Винчи. Я рад, Рене, что он твой друг, а не враг.
— Я тоже, отец.

Рене ревнует отец, и ревнует любимая, обожаемая сестра.

Когда Рене пришёл вечером к сестре пожелать ей доброй ночи, она попросила принести ей портрет и, оставшись одна, долго с тоской смотрела на красивое, опасное лицо. Художник был искусным мастером, хотя ничего не знал о человеке, который ему позировал. На портрете Феликс улыбался, лицо его было наполовину в тени.
— Я его ненавижу! — простонала Маргарита, прикрыв рукой глаза. — Ненавижу!
Потом бессильно опустила руки. Чудовищно ненавидеть человека, который спас Рене от мучительной смерти. И ведь в его лице нет ничего отталкивающего. Таким могло быть лицо ангела, если бы не эта улыбка…

Используя заработанные Рене деньги, они начинают лечение Маргариты. Все тяжело и безрезультатно.

Рене, который мучился, глядя, как борется с болезнью сестра, не в силах ей чем–либо помочь, и для которого осень и зима, проведённые в Лионе, тянулись страшно медленно, изредка получал письма от Маршана, Бертильона и самого Феликса.
Париж встретил Ривареса приветливо. Дюпре рассказал на банкете историю с соколом, и она имела огромный успех, а острый язык и бархатный голос Ривареса довершили остальное — он стал популярен. Две крупные газеты уже пригласили его на постоянную, хорошо оплачиваемую работу, так что бедность ему не угрожала. В январе Маршан писал: «Теперь я уже не так тревожусь за его здоровье: он с каждым месяцем становится все крепче. Когда мы приехали в Париж, я посоветовал ему показаться моему старому коллеге Леру и теперь более чем доволен результатами. Феликс как пациент, да и во всём остальном, являет собой образец благоразумия — тщательно соблюдает все указания относительно диеты и режима; работает спокойно, не переутомляясь; заводит влиятельных друзей, не поступаясь собственным достоинством; блещет остроумием, не злобствуя и приобретает репутацию знатока, не задевая других. Между прочим, его коллекция туземного оружия быстро пополняется: он обнаружил удивительное уменье добывать его в самых неожиданных местах. Со временем она будет представлять немалую ценность, а пока это всего лишь безобидное и не слишком дорогостоящее увлечение. Женщины, разумеется, бросаются ему на шею, но несомненно погубят его жизнь не они. А сейчас он старательно, камень за камнем, строит её. Боже, помоги глупцу!»
Это письмо встревожило Рене. Уже второй раз Маршан намекал, что Феликсу угрожает какая–то опасность. Почему с ним должно что–то случиться? Разве мало он уже перенёс? Отчего ему не преуспевать сейчас? Ведь он заслужил это своей энергией, своими талантами. Просто Маршан не может забыть несчастий, которые ему пришлось пережить самому, и повсюду видит лишь козни и трагедии. Самая его привязанность к Феликсу и питает эти страхи. Как будто в мире мало подлинного горя и нужно ещё выдумывать несуществующие беды. Придя к такому заключению, Рене перестал тревожиться.
Письма самого Феликса были неизменно радостны и забавны. Они приходили регулярно и, хотя в них чувствовалось стремление подбодрить друга, искрились непринуждённым весельем. Для Рене их ласковая живость была словно мелькавший раз в неделю луч солнца. Он читал многие письма Маргарите, — ему казалось, что они должны придать бодрости и ей.
Под новый год на имя Маргариты пришла чудесная гравюра — сражающийся гладиатор. «Я беру на себя смелость послать вашей сестре эту гравюру, хотя до сих пор знаком с ней только через вас, — писал Феликс. — Но это уже немало, и я надеюсь, она позволит мне считать себя её старым другом».

Через какое-то время Рене и Феликс встречаются на банкете Географического общества. Искрящеется веселье Феликса не на шутку пугает Рене. И, как на следующий день выясняется, небезосновательно.

— Что происходило с вами вчера вечером? — спросил он, внезапно оторвавшись от созерцания развешанных на стене стрел, палиц и духовых трубок.
— Со мной?
— Да, с вами. Я был в ужасе, видя, как вы изощряетесь. Знаете, мне даже показалось на минуту, что у вас опять начинается приступ.
— Мне тоже так показалось, — тихо ответил Феликс.
— Феликс? Неужели…
— Нет, нет, кажется всё обошлось. Я попал в пути под дождь, насквозь промок и несколько часов не мог обсушиться. Вчера перед вашим приходом я рассказал об этом Маршану, и он поднял такую панику, что совсем меня перепугал. Он считает, что достаточно одной серьёзной простуды, и все может возобновиться. Я не хотел, чтобы вы об этом узнали.
— А Леру вы показывались?
— Я только что получил от него записку. Он пишет, что вчера поздно вечером к нему заходил Маршан и сегодня утром он ко мне заглянет. Смешно, право, как они оба любят поднимать шум из–за пустяков. Волноваться–то ведь совсем нечего… Все бы давно уже началось…
— Вы уверены?
— Я уверен, что я жалкий трус, а Маршану лучше бы помолчать, — свирепо отрезал Феликс.
— Феликс! Почему же вы не сказали мне вчера?
— Зачем? Чтобы вы отправились ко мне домой и провели перед поездкой в–весёленькую ночку, шагая по комнате? Из–за того что я трус, вы должны лишаться сна? Вот и Леру, это его звонок. Только бы он сдержал свои чувства. Эти доктора до смешного мягкосердечны. Казалось бы, они–то уж достаточно всего нагляделись и могли привыкнуть… Здравствуйте, доктор! Как только Маршану не стыдно б–беспокоить вас по пустякам! Уверяю вас, я здоров как бык. Нет. Рене, не уходите.

К счастью, осмотр врача приносит радостные новости — Феликс здоров. Совсем.

— Мне кажется, — сказал Леру, — я могу с уверенностью сказать, что болезнь прошла.
Феликс молча взял сигару и стал вертеть её между пальцами.
— Так вы считаете, что он уже совершенно вне опасности? — спросил Рене. — И приступы никогда больше не повторятся?
— Если только что–нибудь не вызовет болезнь снова. Здоровье его никогда уж не будет особенно крепким. Имейте в виду, — резко повернулся он к Феликсу, — экспедиции в тропики и сражения вам противопоказаны. А в остальном, если исключить кораблекрушение, — вы в такой же безопасности, как и все мы. Будьте благоразумны и не подвергайте свой организм новым встряскам. В целом, я думаю, можно считать вас излечившимся.
...
Едва за доктором захлопнулась дверь, Риварес в бешенстве повернулся к Рене. Внезапно его начало трясти.
— А, чтоб вас, Рене… Уходите! Оставьте меня хоть на минуту… Чёрт бы побрал Леру и его поздравления!
Необычайным напряжением воли он взял себя в руки и стал сыпать словами:
— Вы помните, Рене, как в долине Пастасы Маршан внушал мне, что для спасения души полезно кричать, когда дела обстоят плохо? Но всякий совет можно дополнить. Вот сейчас я поднимаю немыслимый шум, когда знаю, что всё в порядке. Не совсем логично, не правда ли?
На губах Рене появилась чуть заметная улыбка. Он понял, что в эту минуту лучшим доказательством дружбы будет какая–нибудь длинная тирада.
— Мне редко выпадает честь понимать ваши действия, — сказал он, — но однажды я свалял страшного дурака, потому что то, чего я боялся, не случилось. И как ни странно, я испытывал не чувство облегчения, а досаду: меня бесило, что я целый день набирался храбрости, а она мне так и не понадобилась.
Рене не объяснил, чего именно он боялся, и Феликс, уже вполне овладевший собой, бросив взгляд на Рене, подумал: «Что–нибудь с его сестричкой. Интересно, что чувствуешь, когда тебя так любят?»
...
— ... Но всё равно, не надо говорить такие вещи людям, которые их не понимают. Кто знает вас ближе, тот быстро к ним привыкает, но вначале меня это тоже огорчало.
— Вас? Пожалуй. Вы же питали ко мне слабость.
— А Леру. по словам Маршана, вас чуть ли не боготворит. Неужели для вас это новость? Несмотря на весь ваш ум, вы порой бываете удивительно недогадливы.
— Да я с ним едва знаком! Только лечусь у него.
— Что из того… Вряд ли вы очень коротко знакомы с вашей квартирной хозяйкой, но мне рассказывали, что она горько плакала, когда вы уехали в Лондон. А её сынишка, который чистит вам ботинки, бережёт монетку, полученную от вас в Новый год, и не хочет её тратить. А как по–вашему, почему в кафе Преньи меня обслуживают лучше других? Да потому, что кельнеры обожают вас, а Бертильону вздумалось сказать им, что я ваш друг.
— Всё это глупости, Рене. Никто из них ни разу не дал мне понять…
— Ещё бы! Они вас слишком боятся. И всё же у вас не меньше поклонников, чем у…
Феликс расхохотался.
— «О боже! Твой единственный шут!» Сейчас я многим нравлюсь — оттого лишь, что я корчу из себя шута и всех развлекаю. Стань я на минуту самим собой, и все обратятся против меня.
— Все? Маршан, например?
— Маршан хорош, когда не кладёт тебя под микроскоп. Оказывается, вивисекторы вне стен своей лаборатории народ очень добрый. Но в большинстве своём люди относятся к тебе хорошо, лишь когда ты не доверяешь им и не показываешь, что тебе больно.

Шло время. В лечении Маргариты наконец появился ощутимый прогресс.

И у Феликса дела шли хорошо. Чувствовал он себя прекрасно, в Париже и Лондоне за ним упрочилась репутация талантливого журналиста; в обеих столицах у него было много друзей, а врагов — не больше, чем у любого человека, быстро сделавшего блестящую карьеру.
....
Феликс, спускаясь по лестнице, услышал, как один журналист говорил другому:
— Конечно, он блестящий застольный оратор, но сегодня он не совсем в форме. Послушал бы ты его в прошлом году! Это был настоящий фейерверк!
Риварес обогнал журналистов и, улыбаясь, вышел на улицу. Да, сегодня он был «не в форме» и никогда больше не будет он «в форме»… Знали бы они, что вызвало прошлогодний «фейерверк»…
Да, в тот памятный вечер, год тому назад, он был так забавен, что все хохотали до слёз, а когда он сел на место, присутствующие стали барабанить по столу и кричать: «Продолжайте!» Он слушал смех, слушал аплодисменты, а в голове стучало: «Приступы возобновятся, и тогда останется только одно — выпить яд, только одно…»
Но теперь он в безопасности, в полной безопасности, «если исключить кораблекрушение». С этим кошмаром, как и со всей трагедией, со всеми муками его юности, покончено; и больше никогда не придётся ему отгонять демона страха напускной весёлостью. И никогда больше не бросится он в бездну, потому что какой–то друг оказался предателем, а какой–то бог — фальшивым идолом; он разделался с богами и с демонами и стоит ногами на твёрдой земле.
С друзьями он, правда, разделался ещё не полностью. Пожалуй, это было бы разумнее, но человеку приходится считаться со слабостями собственной натуры: так уж он устроен, что не может жить совсем без привязанностей. Ну что ж, он позволит себе одного друга. Он и тут в полной безопасности: никакая дружба не сможет занять в его жизни такое место. чтобы это угрожало его душевному спокойствию, а привязанность Рене — хорошее прибежище от полного одиночества. Душа у Рене чистая, и он ни на что не притязает. Рене можно довериться — он никогда не станет допытываться, никогда не предаст… А если вдруг… И это не страшно. Страшно было только одно предательство, но это случилось так давно, что все уже изгладилось из памяти. Риварес перешёл через мост и свернул к острову Святого Людовика. Идти домой было ещё рано, он не чувствовал усталости, и чудесная ночь располагала к прогулке. Он всегда больше любил Париж ночью, к сейчас тишина вокруг гармонировала с глубоким спокойствием души, сбросившей павшее на неё в юности проклятье.

Никогда не знаешь, как все повернется в жизни. Как ни клялся Феликс никогда больше не лезть в политику, из этого ничего не вышло. Он оказался в самой гуще революционного движения. Провалившееся восстание едва не стоило ему жизни и стоило ему здоровья. У него снова начались приступы его ужасной болезни.

Консилиум собрался у Маршана. После ухода Леру и профессора Феликс подошёл к Маршану. На этот раз он вполне владел собой.
— Скажите мне правду. Им не хочется меня огорчать, но ведь во всём виноват я сам, я знал, чем рискую. Лучше сразу узнать самое худшее. Они что–то скрывают. Это полное крушение?
Маршан побледнел, но ответил не колеблясь, глядя Феликсу прямо в глаза:
— Да, пожалуй. Если вас не страшит такая жизнь, вам, возможно, ещё удастся прожить довольно долго. Но приступы будут повторяться все чаще и в конце концов доконают вас. Смерть не из приятных, что и говорить. И помочь ничем нельзя. Опиум, как вы знаете, может ненадолго ослабить боль, но, как только вы увидите, что он стал вам необходим, — тут же стреляйтесь.
Феликс кивнул.
— С этим я уже давно покончил. Не бойтесь. Я не приобрету этой привычки и не застрелюсь. Сколько мне ещё осталось жить?
— Не знаю. Если будете беречься, возможно даже несколько лет. Но в любой день болезнь может возобновиться. Если вы хотите ещё что–то сделать, начинайте не медля.
— Я уже начал. С этого все и пошло.
— Можно мне спросить, что с вами случилось? — прошептал Маршан.
— Что со мной случилось? Помните демонов племени хиваро? Гурупиру, который говорит человеческим голосом? Он явился мне и заговорил об Италии, и я пошёл за ним в трясину. А там, если помните, ждёт Ипупиара, чудовище с вывернутыми назад ступнями, — думаешь, что убегаешь от него, а на самом деле… Вот и все.
...
Маршан посмотрел ему вслед, потом отодвинул рукопись в сторону. Он сознавал всю важность начатой им работы. Она была значительнее даже той первой любви, поруганные останки которой он сжёг много лет назад. Всё–таки, завершив её, он спас бы тысячи детей от безумия, рождаемого страхом. Но он сжёг бы и этот свой труд, если бы мог очистить этим своё прошлое от Гийоме и «той, что раскрывает секреты». Если б не это, Феликс, быть может…
Он прикрыл глаза рукой. «Ты хочешь слишком многого», — подумал он. Не он спас своего пациента, а тому пришлось спасти его. Ну, хватит! Как бы то ни было, он спасён и должен продолжать свою работу.

Выйдя от Маршана, Феликс сталкивается на улице с Рене.

Рене ответил после долгой паузы:
— В последнем письме я писал вам о ней. Если помните, она уже выезжала в коляске.
— И даже немного ходила.
— Да, так вот однажды, когда мы катались, ей захотелось зайти в магазин и выбрать мне какой–нибудь подарок. Она ведь ни разу не была в магазине. Когда я помогал ей сойти, из–за угла выскочила подвода, пьяный возчик погонял, и они налетели на нашу коляску. Мы упали. Я не успел оттащить Маргариту, и её переехало колесом. Повреждён позвоночник… Нет, жизнь её вне опасности, и старая болезнь не вернулась. Она уже вполне оправилась и окрепла, но тем не менее — всё кончено. Она уже никогда не сможет ходить.

Рене просит Феликса поехать с ним в Мартерель, чтобы помочь Маргарите пережить тяжелое время и отвлечься. Феликс соглашается.

В дороге Рене не раз казалось, что Феликс старается развлечь его разговорами. В конце концов он встревожился, но ненадолго. Эта ровная весёлость не имела ничего общего с тем напускным весельем, которое так испугало его на прошлогоднем банкете Географического общества. Раз Феликс не острит без удержу — бояться нечего. Правда, он очень похудел, и вид у него измученный, но это, вероятно, от раны. Ему нужно отдохнуть. Да, но… он дрался?
Рене украдкой взглянул на обращённую к нему неизуродованную щеку. Он давно уже понял, что знает о Феликсе очень мало, но любопытство его не мучило. Если знаешь горести друга, но ничем не можешь помочь, ему от этого не легче, а в остальном — король всегда поступает правильно.
Однако, когда их поездка подходила к концу, Феликс сам заговорил об этом. Он не стал упоминать о собственных злоключениях и не назвал синьора Джузеппе, а серьёзно и беспристрастно рассказал о цели восстания в Апеннинах и о том, как развивались события.
...
— Это ваше окончательное решение? Тогда, наверное, в один прекрасный день… — Рене запнулся.
— В один прекрасный день меня схватят, и последствия будут не из приятных. Разумеется, это так. Но, видите ли, Рене, оказалось, что именно это — дело моей жизни. А пока я собираюсь совершить набег на ультраконсервативный сельский замок и предстать перед вашей благочестивой тётушкой и всем аристократическим семейством со свежим сабельным шрамом, который обличает меня как безбожника и кровожадного санкюлота. Что же вы собираетесь им сказать?
Рене поморщился, но после минутного раздумья спокойно ответил:
— Я думаю, лучше всего будет ничего не говорить, по крайней мере вначале. Отец и сестра никогда не задают нескромных вопросов, а остальные подумают, что вы дрались на дуэли. С их точки зрения, это, конечно, грех, однако не пятнающий порядочного человека. Тётя и брат и так сейчас расстроены. Если мы сразу скажем правду, отношения в доме невыносимо обострятся. Они сочтут ваше поведение преступным.
— А вы?
Феликс посмотрел на Рене с еле заметной усмешкой. Но тот ответил без колебаний:
— Я? Что я думаю о вас и ваших делах? Но на этот вопрос я уже давно ответил, в долине Пастасы.

Они приезжают в Мартерель. Первая встреча Феликса и Маргариты:

Вскоре он повёл Феликса к сестре. Её комната была убрана цветами, в распахнутые окна врывался весёлый солнечный свет, но тем мрачнее казалась сама Маргарита. Она была в чёрном и на этот раз не надела никаких украшений в честь приезда Рене, а густые волосы были гладко зачёсаны и уложены на затылке. Вежливо улыбаясь, Маргарита пожала гостю руку, но потемневшие глаза смотрели угрюмо и насторожённо. Занимая гостя светской беседой, она говорила неестественно звонким, нарочито весёлым голосом.
— Я очень рада, что наконец познакомилась с вами. Мы так долго собирались и никак не могли встретиться! Мне, право, стало даже казаться, что вы существуете лишь в воображении Рене.
— Так оно и есть, — последовал быстрый ответ. — Во всяком случае, такой, какой я сейчас. На свете не было бы такой личности, если бы я не пригрезился Рене.
— Ну, это клевета, — запротестовал Рене. — У меня не бывает кошмаров. Он сам за себя отвечает, Ромашка.
Но Маргарита не слушала, она рассматривала гостя из–под опущенных ресниц.
— А вы… — начала она негромко и умолкла.
Он отвечал улыбкой на её взгляд и закончил:
— Ненавижу ли я его за это? Только иногда.
Маргарита откинула назад голову и молча посмотрела на Феликса — сначала с любопытством, а потом с глубоким задумчивым удивлением. Он не был похож на того нестерпимо счастливого и удачливого человека, которого она так долго втайне ненавидела. Когда гость вошёл в комнату, она заметила, что он хромает; теперь её взгляд остановился на искалеченной левой руке и шраме на лице. Внезапно она увидела, что его глаза широко раскрылись, а ноздри побелели и задрожали. Тут до её сознания дошло, что брат о чём–то её спрашивает, и она ответила наугад:
— Не знаю, милый.
Феликс отвернулся. Всё поплыло в каком–то красном тумане. «Только ты, зверь, называющий себя богом, — подумал он, — мог так надругаться над этим хрупким, беззащитным существом! Мало тебе меня?»
Но тут он вспомнил, что не верит в бога и что на свете есть немало других людей, к которым судьба была излишне жестока. В ушах звучали горестные всхлипывания Андреа: «Звери! Бедняга Карли!»

Проходит несколько дней. Все трое отлично проводят время. Потом случайный разговор возвращает Рене и Феликса к первому поворотному моменту их отношений.

— Что вас так развеселило? — спросил Рене. Феликс не повернулся к нему, но Маргарита, снова рассмеявшись, ответила.
— Мы говорили о том, что Бланш очень боится коров, а потом стали гадать, кого вы в Южной Америке считали самым страшным зверем. Тётя предположила, что пуму, Бланш — змею, а я — таракана. И вот когда к нам подошёл господин Риварес, мы спросили, кого он боялся больше всех, и он ответил: «Желтогрудых колибри». Что с тобой, Рене? Ты так вздрогнул… Неужели ты тоже боишься колибри?
— Одно время боялся смертельно, — пробормотал он. — Но это прошло.
Феликс посмотрел на него.
— Прошло? Совсем? Тогда, быть может, и я избавлюсь от этого страха.
Позже, когда они пошли с Рене гулять, Феликс вернулся к этому разговору:
— Вы действительно об этом не думаете, Рене? Или сказали это, просто не желая портить мне настроение?
Рене отрицательно покачал головой.
— Дорогой мой Феликс, признания в любви нельзя повторять. Неужели вам нужны ещё уверения, что я могу обойтись и не получив объяснения ваших поступков, которые я не могу понять?
— Неужели вы никогда не спрашиваете себя «почему»?
— Почему вы пошли за мной? У меня есть свои догадки, но если даже я и ошибаюсь, это не имеет значения. Вы не пошли бы, если бы у вас не было веских причин.
Опустив глаза, Феликс продолжал:
— Каковы же ваши догадки?
— Я скажу, если вам интересно. Иногда я объяснял себе это так: вы увидели, что я безрассудно подвергаю себя опасности… Ну а мы ведь не давали вам возможности держаться с нами непринуждённо. Может быть, вы… стеснялись или не были уверены, как я отнесусь к вашему предостережению. Откуда вам было знать, что я не грубая скотина? Удивляет меня вообще в этой истории не ваше поведение, а моё собственное. Не понимаю, почему я тогда всем солгал. Просто какое–то глупое упрямство; а может быть, я, сам того не сознавая, хотел избавить вас от расспросов о том, как вы очутились рядом со мной.
Рене замолчал и повернулся к Феликсу. Тот остановился, глядя на траву.
— А потом?
— Потом, когда вы поддержали мою выдумку, я, конечно, почувствовал себя подлецом. Вам, естественно, ничего другого не оставалось. Сначала я всё ждал, что вы как–нибудь заговорите об этом. Но вы молчали. Наверное, вы заметили, что я немного стыдился всей этой истории, и не хотели меня смущать.
— Ах, Рене, Рене, вы навсегда останетесь ребёнком!
— Вежливый намёк на то, что я навсегда останусь ослом?
— Скажем — херувимом. Неужели вам никогда не приходило в голову, что не у вас одного могут быть причины стыдиться?
— Феликс, — поспешно перебил его Рене, — если вы… о чем–нибудь сожалеете… то я ничего не хочу об этом знать…
— Не хотите? Боюсь, что теперь, раз уж мы зашли так далеко, вам придётся узнать все.
— Хорошо, — сказал Рене и, растянувшись на траве, надвинул на глаза соломенную шляпу. — по крайней мере устроимся поудобнее. Я вас слушаю.
Феликс сел рядом и стал выдёргивать пучки травы. Затем, отшвырнув их в сторону, застыл, глядя прямо перед собой.
— В то время, — начал он, — люди интересовали меня только с двух точек зрения: «могу ли я использовать этого человека» и «должен ли я его бояться». Вас я боялся.
Рене привскочил.
— Не надо! Это мне слишком хорошо известно.
Он услышал рядом судорожный вздох.
— Я… говорил в бреду и об этом?
— Вы пересчитали нас всех по пальцам. Дошла очередь и до меня. Кажется, я чуть не довёл вас до самоубийства. Но в ту ночь вы отчасти со мной сквитались.
Феликс снова отвернулся.
— Есть вещи пострашнее самоубийства. Во всяком случае, я боялся, что вы посоветуете Дюпре уволить меня в первой же миссии. Я знал, чем это мне грозило. Мне удалось задобрить всех остальных, я работал за них и подлаживался к ним, но я даже и не пытался подлаживаться к вам и к Маршану. Только с Маршаном было проще: его не волнуют вопросы морали, и потом я знал, что, если уж все раскроется, он поймёт, а вы — возможно, нет. А это главное. Вот я и пошёл за вами, чтобы поговорить с глазу на глаз. Я хотел рассказать вам кое–что из своего прошлого… Нет, сейчас мы об этом говорить не станем… Я боюсь об этом думать даже сейчас… Но я хотел рассказать вам… то, что смог бы, и просить вас сжалиться надо мной. А если б вы пригрозили разоблачить мой обман или стали бы… смеяться…
— Смеяться?
— Надо мной слишком долго смеялись… Тогда бы моё ружьё нечаянно выстрелило, я бы привязал к вашему телу груз и бросил его в реку. Я знал, что, убрав вас с пути, сумею вить из Дюпре верёвки. Вряд ли бы я это действительно сделал, — в самый решительный момент редко у кого хватает на это сил. Скорее всего застрелился бы сам. Но намерения у меня были именно такие. Когда человек загнан в угол, он способен на всё. Потом я увидел пуму. Когда собираешься убить человека, а вместо этого приходится его спасать, чувствуешь себя н–немного странно. На какое–то мгновение я растерялся… а то бы я выстрелил на несколько секунд раньше. Хорошо хоть, что я опомнился не слишком поздно, и так по моей милости она разодрала вам руку…
Феликс снова принялся выдёргивать пучки травы.
— Вот и все, — произнёс он слегка охрипшим голосом. — На этом кончается одно не слишком приятное признание. Что вы с ним собираетесь делать? Приберечь для подходящего момента?
— Конечно, я буду его хранить, — ведь это первый случай, когда вы добровольно приоткрыли немного свою душу. Что касается ваших тогдашних намерений… ну что же, если бы я оказался способным возмутиться или рассмеяться, меня бы стоило утопить. Ну, пошли завтракать, и давайте забудем про пуму и ещё более неприятных тварей, которые смеются Маргарита права — таракан куда страшнее пумы.
— Но т–тараканы же не смеются.
— Не важно, я ведь не Маргарита! На семью достаточно одного любителя точности. К тому же я склонен думать, что они всё–таки смеялись, — тогда в Гуаякиле, когда ползали по нас и слышали, как мы чертыхались.
— Берегитесь, — заметил Феликс. — Если вы станете приписывать им такие свойства, они превратятся в богов.
Рене грустно взглянул на друга, но ничего не сказал. Он давно понял, что атеизм для Феликса — ненадёжное укрытие, где он ищет спасения от какой–то язвы, разъедающей ему душу, от страшного, вечно живого проклятья, которое когда–то было верой.

Через какое-то время Рене перевозит сестру в Париж. Феликс часто заходит к ним и дает Маргарите уроки испанского.

Она положила руки брату на плечи и посмотрела ему в лицо.
— А если и так, то это не причина, чтобы у тебя был такой усталый вид. Что случилось?
— Ничего. — Рене сел и провёл рукой по волосам. — Я только что встретил Леру, — добавил он, обращаясь к Феликсу. — Он остановил меня на улице и спросил, вернулись ли вы.
— Я виделся с ним в августе.
— Да, он сказал мне.
— А он сказал вам…
— Это вышло случайно. Он полагал, что я знаю, раз вы гостили у нас. Но, конечно, никаких подробностей он мне не сообщил.
Маргарита переводила взгляд с одного на другого.
— Значит, что–то случилось. Это секрет?
— Совсем нет, — весело ответил Феликс, — только незачем докучать вам этим. Ваш чрезвычайно мягкосердечный брат р–расстроился, услышав, что состояние моего здоровья оставляет желать лучшего. Я сам во всём виноват — подорвал его в Апеннинах.
— Это то самое? — помолчав, спросил Рене.
— Да, опять. В то утро, когда мы встретились на набережной, я как раз шёл от Леру. Мне не хотелось вас огорчать.
— И нет никакой надежды?
— Они говорят, что нет. Но я ещё не собираюсь умирать, а между приступами у меня будет много времени. Пока что был только один. Это вполне терпимо. Вот увидите, мадемуазель Маргарита успеет ещё не раз уличить меня во всевозможных ошибках… даже в погрешностях против испанской грамматики.
При последних словах он взглянул на Рене, но тот не заметил вызова.
— Так я пойду переоденусь к обеду, — угрюмо сказал Рене и вышел из комнаты.
Маргарита посмотрела на Феликса. Во взгляде её была боль.
— И вы тоже…
Услышав её прервавшийся шёпот, он повернулся к ней с лучезарной улыбкой.
— Ах, мадемуазель, мир так демократичен! Даже камеру смертника приходится делить с другими.
Она порывисто схватила Феликса за руку. Он нежно прикоснулся кончиками пальцев к её волосам.
— Бедная девочка, — сказал он. — Бедная девочка!

Развлекая Маргариту, они втроем решают почитать в ролях "Генриха Пятого". Слушая, как Феликс читает "свои" реплики, Маргарита поражается глубине его переживания.

Феликс читал речь короля, обращённую к лорду Скрупу Мешему:

А, Скруп! Что мне тебе сказать…

Эти слова были произнесены таким глубоким голосом, что заставили Маргариту взглянуть на Феликса. В лице его не осталось ни кровинки.

Ты, Имевший ключ ко всем моим советам
И в глубине души моей читавший!

«Неужели то была женщина?» — подумала Маргарита, как когда–то Рене. Она посмотрела на брата. Он слушал затаив дыхание, не двигаясь, заворожённый великолепием стихов, переливами чудесного голоса. Глаз Феликса он не видел.

Ты лучшее из чувств на свете — веру
В людей–сомненья ядом отравил!
Ведь если кто казался неподкупным —
Так это ты; учёным, мудрым — ты;
Кто родом благороден был — все ты же;
Казался набожным и кротким — ты!

Она слушала, холодея от страха. Нет, то была не женщина. В его сердце таилась незаживающая рана, но нанесла её не женщина. Она была уверена в этом.
Голос стал суровым и холодным, в нём больше не было недавней страстности:

И ты таким казался,
Без пятнышка единого!
Набросил
Ты подозренья тень своей изменой
На лучших из людей.

«Подозренья… подозренья…» — содрогаясь, повторяла про себя Маргарита. Казалось, в комнату вошёл призрак.
...
Он довольно часто внезапно куда–нибудь уезжал, ссылаясь на свою журналистскую работу. И Рене и Маргарита делали вид, что верят ему, но в его отсутствие всегда страшно волновались. Однажды весной он пропал на три недели, оставив записку, что «должен был срочно уехать». А потом они узнали, что он всё это время находился в Париже, — у него был новый приступ. Сперва Маргарита ничего не сказала, но через несколько месяцев напомнила об этом случае:
— Разве вы не понимаете, что это жестоко? Неужели вы не могли сказать нам правду и не заставлять нас узнавать об этом от других?
— Н–но я не хотел, чтобы вы знали. Вы бы и не узнали, если бы не глупость Бертильона. Рене незачем знать об этом — он принимает это до смешного близко к сердцу.
— А вам не кажется, что мы… что он принимает близко к сердцу и ваши внезапные исчезновения, когда вы не оставляете даже адреса и ему начинает казаться, что вы снова в Италии?
— В Италии?
— Вы думаете, я не знаю?
— Вам сказал Рене? — Он посмотрел на Маргариту.
— Рене? Нет. Разве вы его просили?
Не мог же Феликс предположить, что Рене рассказал ей об этом, если его не попросил он сам.
— Кто же вам сказал? — настаивал Феликс.
— Да вы сами! Вы ведь сказали, что «подорвали» своё здоровье в Апеннинах, — вы вернулись оттуда, после этих мятежей, с незажившей раной на щеке. Я же знаю, что вы антиклерикал и… Ах, неужели вы не понимаете, что я уже давно взрослая!
Маргарита досадливо вздохнула. Воспоминание о больно ранивших её словах «бедная девочка» было ещё свежо. Потом она поглядела на Феликса и испугалась его молчания.
— Из вас вышел бы превосходный сыщик, — сказал он наконец и взял томик Шекспира.

На этот раз он действительно отправился в Англию, и целый месяц дважды в неделю Рене и Маргарита получали от него письма, адресованные им обоим.
...
Всю рождественскую неделю писем не было, потом, после десятидневного молчания, пришёл пакет, адресованный Маргарите. В нём лежало ожерелье из разноцветных ракушек, скреплённых крохотными золотыми колечками, и длинное письмо, которое вместо обращения начиналось так: «Тысяча и одна ночь. Сказка о пьяном кучере и хромом иностранце».
Спустя несколько дней Рене входил в лондонскую квартиру своего друга. Феликс, бледный и осунувшийся, лежал на диване.
— Рене! — воскликнул он, вскакивая.
— Ложитесь, — спокойно отвечал Рене. — Почему же вы не дали мне знать раньше?
Феликс с минуту в изумлении смотрел на Рене, потом позволил уложить себя на диван, — он был ещё слишком слаб, чтобы стоять.
— Кто сказал вам, что я был болен? — раздражённо спросил он.
— Маргарита.
— А ей кто?
— Не знаю. Я уже неделю не видел её. Я читал в Амьене лекции. Она написала мне, что вы больны, и просила немедленно поехать в Лондон, чтобы ухаживать за вами. Я решил, что вы ей написали.
— Наверно, опять проболтался этот дурак Бертильон, — отвечал Феликс. — Он приехал сюда на военный смотр. Ну что за осел! Ведь я специально просил его держать язык за зубами. Н–неужели вы приехали только из–за меня? Что за нелепость! Я вполне оправился, осталась только небольшая слабость.
Когда Феликс достаточно окреп, они вернулись в Париж. Рене проводил выздоравливающего к нему домой, уложил его в постель и только после этого согласился отправиться к себе.
— Тебе об этом сказал Бертильон? — спросил он вечером Маргариту.
— Мы с ним не виделись. Он ведь, кажется, в Англии?
— Тогда кто же тебе сказал? Феликса это очень взволновало.
Она отперла ящик стола около своей кушетки и протянула брату письмо.
— Разве этого недостаточно?
— «Тысяча и одна ночь, сказка…» Это от Феликса? Почерк как будто не его… да, теперь понимаю, почему ты узнала…
— И не только почерк, — прочти все письмо, и ты поймёшь.
Дрожащие, с трудом нацарапанные строчки ползли то вверх, то вниз, и разобрать их было нелегко. Это было бессвязное, с претензией на юмор повествование о безуспешной попытке успеть на рождественский обед при содействии подвыпившего кучера, который не любил иностранцев, и лошади, которая соглашалась тронуться с места только под звуки гимна «Правь, Британия!» Каламбуры были плоскими, многие слова повторялись, другие были пропущены. В середине описания встречи с остряком–мусорщиком рассказ обрывался на словах: «Это всё, что я могу вспомнить, но я торжественно заявляю, что пьян был кучер, а не я».
— Ты, конечно, права, — сказал Рене. — Подобная безвкусица не похожа на Феликса.
— А похоже на него шутить о пьяных возницах и разбившихся каретах именно со мной? Он мог написать это только в горячке. Запомни, Рене, он не должен узнать, как я обо всём догадалась. Ему будет тяжело. Пусть думает, что мне рассказали.

Всю зиму Феликс выглядел так плохо, что друзья не переставали за него тревожиться. Летом он много ездил и упорно уверял, что просто путешествует ради удовольствия. Однако, когда он в октябре приехал в Мартерель, все в один голос принялись уговаривать его поехать, как советовал Леру, к морю или в горы и отдохнуть по–настоящему.
— В Швейцарию ехать поздновато, — отвечал он. — Кроме того, один, без всякого дела, я умру там со скуки. Послушайте, Рене, а если нам вместе поехать в Антиб или куда–нибудь на Эстерель? Вам тоже нужно отдохнуть, а в Париж вы должны вернуться только через месяц. На обратном пути мы заедем сюда за вашей сестрой.
Все лето Рене очень много работал и поэтому с радостью согласился на это предложение. Они уехали почти немедленно. Маргарита, которая осталась в замке, почти каждый день получала от них письма из Антиба. Они старались, чтобы она как можно полнее разделила с ними удовольствие поездки. Рене по большей части описывал события дня и пейзажи. Письма Феликса были весёлым потоком смешных и нежных глупостей, и ей начинало казаться, что ледяная стена его недоверчивой сдержанности постепенно тает. Он уже почти верил, что она и Рене действительно к нему привязаны. «Быть может, — думала Маргарита, — он поймёт, как сильно мы его любим, даже прежде, чем мы состаримся и поседеем».

Маргарита влюбилась в Феликса. Как говорится, от ненависти до любви один шаг. Но когда она попыталась убедить Феликса раскрыться, это все разрушило. Для всех.

Феликс присел около Маргариты и стал нежно гладить её по голове.
— Но, дитя, не могу же я навязывать вам свои отвратительные фантазии? Их надо хранить для себя. Нашим друзьям принадлежит только хорошее. Не плачьте, дорогая, мне так больно, что я огорчил вас. Мне не следовало посылать вам этого глупого письма. Ну что вас так расстроило? Просто вы узнали, что я пишу плохие стихи. Но ведь у меня хватает самолюбия не печатать их.
Она поглядела ему прямо в лицо.
— Чем заслужила я это? Разве я когда–нибудь старалась узнать ваши секреты или докучала вам своей любовью? Зачем вы притворяетесь и лжёте мне, забавляете меня и рассказываете мне сказки, словно я ребёнок, который ушибся и хочет, чтоб его утешили? Вы и с Рене такой же? Но я не в силах… Как я могу заставить вас поверить, что вы мне дороги…
Собрав все силы, Маргарита взяла себя в руки.
— С моей стороны глупо сердиться — вы ведь иначе не можете. Это ваша болезнь.
— К–какая болезнь, дорогая? — смиренно спросил Феликс. — С–страсть к рифмоплётству? Это всего только дурная привычка, и я позволяю себе забавляться лишь на досуге. Зачем же так огорчаться?
Она обернулась и посмотрела ему в глаза.
— Я о другом. Вы всегда всех подозреваете, всех дурачите и не верите, что вас действительно любят. Неужели вы до самой смерти будете носить маску? И никогда никому больше не поверите только потому, что один человек вас предал?
Феликс вскочил и, отвернувшись от Маргариты, нагнулся над акварелями. Его пальцы нервно перебирали листы.
— А з–знаете, — наконец заговорил он нарочито лёгким тоном, — наш разговор напоминает мне английскую игру в перекрёстные вопросы и запутанные ответы. Мне очень жаль, что я настолько туп, но я не имею ни м–малейшего представления, о чём вы говорите.
— Конечно, не имеете, — с горечью ответила Маргарита. — Иначе разве стали бы вы обращаться со мной как с шестилетним ребёнком? — Она схватила Феликса за руку. — Но не в этом дело! Не всё ли равно, как вы обращаетесь со мной… Но что вы делаете с собой… я знаю, любимый…
Она снова разрыдалась. Феликс не двигался и продолжал смотреть в сторону. Она прижалась щекой к его руке.
— Я знаю, вы верили одному человеку… и он обманул вас. Я знаю, это разбило вашу молодость… уничтожило вашу веру в бога… Любимый мой…
Маргарита с криком откинулась. Феликс смеялся.
— Не надо! — вскрикнула она. — Не надо! Лучше бы вы меня убили — только не это.
Он продолжал тихонько смеяться.
Она упала лицом в подушки, а когда отняла от ушей пальцы, он всё ещё смеялся. Наконец смех умолк, и наступила тишина. Лёгкое движение, треск разрываемой бумаги, и звук осторожно закрытой двери.
Маргарита лежала не шевелясь. От стука наружной двери перед её глазами вспыхнул белый огонь. Она подняла голову и осмотрелась.
Она была одна, рядом с кушеткой валялась акварель со стихами, разорванная пополам.

Вот и все.
Вернувшийся Рене по лицу Маргариты понял, что что-то произошло. Сестра ничего ему не объяснила, и он поехал к Феликсу. И попал в ад под названием "Прощальный вечер господина Ривареса".

— Господин Мартель т–только что вернулся из Амьена, — любезно объяснил Феликс. — Он ещё не знает об этом. Я уезжаю из Парижа и проведу эту з–зиму в Вене. Пока я ещё не знаю, где я поселюсь потом. Я уезжаю завтра вечером. Прошу прощения, барон. Пришли новые гости.
...
— Вы, конечно, меня не помните, господин Мартель? — Перед ним стоял маленький экспансивный неаполитанец Галли, с которым он познакомился на каком–то званом обеде.
— Вам, наверное, очень тяжело расставаться с господином Риваресом? Париж без него уже будет не тот, не правда ли?
— Вероятно, — пробормотал Рене.
— Он, видимо, очень популярен, — не унимался маленький неаполитанец, весело поблёскивая белыми зубами. Я с ним едва знаком. Мы встречались два года тому назад, во Флоренции, после мятежа в Савиньо. Ваша сестра, должно быть, тоже опечалена его отъездом?
— Моя сестра?
— Он сию минуту сказал мне. что вы и ваша сестра — его лучшие друзья. Она живёт в Париже?
— Да, — отвечал Рене, хватаясь за подоконник.
Ему казалось, что его медленно убивают, вонзая в него маленькие иголки.
Поскорее бы ушли эти люди! Пусть случилось самое страшное — он все перенесёт, лишь бы узнать, в чём дело; эта неизвестность мучительнее всего.
Ему кое–как удалось отделаться от Галли, но в него снова вцепился барон.
— Господин Риварес только что рассказал мне, как вы чудом спаслись от когтей пумы. Никогда не слыхал более захватывающей истории! Поразительно, как вовремя он подоспел! И как он остроумен! Порой прямо не знаешь — шутит он или говорит всерьёз. Например, он уверял меня, что на близком расстоянии таракан гораздо страшнее пумы, и, право же, можно подумать, что он действительно верит этому. А с каким серьёзным видом он сообщил мне, что намеревался застрелить вас и был крайне обескуражен, когда ему пришлось спасти вам жизнь. Перебежали друг другу дорогу! Должно быть, замешана дама? Сhеrсnеr lа fеmmе. Сударь, это оскорбление! Ведь я с вами разговариваю…
Но Рене уже исчез. Он стремглав бежал по лестнице, а хозяйка квартиры кричала ему вслед:
— Господин Мартель! Господин Мартель! Вы забыли вашу шляпу.
...
Маршан уходил последним. Он остался до конца и надеялся посоветоваться с Рене, прежде чем говорить с Феликсом. Но когда толпа гостей поредела, он с удивлением заметил, что Рене исчез.
Все ушли. Феликс по–прежнему стоял в дверях, явно дожидаясь, чтобы доктор последовал примеру остальных. Неровной походкой, словно расталкивая толпу, Маршан подошёл к Феликсу и положил руки ему на плечи.
— Итак, мой мальчик, что всё это означает?
Феликс улыбнулся ему в лицо.
— Спросите Мартеля.
— Я спрашивал. Он знает не больше моего.
— Неужели? — спросил Феликс, поднимая брови.
— Помочь вам? — спросил Маршан.
— Благодарю вас. Мне уже п–пора учиться рассчитывать только на с–себя. Н–нельзя же всё время зависеть от друзей.
Руки Маршана медленно сползли с плеч Феликса. Несколько секунд они молчали.
— Значит, вы собираетесь порвать со своими друзьями?
— Мой дорогой доктор! — Феликс протестующе показал на стол, уставленный чашками для кофе. — Р–разве меня только что не п–посетило семьдесят моих друзей?
Снова наступило молчание. Маршан вышел в коридор и взял шляпу. Когда Феликс подал ему пальто, он вздрогнул.
— Ну что ж, вероятно, это конец, — сказал Маршан. — Видит бог, я вас не виню. Прощайте.
Доктор вышел на улицу. «Это моя вина», — подумал он, и его щеки коснулись крылышки «той, что раскрывает секреты».
Только когда захлопнулась дверь парадного, Феликс понял, что подумал Маршан. Доктор решил, что он собирается застрелиться. Что ж, это, пожалуй, недалеко от истины. Он действительно покончил с личной жизнью, а то, ради чего он должен жить, Маршана не касается. Как бы то ни было, он выдержал этот вечер, а завтра ночью он будет уже далеко от Парижа.
...
Ну что же, пора приниматься за работу. Вещи могут подождать, но язвы надо выжечь немедленно. Он обошёл комнаты, собирая каждую вещицу, которая напоминала о Рене и Маргарите. Акварели, вышивки, рисунки в рамках — всё, что они сделали, украсили или выбрали для него, было разломано или разорвано с холодным бешенством и брошено на пол. Потом наступила очередь писем, хранившихся в бюро, — немногочисленных писем Рене из Лиона, в которых он пытался выразить то, что не решался сказать при встрече, и коротенькая робкая записка, подписанная «Маргарита». А вот и письмо от Маршана, полученное два года тому назад, сдержанное и деловое: советы психиатра избегать лишних страданий и подробные объяснения, как это сделать. Тогда он не совсем понял это письмо и отложил его, чтобы потом поразмыслить над ним. Сейчас он перечёл его снова.
«…Раз вы решили не сдаваться, вам следует знать, какие опасности угрожают психике человека в вашем положении. Я не думаю, чтобы вам грозило какое–нибудь обыкновенное нервное заболевание, в равной мере я ни на минуту не допускаю — хотя порой не выдерживают и самые мужественные люди, — что у вас не хватит силы воли и вы будете искать спасения в опиуме. Но физическая боль коварный враг, нет конца ловушкам, которые она расставляет нашему воображению. Остерегайтесь прежде всего полюбить одиночество, на которое вы обречены, и не окружайте себя стеной из переборотых вами физических страданий».
Он заколебался, ясно понимая, что это серьёзное предостережение очень мудрого человека. Но потом вспомнил «ту, что раскрывает секреты». Нет, за стенами он в безопасности — туда не проникнет ни одна бабочка. Он разорвал письмо и бросил его на пол, к остальным. Лучше покончить со всем сразу. Если Рене мог предать…
Его снова охватило холодное бешенство. Он никогда бы не оскорбил даже предателя, — просто ушёл бы, без единого слова, не упрекнув даже взглядом, как ушёл он тогда от Маргариты. Исчез бы из их жизни и пошёл своим путём. Но Рене пришёл к нему домой! Пришёл нагло, чтобы ещё раз заставить его смотреть на своё лживое лицо, которое он считал таким честным. Может быть, он пришёл, чтобы первым перейти в нападение, чтобы бесстыдно потребовать объяснений: «Почему вы так обошлись с ней? Она сказала мне, что вы…»
Эта воображаемая фраза заставила его снова рассмеяться. О, несомненно она многое наговорила. Они, конечно, сплетничали. Уж если человек рассказывал девушке, о чём бредил его больной друг, а она слушала его и, наверное, расспрашивала, сгорая от любопытства, то рассчитывать на их сдержанность не приходится.
Ну, если уж Рене пришёл требовать объяснения, барон Розенберг ему все хорошо объяснил! Если Рене допустил в святая святых тайны, доверенной ему другом, кого–то третьего, почему бы не допустить и всю улицу?
Он развёл огонь, сел перед камином и стал кидать в пламя то что валялось кучей на полу. На это потребовалось много времени. Когда съёжилась и стала исчезать подпись Рене, он зажал рот, чтобы удержать крик боли. Ведь это горел он, он сам.
Он обжёг пальцы, пытаясь выхватить письмо из огня, но оно выскользнуло и сгорело. Все сгорело. Остался пепел, и остался он. Теперь до самой смерти он будет одинок.
Но пепел лучше предательства. И ему не впервые приходится порывать с губительными привязанностями. Давнишние смутные воспоминания — мальчик, который, смеясь, разбивает молотком распятие. Он не думал, что на протяжении жизни ему придётся ещё раз совершить этот очистительный акт. Но, оказывается, человек закутывается в привязанности, точно зимой в тёплую одежду. А потом они воспаляются, начинают въедаться в тело, и их приходится выжигать. К счастью, для этого нужно немало времени, а жить ему осталось немного.
Однако он совсем зря разволновался по пустякам — ему и раньше причиняли боль, и было гораздо больнее. И всё же, хотя Рене никогда не владел его сердцем, удар он сумел нанести неплохой. Можно восхищаться его находчивостью. Он нашёл изумительно простой способ предать. Достаточно воспользоваться болезнью человека, преданно ухаживать за ним, подслушать его бред, проникнуть в самые сокровенные его горести и начать рассказывать о них направо и налево.

Феликс обрубил все концы, не подозревая, что Рене его не предавал. Ему даже в голову не пришло, что Маргарита могла сама о многом догадаться.

В эпилоге действие происходит уже после смерти "Овода". Рене узнает, что Феликса больше нет.

— Скажи мне, Рене, что с ней такое? Дело ведь не в несчастье. С ним она примирилась. Но когда она приехала к нам в прошлом году, я сразу поняла — что–то случилось. Она словно сразу состарилась. Что с ней?
Рене молчал.
— Это все тот человек! — вскричала Анжелика. — Он не шлёт больше писем и подарков. Я с самого начала знала, что этим всё кончится. Да и чего ждать от безбожника? Он вскружил ей голову — ей, калеке, и забыл…
— Замолчите! — жёстко сказал Рене. Остановившись, он отпустил тёткину руку. Анжелика ещё никогда не видела у него в глазах такого выражения. — Если вы ещё хоть раз отзовётесь плохо о Феликсе, я перестану с вами разговаривать. Запомните это. А теперь пойдёмте, не то мы опоздаем в церковь.
...
Когда они вернулись домой, Рене передали, что отец хочет его видеть. Он немедленно пошёл в кабинет и увидел, что отец ждёт его бледный и расстроенный.
— Плохие вести, Рене.
Маркиз замолчал и поднёс руку к задрожавшим губам.
— Полковник Дюпре прислал мне вырезку из английской газеты… для тебя. Он не знал, где ты сейчас… Там… Нет, я не в силах сказать тебе… Прочти лучше сам.
Рене взял из рук отца заметку, прочитал её и долго сидел неподвижно. Наконец он встал и направился к двери.
— Рене, — еле слышно позвал отец, и сын, не повернув головы, остановился.
— Да?
— А как же Маргарита?
— Я скажу ей сам, — отвечал Рене и добавил: — Немного погодя.
Спустя час кто–то тихо постучал в запертую дверь его комнаты.
— Мне надо поговорить с тобой, Рене, — послышался торопливый шёпот отца. Рене тут же отпер дверь. — Ты взял заметку?
— Нет, она осталась на столе.
— Значит, её взяла Бланш. Я вышел на несколько минут из комнаты, а когда вернулся, заметки на столе не было. Мне страшно. Эта женщина любит вмешиваться в то, что её не касается. Она пошла к Маргарите.
Рене бросился мимо отца на лестницу и тихо, не постучавшись, открыл дверь в комнату сестры. Около кушетки стояла Бланш, Маргарита держала в руке вырезку из газеты.
«Зверства в папской крепости. Бесчеловечное обращение с политическими заключёнными.
Вчера в палате общин член парламента А. Тейлор спросил помощника министра по иностранным делам, правда ли, что…»
Рене выхватил у сестры заметку.
— Не надо! Не читай!
— Отдай сейчас же! — хрипло закричала Маргарита. Рене с потемневшими от гнева глазами повернулся к Бланш.
— Выйдите вон. Немедленно. Я и Маргарита хотим побыть одни.
Заперев за Бланш дверь, Рене подошёл к сестре.
— Ромашка…
— Отдай мне заметку! — снова закричала она.
— Он умер, Ромашка.
В третий раз зазвенел ужасный вопль:
— Отдай!
Рене упал на колени около сестры.
— Не читай! Зачем тебе знать подробности? Всё кончено. Какое они теперь имеют значение?
— Никакого, — помолчав, отвечала Маргарита, — и поэтому незачем скрывать их от меня. Нелепо утаивать, как именно это произошло.
Она говорила ледяным тоном, и на мгновенье Рене перенёсся в долину реки Пастаса и услышал другой голос: «Какое имеет значение, что бы именно могли они сделать?»
Он отдал ей заметку и, отойдя к столу, уставился невидящим взглядом на вазу с розами. Тишина, как бескрылое чудовище, волочила по полу свои бесконечные кольца.
— Рене, — наконец позвала Маргарита.
Он подошёл к сестре, обнял её и, опустившись на колени, прижался щекой к её щеке. Она осторожно высвободилась из его объятий, и он похолодел от ужаса.
— Ромашка! — зашептал он, ловя дрожащими руками её руки. — Что встало между тобой и мной? Мне кажется, я потерял и его и тебя: Я не понимаю… Мы живём в каком–то кошмаре или сходим с ума… Я потерял его ещё до того, как он погиб, и до сих пор не знаю почему. Неужели мне суждено и тебя потерять живой?
Её взгляд заставил Рене отшатнуться.
— Нет. Я уже мертва. Это случилось два года назад, в ноябре. Мне жаль тебя, Рене, но мы оба мертвы. Он — труп, а я — египтолог. Это почти одно и то же. Теперь меня интересует только то, что произошло три тысячи лет тому назад.
Рене встал и, глядя сверху вниз на сестру, спросил:
— Ты не объяснишь яснее, дорогая? Что же случилось? Когда два человека — единственные, кого ты любил в мире, — вот так… умирают, очень трудно жить, не зная, что же случилось. Скажи мне, причина — какой–то… — у Рене перехватило дыхание, — причиной был какой–то поступок Феликса?
— Он не виноват. Он был вправе порвать.
В её голосе прозвучала горечь, но Рене почти обрадовался — всё–таки это было человеческое чувство.
— Ты подумала, что я виню его? Нет, для меня оправдан каждый его поступок — потому что это его поступок. Я так и не узнал, почему он порвал со мной. А теперь уже так никогда и не узнаю. Но это ничего не меняет.
— Я знаю, почему он порвал со мной, — прошептала Маргарита.
Лицо её, когда она подняла глаза, было пепельно–серым.
— Его оттолкнула моя любовь, которая была ему не нужна. Достаточно тебе этого? Почему он порвал с тобой, я не знаю. Но, вероятно, он решил, что лучше порвать сразу со всей семьёй… А теперь оставь меня одну.

окончание в комментах

@темы: книги

---

"Прерванная дружба" - продолжение

Далее происходит опасный и поворотный момент.
Не в силах выносить шуточки членов группы насчет развлечений местного люда, и в том числе цирка — в присутствии Ривареса, Рене решает оторваться от группы и пойти к реке, чтобы нанести на карту ее течение.

На краю рощицы с дерева до самой земли свисал великолепный полог страстоцвета. н на минуту остановился перед ним, стараясь думать только о том, как красивы гроздья цветов и как залюбовалась бы ими Маргарита, затем протянул руку, чтобы приподнять один из фестонов, и из зелёной завесы взметнулось облачко маленьких радуг, — он спугнул стайку колибри. Вся горечь, омрачавшая его душу, исчезла, — эти птички казались воплощением радости жизни.

....

Надломленная ветка загораживала ему дорогу. Наклонившись, чтобы приподнять её, он увидел, что за ней что то шевелится, и отодвинул ветку в сторону. В скале была маленькая пещера. Из неё разило зловонием, а на полу, усеянном обглоданными костями, лежали, свернувшись клубочком, прехорошенькие котята; величиной они были с кошку, но такие пушистые, с такими невинными круглыми глазами, что казались совсем маленькими.
«Семейство пумы, — подумал Рене. — Лучше мне убраться отсюда подобру поздорову: мать, наверно, где нибудь поблизости».
Он пошёл дальше по берегу реки, зорко озираясь вокруг, но продолжал машинально напевать.

Сзади послышался шорох; песня замерла у него на губах, а сердце словно оборвалось. Он обернулся и увидел прямо перед собой злые глаза пумы.
Рене вскинул ружьё, почувствовал в руке мокрый приклад и понял, что потерял единственный шанс на спасение: ружьё, по видимому, побывало под водой, когда он оступился, перебираясь через ручей. Он не чувствовал страха, — для него, казалось, не осталось места; это была не опасность, это была смерть. Тем не менее Рене машинально спустил курок и услышал, как кремень щёлкнул по мокрой стали.

Спасение приходит неожиданно.

Рене не слышал выстрела, прогремевшего у него над ухом; однако он не терял сознания, — когда пума в предсмертной агонии перекатилась через него, раздирая когтями его руку, он смутно понял, что все ещё жив. Но ведь этого не может быть, это невозможно. Тут какая то ошибка…
Кто то осторожно снял с Рене огромную лапу и помог ему сесть. Он провёл рукой по лицу и посмотрел вокруг непонимающим взглядом — на ружьё в траве, на мёртвую пуму, на свои ботинки, на сочившуюся сквозь рукав кровь, а затем на бледное лицо человека, спасшего ему жизнь. «И чего он так расстроился, — подумал Рене. — Ведь не случилось ничего особенного».
Он попробовал встать на ноги, но тут же снова опустился на землю — у него закружилась голова.
Риварес принёс воды, помог Рене дойти до места, где он мог бы прилечь, потом отрезал разорванный рукав, промыл и перевязал ему рану. И все это молча. Когда Рене смог наконец снова сесть, лицо переводчика уже стало обычной непроницаемой маской.
....
Они покурили, потом Рене встал, сделал несколько шагов и ощупал себя. Оказалось, что он отделался многочисленными ссадинами и рваной раной на плече, которая только теперь начинала гореть.
— Пустяки, — сказал он, — но, пожалуй, всё таки лучше вернуться в лагерь. Такая встряска не проходит даром. Нет, спасибо, я дойду сам.
Они медленно пошли назад. Около цветущего занавеса страстоцвета сели передохнуть.
— Редко приходится видеть такую большую стаю желтогрудых колибри, — сказал Риварес.
Рене посмотрел по сторонам. Вокруг не было видно ни одного колибри.
— Где? — спросил он и добавил удивлённо: — А, так вы видели?..
Рене не договорил, увидев, как вспыхнул и тут же побелел Риварес. С минуту оба молчали.
...
Рене выпил кофе и снова лёг. Головная боль понемногу утихала, и мысли прояснялись.
Риварес несомненно выслеживал его от самого лагеря. Он, очевидно, придумал какую то отговорку, чтобы не ехать с остальными, потихоньку вышел из лагеря и пошёл за ним. Разумеется, дело обернулось так, что этому оставалось только радоваться, но тем не менее Рене было не по себе. Поведение Ривареса тревожило его: зачем он пошёл за человеком, который недвусмысленно заявил, что хочет побыть один? А если бы не этот случай с пумой? Неужели он так и крался бы за ним весь день, прячась в кустах и ничем не выдавая своего присутствия? Быть может, Риварес следил за ним, незримо и неслышно его оберегая, потому что в лесу упрямого и беззаботного глупца на каждом шагу подстерегает смертельная опасность?
— Я в няньке не нуждаюсь, — сердито пробормотал Рене. — И, во всяком случае, он мог бы меня предупредить об опасности заранее.
Он досадливо вздохнул. Его бесило, что он спасся только благодаря манере Ривареса делать все украдкой, преследуя какие то свои тайные цели, — манере, которая больше всего претила ему в переводчике.

Когда возвращаются другие члены экспедиции, Рене неожиданно для себя лжет, что поскользнулся и вывихнул руку. И сам не понимает, зачем это сделал.

Зачем он солгал? Непонятно. Какой страшной болезнью он заразился? Зачем ему хитрить и придумывать всякие отговорки — ведь ему нечего скрывать! Он солгал тогда в Кито, но там было совсем другое дело. Тогда он просто сохранил случайно открытую чужую тайну. Теперь же Риварес будет хранить его тайну, им самим созданную, и без всякой необходимости. Все это какой то кошмар, бессмысленный и бессвязный, как бред сумасшедшего. Да пусть хоть вся Южная Америка знает о его приключении с пумой! На него напал хищник, и Риварес спас ему жизнь — вот и все. И спас её, между прочим, рискуя своей, — он, наверно, был совсем рядом с пумой в момент выстрела. Если бы ему не удалось уложить зверя сразу, он почти наверняка погиб бы и сам. А как он отблагодарил Ривареса? Заставил его хранить молчание, как будто не хотел, чтобы храброму человеку воздали должное за мужественный поступок. И Риварес сразу молча согласился с его решением, и теперь он обязан Риваресу вдвойне, хотя больше всего на свете ему хочется чувствовать себя чистым именно перед этим человеком.

Проходит 2 месяца и экспедиция сталкивается с тем, что впереди находится воинственное и опасное племя. Молодежь — Лортиг и Бертильон — не принимает опасность всерьез.

—... Как по вашему, сколько воинов смогут они собрать по тревоге? — обратился он к хранившему молчание переводчику.
Риварес с трудом разжал губы.
— Не могу сказать в точности — что нибудь от двухсот до трехсот.
— А нас девять, — произнёс Маршан, глядя на Гийоме. — Всего лишь девять.
....

Все молчали. Рене заговорил первым, голос его от подавленного раздражения звучал глухо.
— Так как полковник возложил на меня ответственность за соблюдение мер предосторожности, я хотел бы узнать, чего именно нам следует остерегаться. Может быть, господин Риварес, ознакомит нас с обычаями хиваро?
Переводчик медленно перевёл взгляд с Рене на Маршана, и все трое поняли, что могут положиться друг на друга. Потом он заговорил очень отчётливо, не заикаясь:
— Я думаю, нам не следует попадаться им на глаза. Как можно меньше шуметь. Ни в коем случае не стрелять. Но главное — избавиться от этой птицы, пока её не увидели носильщики, — он указал на сокола, которого принёс Лортиг.
Гасконец вспыхнул.
— Избавиться от этого сокола? Я собираюсь сделать из него чучело. Это неизвестный мне вид и…
— Зато мне он, кажется, известен, — сказал, нахмурившись, Маршан и повернулся к Риваресу. — Это, верно, один из священных соколов? Какой это вид — каракара?
— Нет, хуже, это акауан.
— Змееед?
— Да. Вы знаете, что нас ожидает, если что нибудь случится с одной из их женщин?
Маршан присвистнул, разглядывая пёстрое оперение птицы, затем посмотрел на спокойное, сосредоточенное лицо Рене.
— Видите ли, с этой птицей связано много всякого волшебства. Она защищает племя от змей, приносит вести от умерших и околдовывает души живых женщин: у них начинаются судороги, и они умирают — от истерии. Это передаётся от одной к другой, и начинается что то страшное.

Рене выбрасывает сокола, что едва не приводит к дуэли с Лортигом, но конфликт удается погасить. Однако, как вскоре оказывается, Лортиг не смирился с поражением и поставил всех под удар.

Дюпре, не отвечая, прошёл в палатку.
— Господа, мы должны готовиться к нападению. Начальник носильщиков предупредил нас: вчера в лесу нашли подстреленного из ружья сокола акауана.
Полковник сделал паузу. Бертильон с пылающим лицом поднялся с места.
— Полковник, я пошёл… я не думал, что…
— Погодите, Бертильон, — вмешался гасконец, — это моя затея. Виноват во всём, полковник, я. Это я уговорил Бертильона пойти со мной. На беду пуля только задела птицу, и она улетела. Искренне сожалею, если эта безобидная шутка доставит нам неприятности, во всём виноват один я.
— Возможно, — сказал Дюпре, — но, к сожалению, это нам не поможет. У одной из девушек начались судороги, и колдун сказал, что все молодые женщины племени умрут. Воины готовятся напасть на нас.
Раздались приглушённые возгласы. Один Лортиг ничего не понял, его наивное презрение к «туземцам» было не легко поколебать. Он подбадривающе улыбнулся товарищам, но все лица были серьёзны, и, не получив ни у кого поддержки, Лортиг обиделся.
— Я уже принёс свои извинения. Конечно, я виноват, но ведь меня вывели из себя. И вряд ли опасность столь серьёзна. Господин Риварес, конечно, не отличается храбростью, и ему кажется, что…
Лортиг не договорил — у него перехватило дыхание. Губы Дюпре стали дёргаться. Из рук Рене со звоном упала кружка, кофе разлилось по земле.
— Где Риварес? — хрипло спросил он, схватившись рукой за столб, поддерживающий палатку.
— Он пошёл к туземцам.
— Один?
— Один.
— Но его же убьют! — вскричал Штегер.
Дюпре отвернулся и тихо проговорил:
— Другого выхода не было.
Он рассказал им, что произошло, — быстро, спокойно, не выбирая слов. Он был так потрясён, что стал говорить совсем просто.
Риварес ушёл, чтобы попытаться уладить дело миром. Он раскрасил себе лицо, как принято у дикарей, и надел на голову великолепный венок из алых перьев, взятый из этнологической коллекции Маршана, потому что хиваро ценят такие знаки уважения. Он отказался от охраны и не взял с собой пистолета. Лишь кое что из наркотиков и химикалий, чтобы устроить «волшебство». Он заявил, что может рассчитывать на успех, только если придёт к ним один и без оружия. Он заставил Дюпре дать слово, что тот в течение часа будет хранить молчание.

Ожидание для всех мучительно, но все заканчивается благополучно. Риварес возвращается, заключив с дикарями мир.

Незадолго до захода солнца с северной стороны, где находился Маршан, внезапно донеслись взволнованные голоса. Рене бросил быстрый взгляд на своих людей и схватился за пистолет. Через мгновение они увидели Лортига, мчавшегося к ним, перепрыгивая через камни. Он бросился на шею Бертильону.
— Всё в порядке… он вернулся… Он заключил с ними мир.
Когда они подбежали к палатке, фантастическая фигура с лицом, размалёванным кругами и полосами, и с трепещущей огненной короной на голове только что вырвалась из объятии Дюпре, и её принялись восторженно тискать остальные. Последним к Риваресу приблизился, бормоча извинения, Бертильон. Риварес засмеялся и позволил ему поцеловать себя в обе размалёванные щёки. Потом оглянулся и медленно обвёл взглядом радостные лица.
— Но где же господин Мартель?

Но Рене слишком переживает, чтобы радоваться со всеми.

Рене незаметно скрылся и, сев на каменистый уступ у самой воды, рыдал, уронив голову на колени.
Выплакавшись, он прислонился спиной к скале и попытался разобраться, что же с ним такое. Положение казалось столь же страшным, сколь и необъяснимым.
За полгода этот беглый клоун безраздельно завладел его сердцем. Невозможно, нелепо — и всё же это так, и терзания, пережитые им сегодня, несомненное тому подтверждение. Впервые в жизни испытал он такие страдания и теперь недоумевал, как он смог их вынести и не убить себя или кого нибудь другого. Хотя он вполне сознавал, что ему и всем его спутникам грозит мучительная смерть, хотя он думал о Маргарите, о гибели её надежд, о её горе, о её безутешной одинокой жизни — больше всего терзала его мысль о Риваресе, одном среди дикарей.
Против его воли, несмотря на то, что все в нём страстно и неустанно восставало, его любовь была безвозвратно отдана какому то проходимцу, человеку с сомнительным прошлым, который вёл себя весьма странно и, конечно, ничуть им не интересовался, разве только ради собственной выгоды. Так случилось, и ему от этого никуда не деться.

...
Наутро Дюпре в присутствии всех членов экспедиции уничтожил контракт, согласно которому Риварес был временно нанят переводчиком, и изготовил другой, поставивший Ривареса в равное положение с остальными. Свидетелями были Рене и Маршан.

Риварес рассказывает, каким образом ему удалось утихомирить дикарей. Рене коробит, как тот шутит на тему своих "цирковых талантов", и он потихоньку уходит. А через несколько минут слышит тяжелое дыхание Ривареса, который едва держится на ногах.

Голос нельзя было узнать, но человек предупреждающе поднял изуродованную левую руку.
— Риварес! Что с вами? Вам плохо?
Перед ним опять было страшное лицо, которое он видел в Кито.
— Да. Не говорите остальным. Я нашёл предлог, чтобы уйти… не мог больше выдержать.
— Но вам нужно лечь.
— Я знаю. Помогите мне, пожалуйста. — Он поднялся, цепляясь за руку Рене.
— Вы в состоянии идти? Я могу донести вас на руках.
— Спасибо. Я сам.
Опираясь на Рене, он медленно сделал несколько шагов, каждый раз с трудом переводя дух, потом остановился и закрыл рукой глаза.
— Это просто глупо! — воскликнул Рене. — Обнимите меня за шею.
Нагнувшись, он почувствовал, как Риварес обмяк и всей тяжестью навалился ему на плечо. Рене поднял его, отнёс в палатку Дюпре и уложил в гамак, затем велел Фелипе позвать Маршана.
....
— Когда вам стало плохо? — спросил Рене, расшнуровывая второй башмак.
— Сегодня утром… нет, ещё ночью. Я надеялся, что боль пройдёт. Но сейчас схватило по настоящему.
— Поэтому вы весь день и развлекали нас?
— Наверно. Кто однажды был клоуном, тот им и останется. Мне кажется, я фиглярничаю уже целую вечность. А что, очень скверно у меня получалось? Так некстати заболеть именно сейчас! Мне очень жаль, что я вас всех задержу, но мне придётся отлежаться.
— Господин! — просунув в палатку голову, позвал Фелипе. — Доктор только что вышел вместе с господином Лортигом. Пойти поискать?
— Да, пожалуйста.
Риварес запротестовал.
— К чему такая спешка? Вам незачем так беспокоиться…
— Что же я, по вашему, должен делать, когда человек теряет сознание?
— Это от боли. Так уже не раз бывало. Оттого что я попытался идти…
— Так с вами это было и прежде?
— Ещё бы! За последние четыре года — раз шесть семь. Пора бы мне уже привыкнуть.
— Что же это такое?
— Я сам как следует не знаю. Один человек говорил мне, что это местное воспаление, но он мог и ошибиться, потому что пил как лошадь. Чтобы там ни было, а боль страшная. И все из за какого то внутреннего повреждения. Г говорят, это не опасно для жизни, если только не начнётся п перитонит. Это случилось тогда же. — И он тронул свою левую руку.
— Как же вы лечитесь?
— Просто жду, когда пройдёт приступ, и стараюсь не терять головы. Это длится не слишком долго, а то было бы невозможно выдержать. Нужно только набраться решимости несколько дней терпеть боль. Она накатывает волной и затопляет сознание. А между приступами вполне терпимо, если только лежать совсем не двигаясь и дышать осторожно.
Рене на минуту задумался.
— Полковнику лучше перебраться в другую палатку, а я останусь здесь ухаживать за вами.
— Вы? Нет, нет! Это может и Фелипе. Я не хочу, чтобы вы оставались со мной.
— Почему?
— Вы не понимаете. Это ведь т только начало.
— Тем более…
— Вы не представляете, что это такое. Вам будет тяжело. Такая боль — отвратительное зрелище. А вы ненавидите всякое уродство!
— Пусть вас это не тревожит. В своё время я достаточно имел дела с больными. Моя сестра почти с рождения прикована к постели.
— Бедняжка! — пробормотал Риварес, широко раскрыв глаза.
Не понимая, как это случилось, Рене стал рассказывать о Маргарите, о своих опасениях н надеждах — о том, чего он никогда никому не поверял.
— Вот потому я и поехал в эту экспедицию, — закончил он и некоторое время молча следил за колеблющимися тенями.

Однако сразу помочь ему не удается. Маршан пьян и не воспринимает, что ему пытаются объяснить. Проходит несколько часов, прежде чем он трезвеет и наконец приходит взглянуть на больного.

— Послушайте, Риварес. Если вы больше не можете, я дам вам опия, но для вас будет лучше, если вы протерпите сколько сможете, не прибегая к нему. Сумеете?
Риварес, закрывавший лицо рукой, кивнул. Маршан хотел расстегнуть на нём рубашку и вдруг обернулся к Рене.
— Вы пролили воду, Мартель?
— Нет, — прошептал Рене.
Маршан выхватил у Рене лампу, отвёл руку Ривареса и, взглянув ему в лицо, поспешил за опиумом. Дав больному лекарство, он сказал:
— Что же ты не сказал мне, мальчик?
Через несколько часов начался новый приступ. Он был настолько сильным, что всевозможные болеутоляющие средства, к которым при содействии Рене два дня и две ночи почти без, передышки прибегал Маршан, не приносили облегчения. Только большие дозы опиума могли бы оказать некоторое действие, но Маршан во что бы то ни стало хотел обойтись без них.
— Других больных мне обязательно пришлось бы оглушить опием, не думая о последствиях, но у вас хватает мужества помочь мне, — сказал Маршан Риваресу к вечеру третьего дня.
Риварес как то странно посмотрел на него.
— Как по вашему, придёт этому когда нибудь конец?
— С вашей смертью. Болезнь слишком запущена.
...
Маршан знаком отозвал Рене в сторону.
— Когда мы на него не смотрим, — прошептал он, — ему не надо так сдерживаться.
После минутного колебания Рене зашептал:
— Не попробовать ли вам уговорить его оставить это притворство? Ну хотя бы при нас с вами. Ведь это так мучительно и так изматывает его. Конечно, боль следует переносить мужественно, но всему есть предел. Не понимаю, почему он старается убедить нас, что ему не больно? От этого ему только хуже.
Маршан зарычал на него, словно рассерженный медведь.
— Конечно вам этого не понять. Дело в том, что терпеть приходится ему, а не вам, и пусть поступает, как ему легче. Ну, если вы собираетесь дежурить около него ночью, вам пора ложиться.

Но лучше Риваресу не становится — только хуже. Улучив момент, он просит Рене остаться с ним вместо Маршана.

— Обещайте мне… не звать его… что бы ни случилось, даже если я сам буду просить…
— Но он может помочь вам. Он даст вам опий.
— Он может напиться, а Гийоме может… С вами я в безопасности.
Он заговорил более отчётливо, превозмогая себя:
— Раньше во время таких припадков у меня иногда начинался бред. Как знать, что я могу наговорить? Хотелось бы вам, чтоб ваши секреты знал Маршан?
Рене заколебался, вспомнив про бабочку и корзины для рыбы.
— Как хотите, — сказал он наконец. — Обещаю не звать его, если только… — он не докончил.
— Если только…
— Вы должны предоставить мне некоторую свободу действий. Если мне покажется…
— Что я умираю? Этого не бойтесь! Так вы обещаете?
— Да.
— Раз так — вашу руку. Не беспокойтесь. Меня нелегко убить.

И вскоре он начинает бредить, бессвязными отрывками рассказывая историю своей жизни. Рене останется с ним всю ночь и получает ответы на большую часть своих вопросов. Пусть он не знает имен и подробностей, но главное он понимает.

Днём воспаление пошло на убыль, и так как бред уже не мог повториться, на ночь остался дежурить Маршан, а Рене ушёл спать.
Как ни устал Рене, он долго не мог уснуть. Он узнал разгадку тех тайн и противоречий, которые полгода мучили его. А теперь он терзался, стыдясь невольного вторжения в чужую душу, содрогаясь при воспоминании о беспочвенных, безжалостных подозрениях, которые мешали ему разгадать правду раньше.
Всё было так просто и страшно. Единственный сын, нежно любимый матерью, поглощённый книгами, чувствительный, не знающий жизни, неприспособленный к ней. Трагедия обманутого доверия, безрассудный прыжок в неизвестность, неизбежная лавина страданий и отчаяния. Всё было так просто, что он не понял. Он предполагал убийство, подлог, чуть ли не все преступления, перечисленные в уголовном кодексе, и забыл только о возможности неравной борьбы человека с обрушившимся на него несчастьем. Его подозрения были так же нелепы, как если бы дело шло о Маргарите.
Маршан никогда бы не оттолкнул этого одинокого, отчаявшегося скитальца, как сделал он, Рене.
«За примочку?» — вспомнил он свои слова. Даже тогда ему было больно видеть, как расширились зрачки испуганных глаз. И только потому, что он пытался лгать, чтобы спасти себя, и не умел… «Господи, каким же я был скотом, каким самодовольным ханжой!»

Риварес выздоравливает и, обсуждая племена дикарей, они с Рене возвращаются к истории с аккауаном. Разговор о страхе и боли.

—... Я ведь не думал, что сумею уладить дело со священным соколом.
Перо в руке Рене замерло, царапнув по бумаге.
— Вы хотите сказать, что, отправляясь к дикарям, не были уверены в успехе?
— Я считал, что у меня нет и одного шанса из ста.
— Но чего же вы ожидали, когда шли к ним?
— Ну, я… я с старался об этом не думать. И… к какое в конце концов имеет значение… что бы именно могли они сделать? Во всяком случае, вряд ли мне пришлось бы хуже, чем в прошлый вторник, и… в вероятно, кончилось бы все скорее.
Рене покусывал кончик пера.
— Понимаю. Но что же тогда вас спасло? То, что вы не боялись и они это видели?
— Но я… б боялся.
— Значит, они решили, что вы не боитесь?
— Отчасти. Но, главное, я внушил им, что они сами боятся.
— Боятся?
— Да. Они ни капли не боялись, но думали, что боятся. А это тоже хорошо.
— Или тоже плохо?
— Нет, нет! Думать, что боишься, — лучше смерти. Действительно бояться — хуже смерти.
— Значит, вы полагаете, бесстрашие — это скорее уверенность в том, что ты не боишься, а не отсутствие страха на самом деле?
— Может быть, нам лучше уточнить формулировки? Что вы называете бесстрашием?
— Вам лучше знать.
— Но я не знаю, если только это не осмысленный страх, который не мешает видеть вещи в истинном свете.
— Это для меня слишком тонко.
— Разве? Видите ли, прежде чем стать клоуном, я изучал философию. Сложное сочетание, не правда ли? Вот, например, Маршан считает, что в тот вторник я вёл себя мужественно, всего лишь потому, что я лежал смирно и не жаловался. Он бы тоже лежал смирно, если бы корчиться было ещё больнее. И к какие уж там жалобы, когда тебя словно сжигают живьём? Тут уж можно или визжать, как свинья, которую режут, или лежать совсем тихо. Во втором случае приобретаешь р ре путацию храбреца.
Рене повернулся к нему.
— Знаете, Риварес, мне хочется вас кое о чём спросить. Я уже говорил вам о своей сестре. Что бы вы предпочли на её месте — быть всю жизнь прикованной к постели или дать себя долго кромсать и в конце концов, быть может, излечиться? Я подчёркиваю — быть может.
Рене был так поглощён своей собственной проблемой, что не обратил внимания на выражение лица собеседника и торопливо продолжал:
— Меня теперь одолевают сомнения. Маргарита верит в свои силы, и до прошлой недели я тоже верил. Должно быть, эта ночь во вторник слишком на меня подействовала… раньше мне не приходилось видеть ничего подобного. Как же я могу подвергнуть её бог знает чему? Она ведь так молода.
Риварес наконец заговорил, медленно, с напряжением:
— На это трудно ответить. Дело в том, что боль раскалывает наше сознательное «я» на две враждующие стороны: одна из них умом понимает истинность какого либо явления, а другая чувствует, что эта истина ложна. Если бы вы спросили меня об этом через месяц, я бы ответил: «Хватайтесь за любую возможность». Если б у меня хватило сил ответить вам во вторник, я сказал бы, что иногда даже безусловное исцеление бывает куплено слишком дорогой ценой. Сейчас я уже достаточно отвечаю за свои слова, чтобы знать, что я за них не отвечаю.
— Мне не следовало спрашивать вас об этом, — смутившись, пробормотал Рене.
— Нет, отчего же? Это все обман чувств. Мне кажется, я бы не пережил второй такой ночи, как в тот вторник, но я знаю, что это мне только кажется. Четыре года назад, когда всё это случилось, почти каждый день был похож на тот вторник, и так много недель подряд. И, как видите, я не сошёл с ума и не наложил на себя руки. Конечно, я всё время собирался, но так и не сделал этого.

Разговор до того откровенный, что Рене не выдерживает и выпаливает то, что мучает его с самого начала. И это приводит к расстановке точек в их дружбе.

— Ну зачем вам нужно мне лгать? — в отчаянии не выдержал Рене. — Почему вы мне всегда лжёте? Я ведь вас ни о чём не спрашиваю!.. — И замолчал, пожалев о сказанном.
— Значит… значит, я бредил?
— Да… Рассказать вам — о чём?
— Если вам нетрудно. Нет, о нет! Не говорите, не надо!
Риварес содрогнулся и закрыл руками глаза. Потом поднял голову и спокойно сказал:
— Господин Мартель, о чём бы вам ни довелось узнать или догадаться, объяснить я вам ничего не могу. Если можете, забудьте все. Если нет, думайте обо мне что хотите, но никогда не спрашивайте меня ни о чём. Какой бы она ни была — это моя жизнь, и нести её бремя я должен один.
— Я знаю только одно: что я вас люблю, — просто отвечал Рене.
Риварес повернул голову и очень серьёзно посмотрел на него.
— Любовь — большое слово.
— Я знаю.
— И вы… вы не только любите, но и доверяете мне, хотя я вам лгал?
— Это ничего не значит. Вы лгали, охраняя свою тайну. И вы не знали, что мне это больно.
— Не знал. Больше я не буду вам лгать.
Они замолчали, но Рене не вернулся к своей карте. Когда Фелипе пришёл звать его ужинать, он был погружён в мечты. Рене вздрогнул и отослал слугу обратно — сказать, что подождёт, пока его сменит Маршан.
— Но мне ничего не надо. Фелипе побудет около меня. Прошу вас, господин Мартель, идите ужинать.
— Зовите меня Рене.
Риварес от радости вспыхнул.
— Если вам угодно. Но как же будете звать меня вы? Феликсом? Это имя так же мало для меня значит, как и Риварес. Я увидел их на вывеске в Кито. Должно же у человека быть имя.
Лицо его опять побелело.
— С тех пор как я приехал в Южную Америку, у меня по преимуществу были клички. Насчёт этого м метисы очень изоб бретательны.
— Феликс меня вполне устраивает. Хорошо, я пойду и пришлю Фелипе. Спокойной ночи, друг мой!

Продолжение следует

@темы: книги

---

"Прерванная дружба"

"Прерванная дружба"

Что-то меня все тянет на ассоциативные с "Шерлоком" произведения. "Прерванная дружба" прямого отношения к нему совсем не имеет и даже косвенного мало. И все-таки... все-таки... вот оно.
Я давно люблю эту книгу, много раз перечитывала. Всем известный "Овод" по сравнению с ней более... прямолинейный и простой, что ли. Не знаю.
Этель Лилиан Войнич (1864-1960) — современница Конан Дойля (1859-1930).

Библиография:
1. Gadfly (1897) Овод
2. Jack Raymond (1901) Джек Реймонд
3. Olive Latham (1904) Оливия Лэтам
4. An Interrupted Friendship (1910) Прерванная дружба
5. Put Off Thy Shoes (1945) Сними обувь твою

Я познакомилась с Войнич, как ни странно, через свою одержимость "Тремя мушкетерами". В детстве я была фанаткой нашего фильма, прямо с ума сходила (хотя мне еще очень нравился франко-итальянский фильм 1961 года — и к нему, в отличие от нашей трехсерийки, у меня до сих пор сохранились нежные чувства). И мама купила мне пластинку с Боярским на обложке — это была рок-опера "Овод" в театре им. Ленинского комсомола. Я до сих пор помню ее наизусть — тогда прямо заездила. И сразу же почти прочитала книгу. У нас дома нашлось даже 2 издания. Одно 1950-го года издания со старой (но уже послереволюционной) орфографией, где "итти" было вместо "идти". А второе — двухтомник с "Оводом", "Прерванной дружбой" и "Сними обувь твою". Вот этот двухтомник и стал моей любимой книгой на все времена. "Прерванную дружбу" я прочитала довольно-таки вскоре (и она мне не показалась особенно интересной), "Сними..." же я прочитала намного позже и до сих пор не люблю. К "Оводу" она не имеет никакого отношения и связана только через предков (главная героиня — его бабушка или прабабушка, точно не помню). К тому же она такая мрачная, трагичная... беспросветная.
Кроме этой, если можно так выразиться, трилогии, у Войнич есть еще 2 произведения. Это "Джек Реймонд", которого я так и не читала, и "Оливия Летэм" — автобиографическое произведение про английскую медсестру начала 20-го века, которая полюбила русского революционера и уехала с ним в предреволюционную Россию. "Оливию" я тоже люблю, хотя она достаточно неоднозначная. Политики там почти нет, есть драма потерявшей мужа Оливии и ее последующая любовь к другу мужа, поляку Каролу...
Впрочем, я отвлеклась от сути. "Прерванную дружбу" я полюбила уже взрослой и до сих пор считаю ее лучше, тоньше выписанной, чем "Овод".
Дальше будет подробный рассказ об этом романе с цитатами, вы предупреждены.
Действие "Овода" происходит в 1833 (первая часть) и в 1846 (вторая часть). События, касающиеся Феликса — Овода — происходят между этими годами, но собственно действие романа начинается раньше.
Главный герой — Рене де Мартерель. Француз по происхождению, он провел детство у дяди в Англии, где привык называть себя сокращенно просто Мартель.
Мать Рене умерла, когда ему было около девяти лет (с ее похорон и начинается повествование) и отец отправил детей из дома на обучение: старшего сына Анри в бернардинский колледж, младшего Рене к брату в Англию, а самого младшего ребенка — дочку Маргариту — к сестре своей покойной жены.
По возвращении Рене из английской школы, он узнает, что Маргарита стала калекой. В день похорон матери она упала с лестницы, повредив ногу, и теперь не только не может ходить, но и испытывает сильные боли. Рене удается отвоевать сестру у тетушки, которая вместе с монахами и монахинями безуспешно пытается научить Маргариту смирению. Несмотря на сложности Рене привозит ее обратно в семейное поместье. Однако ему надо учиться, и осенью 18-тилетний Рене уезжает в Сорбонну учиться на географа.
Он учится 7 лет, периодически наезжая домой. Он очень близок с сестрой, которую ласково называет Ромашкой. Затем он узнает, что один врач в Лионе изобрел метод лечения, который, возможно, сможет поставить Маргариту на ноги (в прямом смысле). Но это стоит баснословных денег. Полное разорение семьи и совсем нет гарантии, что это поможет. И Рене принимает судьбоносное решение присоединиться к научной экспедиции в Южную Америку на правах географа. Три-четыре года и полученных денег хватит для лечения сестры. Маргарита категорически против, но Рене уже все решил.

"Каждый день тётка встречала его приготовления к отъезду новыми потоками слёз, а Маргарита – протестами. Получение официального документа – согласно которому «Рене Франсуа де Мартерель. именуемый также Мартель», назначался географом, геологом и метеорологом «экспедиции, возглавляемой полковником Дюпре, которая направляется для исследования северо западных притоков верхней Амазонки», вызвало в доме целую бурю."

И он отплывает на корабле в Южную Америку.
На этом заканчивается предистория.

***

Горные перевалы Эквадора. Из состава экспедиции в очередной раз сбегает нанятый из местных переводчик.
Подыскивать нового приходится Рене и в какой-то момент в качестве кандидата к нему попадает человек, которого слуга даже не хотел пропускать, хотя до этого впускал откровенные отбросы общества.

Хосе, пожалуй, можно было простить – во всём Эквадоре, наверно, не нашлось бы более жалкого человеческого отребья. Бедняга дошёл до того состояния, когда само несчастье внушает скорее гадливость, чем сочувствие. Рене посмотрел на грязное тряпьё, на босые израненные ноги, затем перевёл взгляд на изуродованную левую руку, на обнажённое плечо, такое исхудалое, что сквозь кожу отчётливо проступали кости, на горевшие голодным, волчьим блеском глаза под спутанными космами чёрных волос. Метис, конечно; однако этот бронзовый оттенок кожи скорее походил на загар, чем на естественный цвет. Но как мог европеец оказаться в таком отчаянном положении?
«Что довело его до этого?» – подумал Рене и с пробудившимся интересом всмотрелся в лицо незнакомца. Оно выражало только одно – голод. Пожав плечами, Рене стал задавать обычные вопросы.

О да. Это и есть та самая встреча.

– Какие языки вы знаете?
– Французский, испанский, английский, кечуа, гуарани и… некоторые другие.
Рене улыбнулся. Он уже привык выслушивать громкие заверения; при проверке обычно обнаруживалось, что дальше ломаного испанского и скверного кечуа дело не шло.
– Вы когда нибудь раньше исполняли обязанности переводчика?
– Постоянно – нет, но мне нередко приходилось переводить. У меня получалось неплохо.
Испанским он несомненно владел лучше большинства метисов, и его голос звучал необыкновенно мягко. Незнакомец говорил тихо и неуверенно, без присущей метисам крикливой интонации. Рене не стал проверять, как он знает французский, и разговор продолжался на испанском языке.

...

– Как же вы сюда добрались?
– Через горы, по пешеходной тропе на Гуаллабамба. Я услышал, что вам нужен…
– Из Ибарры! С такими ногами! Но до Ибарры шестьдесят миль!
– Я… когда я пустился в путь, ноги у меня были здоровы, это я об камни. Река как раз разлилась…
Рене окинул его недоверчивым взглядом.
– В такую погоду вы перешли горы? Один?
– Я боялся опоздать. Ноги заживут – это всё пустяки. Я обычно хромаю гораздо меньше, чем сейчас, сударь. Я не буду отставать.
С этими словами человек порывисто сделал несколько шагов вперёд, отойдя наконец от двери. Что бы он ни говорил, сейчас он хромал так сильно, что ему пришлось опереться рукой о стол. Рене уже заметил покрытую шрамами левую руку, на которой не хватало двух пальцев. Сейчас он взглянул на правую, здоровую, ожидая увидеть на ногтях голубоватые лупки, изобличающие метиса.
«Да он же белый!» – поразился Рене.
Загар на руке был почти кофейного цвета, однако, ногти неопровержимо доказывали, что в жилах этого человека нет ни капли туземной крови.
«И такая изящная рука, – с недоумением думал Рене.
Он чем то не похож на настоящего бродягу. Может быть, его довело до этого пьянство? А если нет, есть смысл его испытать».
Рене ещё раз всмотрелся в незнакомца, и его поразило нечеловеческое напряжение в тёмных глазах, оно вызывало у него ощущение неловкости, раздражало своей неуместностью. Почему он так смотрит? Что с ним случилось? Нет, ничего не выйдет; разве можно связываться с человеком, у которого такое лицо? Того и гляди, перережет ночью кому нибудь горло или уйдёт потихоньку в лес и повесится. Брр!

И поначалу Рене отказывает. Но... что-то в незнакомце его цепляет.

– К сожалению, – сказал Рене, – вряд ли вы нам подойдёте. Нам нужен… несколько иной человек.
Ни один из отвергнутых Рене «переводчиков» не ушёл без крика и споров, без попытки его разжалобить. Этот же шагнул вперёд, с глубоким отчаянием заглянул Рене в глаза и, не говоря ни слова, повернулся к выходу.
– Подождите! – воскликнул Рене. Худые плечи человека дрогнули, он остановился и, медленно повернувшись, застыл, опустив голову.
– Я не приму окончательного решения, не поговорив с начальником экспедиции, – продолжал Рене. – Особенно на это не рассчитывайте – я не думаю, чтобы вы нам подошли, но можете всё таки подождать его.
Рене охватило нелепое и мучительное чувство стыда, как будто он сделал что то отвратительное, как будто он подло ударил существо, неспособное защитить себя.
«Чёрт бы его побрал, – думал он. – Ну что я могу поделать? Брать его просто глупо – он обязательно заболеет, и нам придётся с ним возиться. Он, наверно, и ворует. Да к тому же у него, кажется, чахотка».
Человек вдруг поднял глаза. Они были не чёрные, как сначала показалось Рене, а синие, цвета морской воды.
– Если… если вы не можете взять меня переводчиком, сударь, может быть у вас найдётся какая нибудь другая работа? Я могу…
– Никакой другой работы нет. Мы все делаем сами, а тяжёлую работу выполняют индейцы.
Человек поднёс руку к горлу. Дыхание его опять участилось.
– Например… носильщиком?
– Носильщиком? – в крайнем изумлении выговорил Рене. Белый человек, явно больной, хромой, с израненными ногами и изуродованной рукой, просит, чтобы его наняли переносить тяжести наравне с туземцами!
– Мне… мне приходилось этим заниматься, сударь; я умею ладить с индейцами. И я г гораздо сильнее, чем кажусь, з значительно сильнее…
Он начал заикаться.
«Да он же попросту умирает с голоду, – с состраданием подумал Рене. – Бедняга, плохо же ему, верно, пришлось».
– Вот вернётся начальник, тогда посмотрим, – сказал он. – А сейчас… вы ведь, наверно, голодны? Слуги как раз собираются обедать. Я распоряжусь, чтобы вас тоже накормили. Они там, под большим…
Рене запнулся на полуслове, увидев даже через коричневый загар, как побелело лицо незнакомца.
– Спасибо, не беспокойтесь, я только что пообедал, – торопливо проговорил тот на чистейшем французском языке с едва заметным иностранным акцентом; так мог говорить только образованный человек, Рене вскочил на ноги.
– Но вы… вы же человек нашего круга!
– Какое вам до этого дело?
Когда впоследствии Рене вспоминал эту сцену, эти яростно брошенные ему в лицо слова, он не сомневался, что в то мгновение ему грозила опасность получить удар ножом или быть задушенным. Но тогда он ничего не понял и лишь беспомощно глядел на незнакомца.
Наконец тот нарушил молчание, сказав очень тихим, но ясным и твёрдым голосом:
– Простите, пожалуйста. Я пойду.
Рене схватил его за руку.
– Нет, нет! Постойте! Разве вы не видите, что произошла ошибка! Знаете что – пообедайте со мной!
Не успел Рене произнести эти простые слова, как почувствовал, что они были восприняты как отмена смертной казни. Человек круто повернулся, изумлённо посмотрел на него, потом тихонько рассмеялся.
– Благодарю вас, я очень признателен; но я… – он замолк и взглянул на свои лохмотья, – только как же я в таком виде?..
У него вдруг задрожала нижняя губа, и он показался Рене совсем юным и беззащитным.
– Ну, это легко устроить, – сказал Рене, хватаясь за возможность прекратить этот невыносимый разговор. – Эй! Хосе!
В дверях появился Хосе, радостно оскалившийся в предвкушении скандала.
– Этот джентльмен хочет принять ванну, – с чувством огромного облегчения сказал ему Рене.
– Как? – Хосе разинул рот и с изумлением переводил взгляд с одного на другого.
– Немедленно приготовь в моей комнате тёплую ванну, – невозмутимо продолжал Рене, – принеси чистые полотенца и нагрей побольше воды. После этого подашь нам обед.
Он открыл дверь в свою комнату.
– Сюда, пожалуйста. Я сейчас достану мыло и… Да, вам ведь нужно будет во что нибудь переодеться.
Встав на колени перед раскрытым чемоданом, он продолжал, не поднимая глаз:
– Боюсь, что мои вещи будут вам немного велики – ну да как нибудь устроитесь: Куда это носки задевались? Вот рубашка, и… Ну, кажется, все. Я подожду вас в соседней комнате.
Он встал, оставив ключ в чемодане. А в голове стучало: «Какой же я болван! Какой непроходимый идиот! Он, конечно, украдёт всё, что попадётся под руку. И поделом мне, дураку! Но что же мне оставалось делать?»
В дверях Рене обернулся со словами:
– Если вам что нибудь понадобится, позовите Хосе, – но, увидев, что незнакомец, дрожа всем телом, прислонился к столу, чтобы не упасть, вернулся, взял его за локоть и усадил на стул.
– Вам надо чего нибудь выпить, – сказал он, наливая коньяку из охотничьей фляжки. Человек отстранил стакан.
– Не надо, ударит в голову. Я… слишком долго… – Он выпрямился и откинул со лба волосы: – Ничего, сейчас пройдёт. Пожалуйста, не беспокойтесь.

Да, безусловно Рене руководит жалость, но не только.

Дожидаясь его в соседней комнате, Рене злился на собственную глупость. Навязать себе на голову больного, умирающего с голоду авантюриста, возможно преступника, явного проходимца, привыкшего, по его собственному признанию, якшаться с туземцами, – и все только потому, что у того вкрадчивый голос и красивые глаза. Безумие!
Наконец появился незнакомец, преображённый почти до неузнаваемости. Он вообще был ниже и тоньше Рене, и к тому же крайне измождён, и теперь, в висевшей на нём мешком одежде, казался ещё более юным и хрупким, чем был на самом деле, – почти совсем мальчиком. Неумело подстриженные и зачёсанные назад волосы открывали замечательной красоты лоб и глаза. Когда он, хромая, подошёл к столу, Рене снова поразило, какой у него был невероятно больной вид, и ему вдруг пришло в голову, что, может быть, вопрос о том, как поступить с незнакомцем, вскоре разрешится сам собой – он попросту умрёт. Однако, кроме изнурённого вида и крайней истощённости, у него не было ничего общего с оборванцем, который вошёл в эту комнату час назад.
Он извинился перед своим хозяином за то, что заставил его так долго ждать, и поддержал начатый Рене разговор о посторонних предметах. Казалось, он стремился укрыться в светской беседе. Он говорил по французски не совсем бегло, видимо слегка его подзабыв, употреблял много латинизмов, вдобавок очень сильно заикался, – и тем не менее тембр его голоса придавал неизъяснимое достоинство его запинающейся речи. Несколько книжные обороты указывали на обширное знакомство с классиками: можно было подумать, что он вырос на Паскале и Боссюэ.
– Но вы же совсем ничего не едите, – воскликнул Рене.
Его гость с гримасой отвращения отодвинул тарелку.
– Простите. После длительной голодовки трудно много есть.
Рене внимательно посмотрел на него:
– Значит, вы в полном смысле слова умирали с голоду?
– Да, но не очень долго – всего три дня. Вначале у меня было с собой немного хлеба.
– Что бы вы стали делать, если бы не застали нас здесь?
Ответа не последовало. Рене почувствовал, что совершил грубую бестактность, и торопливо продолжал:
– Но ведь ночевать в горах невероятно тяжело. Синие глаза внезапно потемнели.
– К этому привыкаешь – вот и все. Самое неприятное… что ты один.
– Но как же спать в горах, в таком холоде и сырости?
– Спать там не приходилось.
Рене встал из за стола.
– Тогда, быть может, вы приляжете до возвращения начальника? Вы, наверно, страшно устали. Хосе вам постелит.

Руководитель экспедиции Дюпре не склонен брать человека, назвавшего себя Риваресом, переводчиком, но Рене заступается за него, пытаясь быть рациональным.

– Мне кажется, – заговорил он наконец, – что у нас нет выбора. Конечно, лучше было бы найти человека с рекомендациями, но одни такой от нас уже сбежал. Мы отправляемся в опасные места, и не всякий с нами пойдёт. Каков бы ни был этот человек, он по крайней мере готов идти куда угодно. Весьма возможно, что он проходимец, но мы ведь не собираемся вступать с ним в тесные дружеские отношения, а лишь мириться с его присутствием, поскольку мы нуждаемся в его услугах. Что же касается предложения подождать ещё, то мы уже и так пробыли здесь четыре дня и пока никого не нашли. Ещё немного, и реки в горах так разольются, что вьючные животные ни за что не смогут благополучно спуститься с Папаллакты. Вода прибывает с каждым днём. Я считаю, что, если он знает своё дело, имеет смысл его взять.

И Дюпре все же его берет. Рене сопровождает Ривареса на базар покупать ему вещи и невольно делает шокирующее открытие.

– Что? Это и есть ваш новый переводчик, Хосе? Разве ты его не узнаешь? Посмотри на его хромую ногу и левую руку! Это же сбежавший из цирка клоун. Если старик Хайме его поймает, он переломает ему все ребра. Разве ты не видел объявления о беглом рабе?
– Ты что, пьян? – начал было Рене. – Или ты не видишь…
– Пресвятая дева, так оно и есть! – завопил Хосе. – То то мне всё казалось, что я его где то видел. И мне ещё пришлось готовить ему ванну!
– Господин Риварес… – начал Рене и запнулся, у него перехватило дыхание. Человек, стоящий рядом с ним, превратился в неподвижное изваяние; широко открытые глаза на землистом лице мертвеца смотрели в пространство. Поток непристойностей и брани, изрыгаемый Хосе, в бессильной ярости разбивался о стену молчания.
– Так ты, значит, пришёл из Ибарры? А кто запустил в тебя в ту субботу гнилой гренадиллой? Вот этот самый Мануэль! А кто ударил тебя по хромой ноге за то, что ты не знал роли, и ты полетел кувырком? Я, и я ещё…
Тут он тоже замолк на полуслове и уставился на жуткое лицо Ривареса. Несколько мгновений никто не шевелился.
– Ах ты гнусная тварь! – закричал Рене на метиса, задыхаясь от бешенства. – Подлое, трусливое животное!
Он вытащил кошелёк и швырнул на землю несколько монет.
– Вот твоё жалованье! Бери и чтобы духу твоего здесь не было! Вещи твои я завтра пришлю в таверну. И если ты только посмеешь показаться мне на глаза около дома… Прочь отсюда! Прочь! Прочь!

На обратном пути Рене все же решает спросить:

Рене помолчал, потом тихо начал:
– Господин Риварес…
– Да?
– Этот… человек, о котором они говорили… он имеет на вас какие нибудь права?
– Нет, никаких, но никому этого и не требуется – у меня нет друзей.

Больше Рене ничего не спрашивает. И, в общем-то, сам себе удивляется. Собственная благотворительность его совершенно не радует.

– У вас, по видимому, очень сбиты ноги, – добавил Дюпре. – Попросите у господина Мартеля его примочку. Поразительно помогает.
Рене принёс примочку. Когда он передавал пузырёк Риваресу, ему бросилась в глаза надпись на этикетке, сделанная рукой Маргариты. В глазах у Рене потемнело: он забыл ответить на её письмо! Выйдя из дома, он принялся шагать взад и вперёд по тёмному двору. Его душил бессильный гнев.
Боже милостивый, что же это с ним происходит?! С ума он сошёл, что ли, или уж на самом деле такая тряпка, что первый встречный бродячий клоун может перевернуть вверх дном весь привычный уклад его жизни?
Если хорошенько вдуматься, ведь это что то невероятное. Беглый клоун из низкопробного цирка, по всей вероятности преступник, скрывающийся от правосудия, – иначе с какой стати стал бы белый человек выносить издевательства Хосе и Мануэля? – отщепенец, привыкший к брани и пинкам и опустившийся до того, чтобы принимать их безропотно, бездарный лгун, которого с первого взгляда раскусили даже такие тупицы, как Лортиг и Штегер, – этот человек пришёл и посмотрел на него – просто посмотрел, – и только поэтому, да ещё потому, что его душа казалась сплошной раной, которой каждое прикосновение причиняло боль, он, Рене Мартель, стал его покорным орудием. Ради этого потрёпанного судьбой авантюриста он сделал то, чего не сделал бы для родного брата: он сохранил его тайну, из за него он лгал, из за него унижался перед Дюпре, из за него потерял всякое самообладание, как не терял никогда в жизни, кроме одного случая в детстве, когда нянька плохо обошлась с Маргаритой. И что хуже всего, из за него он забыл про Маргариту! Всё остальное он мог бы себе простить, но это уже переходило все границы.
– Чёрт бы его побрал! – бормотал Рене. – Будь он проклят!

День заканчивается еще одним разговором.

– Господин Мартель!
Кто то стоял у двери в его комнату. Рене услышал знакомый запинающийся голос и, даже не успев рассмотреть горящие глаза беглого клоуна, нахмурился ещё больше.
– Да? – резко сказал он. – Что вы хотите мне сказать?
– Только то, что я вам очень благодарен.
Рене поднял брови.
– За примочку?
После минутной паузы тихий голос ответил:
– Да, за примочку. Спокойной ночи.
– Спокойной ночи.

Члены экспедиции постепенно начинают принимать Ривареса за своего.

Вечером Маршан подошёл к переводчику, который в крайнем изнеможении скорчился у огня, прислонившись головой к грязной стене, и сел рядом. Красные отблески пламени освещали ввалившиеся щеки и закрытые глаза Ривареса. Некоторое время Маршан смотрел на него молча.
– Ложитесь ка вы спать, – сказал он наконец суровым тоном.
Риварес испуганно открыл глаза и выпрямился; на лице его немедленно появилось выражение бодрой готовности.
– Спасибо, но я уже вполне отдохнул. Мы все сегодня немного устали.
– Можете не трудиться, меня то вы не обманете, – спокойно заметил Маршан, беря его руку и нащупывая пульс. – Я ведь доктор. Так в чём дело? Голодали?
– Не… немного. Я… они сказали вам?
– Не беспокойтесь, они мне рассказали всё, что знали. Уж чего чего, а рассказчики у нас всегда найдутся. Другой вопрос – что им известно. Мартель…
Он упомянул Рене совершенно случайно, но, хотя на лице, за которым он наблюдал, не дрогнул ни один мускул, по тому, как бешено забился у него под рукой пульс, Маршан понял, что Рене о чём то умолчал. Он выпустил руку Ривареса и продолжал, теперь уже вполне намеренно:
– Мартель – единственный человек, который не поведал мне после ужина свою версию вашей истории. Но он умеет молчать о чужих делах.
Риварес метнул на него быстрый взгляд затравленного зверька и снова отвёл глаза.
– Вот что я хотел вам сказать, – продолжал Маршан с таким видом, будто ничего не заметил. – Когда молодой человек начинает искать приключений и становится поперёк дороги таким крупным хищникам, как Розас, и тому подобное, он задаёт своим нервам порядочную трёпку. Так что, если вы почувствуете, что они у вас начинают шалить – кошмары там или головные боли, – не пугайтесь и не думайте, что у вас что то не в порядке. Просто приходите ко мне, и я дам вам успокоительного. Хорошо?
У Ривареса задрожали губы, и он проговорил, заикаясь:
– Б благодарю вас… вы так д добры ко мне…
– Ну а теперь ложитесь спать, – сказал Маршан, вставая, – и помните, что вы среди друзей.

С этого момента Маршан как бы молчаливо признал Ривареса разным себе – если не считать разницы в годах и опыте – и стал относиться к нему с тем же спокойным и небрежным дружелюбием, какое он проявлял к Рене. Для остальных членов экспедиции новый переводчик был чем то средним между доверенным слугой и бедным родственником, на чьё сомнительное прошлое можно было смотреть сквозь пальцы, так как это позволяло требовать от него лишней работы.

Рене не может понять, почему Риварес сносит к себе подобное отношение. И еще почему тот стал для него так важен. Он приписывает Риваресу нелицеприятные мотивы и манипулирование. Он его уже практически ненавидит.

Он стал очень плохо спать, главным образом из за того, что в одной палатке с ним спал Риварес. Каждую ночь, ложась спать, Рене решительно закрывал глаза и поворачивался спиной к опостылевшей фигуре, и каждую ночь он осторожно переворачивался на другой бок и, снедаемый жгучим любопытством, всматривался через накомарник в лицо, которое изучил уже до мельчайших подробностей, – сменилась ли маска искусственной весёлости истинным выражением неизбывного страдания?
Как то на рассвете, когда все ещё спали, Рене наблюдал за лицом Ривареса из под полуприкрытых век, спрашивая себя в тысячный раз: «Отчего, отчего на нём такая скорбь?» Вдруг он заметил, что ресницы Ривареса дрогнули, и на лице немедленно появилась привычная маска бодрого безразличия. Рене понял, что за ним тоже наблюдают. После этого случая оба часами лежали без сна, притворяясь спящими, но ловя каждый вздох соседа.
Рене все чаще охватывал странный ужас. Он спасался от него, разжигая в себе ненависть к Риваресу. Все в переводчике вызывало у Рене бессмысленную и яростную злобу: запинающаяся речь, кошачьи движения, полнейшая неподвижность лица ночью и молниеносная смена выражений днём. «Это не человек, а какой то оборотень, – говорил себе Рене. – Он появляется неожиданно, подкравшись бесшумно, как индеец; его глаза меняют цвет, как волны моря, и когда они темнеют, то кажется, что в них потушили свет».

А потом происходит несчастный случай с одним из членов экспедиции.

Но только они начали взбираться на высокий берег, как позади раздались крики и поднялась суматоха. Мул Рене, испугавшись, метнулся в сторону.
– Эге! – воскликнул Маршан. – Там что то случилось!
Когда Рене справился наконец со своим мулом, он увидел, как мимо него пронёсся гнедой мул, уже без всадника. На том берегу виднелись две человеческие фигуры, но Рене их не заметил: он смотрел на мула с белой ногой и пустым седлом.
– Маршан! – закричал Штегер, подбегая к ним. – Сюда, быстрей! С Лортигом несчастье!
Ледяной обруч, стиснувший сердце Рене, распался. Перед глазами пошли круги. Всего только Лортиг… Взглянув на тот берег, он увидел около воды две фигуры и, сразу прийдя в себя, последовал за Маршаном.
...

Через несколько минут Лортиг пришёл в себя и стал осыпать проклятиями гнедого мула. По его настоянию Риварес, который не мог справиться с этим беспокойным животным, поменялся с ним мулами, но на середине реки гнедой сбросил Лортига в воду. Гасконец остался цел и невредим, но был так взбешён, что Бертильон начал над ним подтрунивать:
– А мы уже собрались было вас оплакивать. Жаль, не видели вы этого зрелища. Мартель подъехал белый как полотно.
– Он, наверно, спутал вас с теодолитом, – сказал Маршан.
Рене был поражён: уж не догадывается ли Маршан об этой чертовщине, которая с ним творится?
«Всего только Лортиг…» Если бы тонул его родной брат, он и тогда подумал бы: «Всего только Анри». Как оборвалось у него сердце – как будто гибель грозила Маргарите. Неужели этот подозрительный авантюрист ему так же дорог, как любимая сестра?
Уж не теряет ли он рассудок? Не появляются ли у него навязчивые идеи? Какое ему дело до Ривареса? Почему он думает о нём днём и ночью? И знает ли Риварес, какую власть он имеет над всеми его помыслами? Может быть, он делает это намеренно? Порабощает его волю с определённой целью? Может быть…
Что за вздор!


Продолжение следует...

@темы: книги