Фанфик: Так все начиналось

[petergirl]

Название: Так все начиналось
Автор: Jet44
Переводчик: petergirl
Оригинал: And So It Began
Рейтинг: PG-13
Жанр: броманс, дружба, ангст, эмоциональный hurt/comfort, тюрьма, пре-канон
Размер: Миди (24 306 тыс слов)
Герои: Нил Кэффри, Питер Берк, Элизабет Берк
Описание: Когда Нила — человека, впервые осужденного и за ненасильственное преступление — отправляют в тюрьму максимально строгого режима, Питер чувствует себя ужасно, но ничего не может с этим поделать. Теперь же, четыре года спустя, он получает возможность помочь обаятельному молодому преступнику. Но стоит ли это такого риска?
Комментарии переводчика: Разрешение на перевод есть.
Примечания автора: Эти главы, вероятно, больше соответствуют третьему сезону, чем первому в смысле отношений Нила и Питера. Ну застрелите меня, я в этом сериале больше люблю броманс и аспект заботливости, чем антагонизм. Мой Питер более сострадателен, а мой Нил лучше как человек, чем было вначале. Этот фик, в основном, исполнение желаемого — и я знаю, что подобное желаемое есть у многих из нас, так что я поставила его на первое место по сравнению с вхарактерностью персонажей этого периода времени.
Меня очаровывает, что Питер пришел за Нилом после того, как сначала отверг саму идею сделки как смехотворную. Ничего не могу с собой поделать, я вижу в этом акт заботы, потому что брать Нила на поруки значило для Питера не меньший риск для карьеры, чем возможный потенциал полезности. Со стороны Нила тоже с самого начала было доверие и привязанность, несмотря на то, что он использовал Питера для достижения свои целей. В конце сезона он без сожаления оставляет всех... но только попытка попрощаться с Питером на взлетно-посадочной полосе вызывает у него на глазах слезы. И Питер это понимает.
ПРЕДУПРЕЖДЕНИЯ? Их немного. Но на случай возможных триггеров или слишком "взрослых" тем фика, я скажу, что согласна с концепцией, что Нил подвергался риску сексуального насилия и суицида. Фик может содержать отсылки к физическому насилию, заключению в "одиночке", жестокому обращению в детстве (конкретно это не про Нила - прим. переводчика) и прочим неприятным вещам. Но ни что из этого не графично и не происходит "на экране". Это история зарождения дружбы, а не "Нил сидит в адской тюрьме, засунутый туда бесчувственным Питером Берком, который считает что тот заслужил страдания".
О, и да. История не совсем линейна.
12 глава и эпилог на фикбуке.

1 глава - Поздравления с днем рождения

Открытки на день рождения

ПИТЕР
Питер опустил голову на руки. Он поймал Нила Кэффри, воспользовавшись женщиной, которую тот любил, разбил напрочь его защиту на слушании и даже выступил против него на комиссии по условно-досрочному освобождению.
Нил присылал ему поздравительные открытки на день рождения. Не садистские насмешки типа "Я знаю, где ты живешь и работаешь" — настоящие поздравления.
Нил был из рода мошенников. "Вел" одну из самых долгих и изматывающих гонок, которые были у Питера — нет, пожалуй, даже самую изматывающую. Сбежал из тюрьмы. Был заново пойман тем же самым агентом. И почти тут же обратился к вышеназванному агенту с просьбой дать ему снова свободу.
Молодец, отлично меня поймал. А теперь выпусти, как форель-маломерку, и сделаем это снова? Нил, наверное, был первым человеком, который пытался организовать себе побег из тюрьмы с помощью агента ФБР.
Хорошая попытка, Нил.
Несколько ниже обычных ниловых стандартов, но он и не перетрудился.
Я знаю, что тюрьма максимально строгого режима меня не удержит, но ты ведь знаешь что удержало бы меня, правда? Что-то, что я могу срезать простыми ножницами!
Может, и удержало бы, если бы у них было высокотехнологичное средневековье, а крепко заваренный браслет был бы сделан из стали, которую невозможно разрезать. На этом Нил бы, скорее всего, пошел к своему верному другу, мастеру алхимии, и соорудил бы зелье, чтобы расплавить браслет. Так что, даже в фэнтези это бы не прокатило.
Бедный пацан.
Питер ему искренне сочувствовал, когда уходил из комнаты для свиданий, оставляя его в этом месте еще на четыре года. Он сжал Нилу плечо и пожалел, что не может сделать для него большего. Нил во многих отношениях был милым парнем. Питер не знал, какие есть в распоряжении тюрьмы процедуры для наказания и усиления мер безопасности против беглецов, но не сомневался, что приятными они не будут.
Может, стоило сделать то, что он насмешливо предлагал Нилу. Начать писать ему о расследованиях. Хотя если ФБР станет спрашивать у Нила совета, его эго подскочит до небес, и вся преступная братия окажется посвящена в расследования агентства.
НИЛ
Нил сидел за столом в состоянии ступора — все его органы чувств транслировали лишь шок. Питер ему отказал. Его мечте положили конец, и ему ожидаемо было больно.
А потом Питеру понадобилось сделать одну из тех вещей, которые так давно превращали Нила в его друга. Питер давно ушел, а Нил до сих пор чувствовал на плече крепкое, дружеское пожатие — даже притом, что Питер сжал его плечо буквально на ходу и слишком быстро, чтобы тот успел среагировать.
Административное слушание по делу о побеге было назначено на завтра. Он однозначно отправится в "одиночку", вопрос только, сколько времени он там проведет. Был еще вариант оказаться в штрафном изоляторе, и Нил этого ужасно страшился. Из тюрьмы искать Кейт и так будет очень трудно, но это будет совершенно невозможно, пока он будет заперт в одной из этих ужасных бетонных коробок.
Он все еще ощущал на плече пальцы Питера, сжавшие его плечо, а еще — боль и тоску. Это мало чем отличалось от того, как Питер арестовал его в первый раз.
Убегая от Бёрка, Нил создал в голове свой образ этого агента ФБР. Изощренно умный, этичный, задорный, точно знающий, кто он такой и чего хочет в жизни. В сочетании его гуманности и уверенного контроля было что-то невероятно привлекательное.
Нил страшился ареста. Страшился, что Питер сойдет с пьедестала, швырнет его на капот, начнет играть с ним в грязные игры на допросе, и из достойного и утонченного врага станет просто еще одним полицейским.
Но пьедесталу лишь добавили блеска. Нил, с нетерпением ждавший лучшей за всю историю битвы умов, обнаружил, что чувствует себя до жалости перепуганным. И хуже того, он не в состоянии был это скрыть. А Питер ответил интуитивным состраданием, искренне его успокаивал, играл с ним и, что самое утешающее, не швырял его на капот.
Питер вошел с ним в следственный изолятор, успокаивающе придерживая рукой за спину, и растопил все остававшиеся барьеры Нила, оставив ему свой домашний номер на визитной карточке.
После чего он ушел, оставив Нила одного, и Нил осознал, что ему выворачивает душу не только то, что он под арестом или что попадет в тюрьму, но и то, что Питер ушел.
— Из нас получилась бы адская команда, — тихо сказал Нил призрачной тени Питера Берка, которая витала в воздухе. Затем он встал, собрался с духом и зашагал обратно в реальность.

ПИТЕР
Питер закрыл дверь и стиснул веки. Ему требовалось одиночество, чтобы посмотреть в лицо тому, что произошло.
Я поймал этого парня. И я злорадствовал. Это было одним из главных моментов моей карьеры — поймать Нила Кэффри.
И не только из-за самой задачи. Нил ему начал искренне нравиться, и Питер страшился получить звонок, что его тело выудили из реки.
Питеру было ненавистно везти Нила в следственный изолятор, но он сделал это, испытывая огромное облегчение и сочувствие. Может, Нил и не был сейчас доволен, но теперь он находился в относительной безопасности.
Питер был неотъемлемой частью системы судебного преследования и осуждения преступников. И сейчас это был странный опыт. Профессионально он ликовал, и на личном уровне радовался, что успел прибыть раньше какого-нибудь мафиози или наемных убийц. У него не было сомнений, что Кэффри следует отправить в тюрьму.
Но за время судебных разбирательств, они с Нилом много раз встречались глазами, и каждый раз Питер испытывал чувство привязанности к этому парню — вот именно к такому самодовольному, высокомерному и совершенно нераскаивающемуся. Нил же, со своей стороны, никогда не смотрел на Питера с ненавистью, в его взгляде никогда не читалось ни обвинений, ни боли. Напротив, его глаза часто слегка тепло улыбались.
Питеру никогда не приходило в голову, что Нил может в итоге оказаться где-нибудь, кроме гуманной, безопасной и относительно комфортабельной федеральной тюрьмы умеренного режима. Он постепенно стал испытывать искреннее желание помочь этому обаятельному, жизнерадостному юному заговорщику, и указанная тюрьма должна была стать местом и возможностью попытаться воплотить это в жизнь. Но судья вместо этого обрушил ему на голову свой приговор.
Когда суд огласил, к чему приговорили Нила, Питеру показалось, что он всадил парню нож в спину. И он увидел в его глазах настоящую панику, когда карающий федеральный судья совершил немыслимое и приговорил впервые осужденного за ненасильственное "беловоротничковое" преступление к заключению в самой суровой тюрьме штата.
Питер испытал желание подойти к судье и спросить, о чем, черт возьми, он вообще думал. Разумеется, Кэффри был виновен в достаточном количестве преступлений, чтобы получить и десять "пожизненных". Но приговаривают за то, что доказано, а не за то, что, по твоей мысли, человек мог совершить.

* * *

Судья начал зачитывать приговор, и Питер отвел взгляд. В зале суда не было никого, кому бы это было так же важно, как Кэффри. Кому бы сейчас зачитывали его будущее. Нил получит столько приватности, сколько нужно.
А потом Питер замер. Какого черта?
— Количество ваших баллов за психопатию по ОЛП позволяет мне без колебаний отнести вас к преступникам с высоким потенциалом рецидива, и по моему мнению, вас следует отнести в эту категорию. В федеральной системе вас бы классифицировали согласно вашим преступлениям и поведению под стражей. Но это было бы слишком большим снисхождением по отношению к вам, учитывая тот факт, что вам удалось "очаровать" своими эскападами даже офицера федерального следственного изолятора. Основываясь на этом, я приговариваю вас к заключению в тюрьме максимально строгого режима, а именно — в пенитенциарном учреждении Синг-Синг, сроком на четыре года.
Пенитенциарное учреждение Синг-Синг? Нил же федеральный заключенный, осужденный за федеральное преступление. Синг-Синг — это тюрьма штата. Тюрьма максимально строгого режима, подведомственная штату Нью-Йорк. Впервые осужденных за подделку федеральных документов обычно оправляли в тюрьму минимального режима. Хотя Питер подозревал, что из-за риска побега Кэффри мог оказаться и в тюрьме умеренного.
Он закрыл глаза. Вот черт, Кэффри, мне очень-очень жаль.
Когда он снова открыл глаза, бейлиф уже надел на Кэффри наручники. Тот тщательно контролировал выражение лица — оно не выражало никаких эмоций, но когда он встретился глазами с Питером, в них была мольба.
Изнемогая от чувства вины, Питер отправился за Кэффри, которого увели обратно в камеру предварительного заключения. Он был готов к ненависти и крикам в свой адрес.
Но вместо них в итоге обнаружил, что обнимает и успокаивает паникующего до гипервентиляции парня, который практически забрался к нему в объятия.

* * *

Чтобы попасть к Нилу, Питеру пришлось прокладывать себе дорогу сквозь толпу скучающих и неуступчивых судейских служащих. Он увидел, как глаза бейлифа сверкнули ненавистью при имени Кэффри.
— Он причиняет какие-то проблемы? — спросил Питер.
— Нет. Кроме как... ну, вы знаете, самим своим существованием.
Питер ничего не ответил, просто прошел следом за ним к камере Нила, подождал, пока бейлиф ее отопрет, зашел внутрь, захватив с собой складной стул, на который бейлиф ему показал, и постарался не вздрогнуть, когда за спиной с лязгом захлопнулась дверь камеры. Ничего себе.
Нил дрожал и дышал часто-часто. Кто-то — по-видимому, бейлиф — запер его здесь, даже не сняв наручники.
— Эй, дружище, — Питеру не понравилось видеть его в таком состоянии. Тот Нил Кэффри, за которым он столько времени гонялся, не знал страха. Иначе у него, возможно, сохранились бы остатки здравого смысла, которые бы заставили его остановиться намного раньше.
— Э.. эй.
Питер поставил складной стул перед Кэффри, сел и разомкнул на его запястьях наручники. Нил в ответ облапил Питера и вцепился в него мертвой хваткой.
Были десятки, если не сотни случаев, когда Питер стоял в стороне и наблюдал, как безжалостные закоренелые преступники получают приговоры, которые невозможно назвать иначе, кроме как насмешками над их жертвами. Сделки о признании вины позволяли монстрам уйти от правосудия.
И вот теперь жизнерадостного парня, совершенно не склонного ни к какому к насилию, хватали за шкирятник и бросали в самую отвратительную тюрьму штата.
Питер глубоко вздохнул. Он ничего не мог здесь поделать. Мог только помочь Кэффри справиться со случившимся, хотя сам чувствовал себя совершенно ужасно. Чуть-чуть расслабившись, Нил прижался лбом к ключице Питера и закрыл глаза. И от этого жеста у самого Питера подступили слезы.
Он знал, что не виноват. Это была вина судьи. И самого Нила. И его адвоката. Шокировало то, что Нил, казалось, понимал, что это не вина Питера.
Отсутствие пинков, криков и вспышек "Ты меня сюда притащил, ты это со мной сделал!" многое о нем говорили. На самом деле, Нил казалось, понимал, что он небезразличен Питеру — что тот пришел сюда, к нему в камеру, чтобы выразить сочувствие и поддержку. И это подкупало, как мало что в мире.
— Хочешь верь — хочешь нет, но я считаю, что это подлый и мелочный приговор, которого ты не заслуживаешь.
— Спасибо.
— Ты уже достаточно успокоился, чтобы услышать меня? — Мальчишка по-прежнему судорожно хватал ртом воздух, но все же кивнул. — Хорошо. Синг-Синг — это суровая тюрьма максимально строгого режима, и она адово пугает. Там разделенные решетками тюремные блоки и заключенные-убийцы, и я, черт подери, не могу поверить, что этот идиот отправил тебя туда. Но это уже не та тюрьма, о которой рассказывали страшные ужасы. Это не Синг-Синг тридцатилетней давности. Там нет жестокого обращения с заключенными.
Нила уже откровенно плакал, пытаясь как-то смириться.
— Четыре года. Они... просто... сказали, что хотят... хотят, чтобы я провел в страданиях четыре года. Четыре года до того, как я снова сяду за руль, смогу поплавать или увидеть Кейт, или даже тебя, или Моззи. Я... в следственном изоляторе мне необязательно было жить в камере. Я сидел там первые два дня и чуть не сошел с ума. Я был так... так благодарен, когда они меня оттуда забрали. Я не переживу четыре года в камере... Питер, я умру там.
Он задыхался от гипервентиляции, чувствуя, что правда сейчас умрет.
— Ты не умрешь, — мягко проговорил Питер. — И ты не будешь настолько несчастен, чтобы тебе этого захотелось. Ты сможешь видеться с Кейт, она сможет приходить к тебе на свидания, и Моззи тоже. Ты не будешь на другой планете, ты будешь в Нью-Йорке. И если ты захочешь, чтобы я сел в машину, приехал и напомнил тебе об этом, я это сделаю.
Питер не понимал, каким образом ему из всех людей удалось попасть в список тех, с кем Нилу невыносимо не видеться четыре года, но вот этот конкретный страх ничего не стоило опровергнуть.
— Я не понимаю правил, Питер. Людей — понимаю. Но не правила. Я буду их нарушать, и в конце концов окажусь в одиночке, или избитым, или что они там делают с парнями, которые не понимают, что замки на дверях камер не для того, чтобы их взламывать в свободное время.
— Такое было в следственном изоляторе? — спросил Питер.
Нил покачал головой.
— Нет. Потому что там были добры ко мне и знали, что я не веду себя намеренно как придурок.
— Или как психопат? — сухо спросил Питер.
Нил уставился на него странным молящим взглядом. Не из серии "спаси меня" или "помоги мне отсюда выбраться". А "пожалуйста, верь мне".
— Я. Не. Психопат.
— Я тебе верю, — сказал Питер. — Но ты представляешь миру тщательно продуманный имидж, и этот имидж сейчас тебя подставил. Попробуй почаще показывать Нила Кэффри, и возможно, тебя перестанут считать психопатом.
Кэффри начал дышать ровнее, и лег головой на плечо Питера, упершись в него лбом. Он по-прежнему дрожал всем телом, но он слушал.
— Я надеялся, что ты окажешься одном из тех отличных, приятных мест, которые смахивают на студенческий городок и где заключенные живут в общих спальнях, — сказал Питер. — Я не представлял, что тебе придется иметь дело с тюремными камерами, охранными вышками и убийцами. Но, как бы страшно это не выглядело и не звучало, это не дом ужасов.
— Клянешься? — тихо спросил Нил.
Они сидели в крошечной камере со стальной скамьей и решетчатыми стенами, на цокольном этаже здания суда. Здесь было мрачно и мерзко, и бейлиф бросил Нила в камеру прямо в наручниках, с поясной цепью и в ножных кандалах. Это был совершенный перебор, и Питер предположил, что здесь полностью отсутствовало какое-либо сочувствие к испуганному, не оказывающему никакого сопротивления человеку, который только что получил самые ужасные в жизни новости.
— Клянусь. Если ты справляешься с камерой, в которой мы сейчас сидим, ты сможешь справиться и с Синг-Синг. Здесь чертовски мрачно.
— Очень надеюсь, что мне не придется отправиться по маршруту "избиение и изнасилование", — несчастно сказал Кэффри.
Питер порывисто его обнял, и тот расслабился у него на руках, все еще продолжая плакать.
— Ох, дружище, — Питер ласково похлопал его по спине. — Этого не случится. Ты же ходячий экземпляр "Как завоевывать друзей и оказывать влияние на людей".
Он обнял Кэффри чуть крепче.
— И у тебя есть агент ФБР, который на твоей стороне. Если хоть раз почувствуешь, что находишься в физической опасности или что с тобой плохо обращаются, позвони мне. У тебя есть полное право быть в тюрьме в безопасности. Не позволяй никому угрожать тебе, запугивать или говорить "ты сейчас окажешься в карцере". Я в мгновение ока выдерну тебя под федеральную защиту.
— Правда?
— Правда. Хотя я буду очень удивлен, если получу от тебя такой звонок. Но если я его получу, я тебе поверю и помогу.
— Спасибо. Спасибо тебе. — Наступило короткое молчание. — А почему у меня есть агент ФБР, который на моей стороне?
— По той же причине, по которой сейчас с тобой все будет нормально. Ты — милый, дружелюбный, умный и отзывчивый парень, который заводит друзей, а не врагов. Ты вызываешь у людей желание защищать, а не причинять тебе боль.
— За исключением моего судьи, — голос Нила звучал с болью, без злости. — За исключением всех, кто свидетельствовал против меня на слушании. Я не думал, что это будет больно, но сидеть там и слушать, как вы все — от тебя до Сары Эллис — это делаете... это все равно что подслушивать разговор и услышать, что тебя все ненавидят. Только здесь это было в моем присутствии, и все это знали.
Мошенник, которого волнует, что подумают о нем люди после совершенного им преступления?
Питер понял этот потерянный взгляд. Нил Кэффри столкнулся с чем-то, что не мог уболтать, очаровать, подкупить или прорваться с боем. И привели к этому его язык и шарм.
— Да... общество вообще и люди в частности действительно не любят преступников. Тебе еще придется столкнуться с этой реальностью. Неприязнь и презрение людей, скорее всего, станут главным твоим наказанием. Тебя не будут избивать, но на тебя будут смотреть как на преступника, чья ценность, как человека, на порядок меньше всех прочих людей на земле. Статус рок-звезды тебе больше не светит. Я предлагаю стиснуть зубы, принять это и постараться заново заработать уважение людей.
— А что насчет твоего? — голос Кэффри был дрожащим и тихим.
— Посмотри на меня, — сказал Питер. Кэффри ничего не ответил. — Нил, посмотри на меня, — приказал он.
Тот поднял лицо, и его выражение чуть не разбило Питеру сердце. Уверенный в себе Нил Кэффри сейчас выглядел просто убитым, словно уменьшившимся в размерах, с блестящими от слез глазами и прозрачными стараниями выглядеть храбрым — что никак не влияло на производимое им впечатление семнадцатилетнего мальчишки. Предстоящая тюрьма приводила его в ужас, но сама мысль, что люди будут смотреть на него свысока, буквально его раздавливала.
— Ты уже заработал мое уважение, — твердо произнес Питер. — Когда пожал мне руку на складе. Когда прошел все, до единой секунды, без горечи, ненависти или насилия. Я уважаю тебя, и ты мне нравишься, несмотря на совершенные тобой преступления, а это нечастый случай.
Судя по выражению лица Нила, Питер только что вручил ему целый мир. Слезы в его глазах выражали эмоции, но ни горя, ни страха в них уже не было.
— Я постараюсь тебя не подвести.
— Ты совершенно удивительный парень, — мягко произнес Питер. Он никогда, ни разу в жизни не видел подследственного, который бы так реагировал. — Я абсолютно уверен, что ты сумеешь заработать доверие и уважение людей, с которыми будешь иметь дело в тюрьме. Просто не жди, что это будет легко или произойдет автоматически.
— Вызов принят, — сказал Нил со слабым проблеском той веселой уверенности, которая была присуща его характеру и теперь снова начала проявляться.
— А тот парень из следственного изолятора, который пришел на оглашение приговора, чтобы рассказать судье, какой ты потрясающий? Это ведь совсем не в их правилах. Он пришел по своей инициативе в свободное от работы время.
— Ничего себе, — Нил снова опустил голову на грудь Питеру. — Там хорошо ко мне относились. Думаю, кончится тем, что я буду скучать по этому месту.
Питер потрепал его по спине.
— Думаю, если к тебе хорошо относились в следственном изоляторе, то и в Синг-Синг тоже хорошо отнесутся.
Он старался не думать о жестокости бейлифа и о том факте, что доверял федеральному следственному изолятору. Несмотря на неприятный "фасад", к подследственным Питера там всегда относились нормально и не допускали, чтобы кто-то из них пострадал. Кэффри, наверное, был первым человеком в истории, который говорил про них "были добры" и "хорошо относились", но там было вполне безопасно.
Питер знал о Синг-Синг лишь то, что это переполненная и недофинансированная тюрьма штата, которая полна жестоких преступников. Это был отстойник, а не место исправления.
— Если что-то будет не так, позвони мне. Неважно что. Я приеду. Я смогу тебя защитить. Я вытащу тебя оттуда. Позвони мне. Не позволяй никому и ничему тебе помешать. Ни стыду, ни угрозам. Доверься мне. Позвони.
Нил кивнул.
— Обещай мне, — попросил Питер.
— Я обещаю, — сказал Нил.
— Обещай еще раз.
— Я клянусь.
— Повтори, что я тебе сказал, — приказал Питер. Он не был уверен, что травмированный Кэффри действительно его слушал, и знал, что не сможет спокойно спать, если будет думать, что есть хоть какой-то шанс, что этот безусловно красивый невысокий молодой человек, совершенно не склонный к насилию, может оказаться в плохом кино о тюремной жизни.
— Я должен позвонить тебе, если окажусь в беде, неважно какой.
— И?
— И ты защитишь меня, вытащишь оттуда и не допустишь, чтобы меня отправили в одиночку.
— Все верно, — подтвердил Питер. — До единого слова. И я готов подкрепить их делом. Я не могу жить с мыслью, что ты можешь не позвонить мне, если окажется, что тебе нужна помощь.
— Я позвоню, — Нил заколебался. — Спасибо тебе, Питер.
Питер положил руку ему под подбородок и подтолкнул вверх, мягко заставляя Нила встретиться с ним глазами.
— Я знаю, что это будут тяжелые четыре года, и не стану лгать, будто я не считаю, что ты их заслуживаешь. Но ты не заслуживаешь провести их в боли и страхе или подвергаясь насилию. Ты должен с абсолютной уверенностью это понимать. И ты должен понимать, что с тобой все будет в порядке, потому что преступление преступлением, но я полон не меньшей решимости обеспечить твою безопасности, чем та, с которой я старался тебя поймать.
Нил все еще выглядел потрясенным, но его дыхание и взгляд обрели уверенность. Он наконец поверил, что все будет хорошо, и его не отправляют умирать в ад.
— Ты продержишься, Нил Кэффри.
— Я продержусь, — подтвердил Нил. И на этот раз он говорил совершенно серьезно.

2 глава - Открытки

Открытки

ПИТЕР
Дверь плавно открылась, и вошла Эл.
— Ты выглядишь расстроенным, — встревоженно произнесла она. — Сатчмо сидит у двери, прижав нос к щелке, но он очень хороший мальчик, поэтому не скулит оттого, что о тебе волнуется.
— Да ничего такого, — сказал Питер.
— Нет, не ничего. Расскажи мне.
— Ты решишь, что я дурак.
— Проверим? — с вызовом предложила Эл, села рядом с Питером и обняла его за плечи.
Питер мягко прислонился к ней.
— Нил Кэффри сегодня получил приговор. Четыре года в Синг-Синг. Это раздавило его. Парень плакал и задыхался от паники у меня на руках, и... это было тяжело. Он не должен был там оказаться.
— Ох, милый. Это очень печально. И ты ничего не можешь сделать?
Питер покачал головой.
— Он был в ужасе, и... вот в данный момент его со скованными руками и ногами везут в спецавтобусе к убийцам и тюремным блокам в решетках. Я просто... чувствую себя ужасно. Это серьезное заведение. Просто безумие — отправлять его туда. Он... совершенно не сопротивлялся и был таким очаровательно-милым, когда я его арестовывал. Я думал, его отправят куда-то, где отбывают свой срок те, кто не склонен к насилию, а не в одно из самых страшных...
— Милый, милый, — Эл поцеловала его в щеку. — Не торопись. Я слушаю. Не нужно выпаливать все на одном дыхании.
Питер заставил себя на мгновение остановиться. Правда состояла в том, что он чувствовал: если сейчас не рассказать, то потом он точно уже не сможет. Его накроет и заставит замолчать стыд, и он будет переживать его в одиночестве четыре года.
— Нил будет в ужасе, Эл. Он и так страшно напуган, и дальше будет только хуже, пока за ним в первый раз не захлопнут дверь камеры, и он не сможет свернуться в комочек и попытаться скрыть, что плачет.
— Очень яркая картина, — сказала Эл.
— Я обнимал его час назад. Он был в таком страхе, что практически пытался заползти мне на колени. Я знаю, что он чувствует, и будет еще намного хуже прежде, чем начнется облегчение.
— Разве это так необычно? Наверное, что большинство людей при отправке в тюрьму приходят в ужас. За других своих подследственных ты так не переживал.
Питер поморщился.
— Других моих подследственных не отправляли в тюрьму максимально строгого режима за ненасильственные "беловоротничковые" преступления. Другие мои подследственные не встречали меня как друга и не вцеплялись в меня в поисках утешения. Они не звонили мне с других континентов, не инсценировали свою смерть от зубов акулы, не присылали мне печенье и не поздравляли с днем рождения открытками.
— Какая прелесть, — Питер на мгновение решил, что Эл его дразнит, но она развернула его голову лицом к себе. — Я люблю тебя. Ты замечательный, замечательный человек, и я люблю тебя.
К действию присоединился Сатчмо: он вспрыгнул на кровать и вопросительно лизнул Питера в локоть. Тот крепко обнял одной рукой Эл, а другой — молодого лабрадора.
— На слушании по приговору выступил парень из следственного изолятора. В пользу Нила. Нил так хорошо там себя зарекомендовал. Они привлекали его успокаивать тех, кто пребывал в страхе или кому было трудно адаптироваться. Как-то к ним привезли группу девушек, которых обнаружили во время облавы на торговцев людьми — перепуганных до смерти нелегалок, и никто из персонала не говорил на мандаринском. В отличие от Нила. Они привели его, он успокоил девушек и перевел все, что они рассказывали о своем здоровье и адреса родных. Такой приговор — чистая мстительность со стороны судьи.
— С Нилом все будет хорошо?
Питер кивнул.
— Он знает, что должен мне позвонить, если что-то будет не так. Но звук захлопывающейся камеры все равно останется для него самым ужасным звуком, который он только слышал в жизни. Я... мне тошно от этого.
— Милый?
— Да?
— Сделай что-нибудь. Пришли ему какое-нибудь безумное шифрованное сообщение, отправь передачу или еще что-то такое. Просто... дай знать, что ты о нем помнишь. Мне кажется, это бы для него очень важно.
Питер вспомнил, как отдавал свою визитку Нилу в следственном изоляторе, и каким взглядом тот ему ответил. Да. Вероятно, это было бы для него важно.
— Спасибо, милая. Я так и сделаю.

НИЛ
Нил сел на койку, сжимая в руке конверт, предварительно вскрытый и перезапечатанный охраной. Адрес был написан от руки, тщательно, печатными буквами. Впервые увидев в качестве своего адреса, адрес пенитенциарного учреждения Синг-Синг, Нил ощутил, что его немного подташнивает. Если это теперь его официальный почтовый адрес, значит, он действительно заключенный. Это не шутка и не афера, это реальность.
Он легонько провел большим пальцем по имени на обратном адресе. Питер Берк.
Привет, Питер.
Обратным адресом был указан дом, где располагалось ФБР, а не домашний адрес Питера. Умно, если ты агент и отправляешь письмо в тюрьму.
Нил заколебался. Он все еще ждал неизбежного — ждал, что агент покажет свою жестокость, выбрав для этого самый ужасный момент. Но, казалось, единственная имевшаяся у Питера жестокость была в честности. Он сказал Нилу четко и прямо, что он — агент ФБР, что он отправляет Нила в тюрьму, и что это заслужено. Но его сочувствие тоже казалось таким же честным. И даже больше, учитывая, что Питер не пытался замаскировать им реальность.
Нил стиснул челюсти и вытащил письмо из конверта.
Нил,
Я знаю, что твой мир сейчас совершенно ужасное место. Мне нужно, чтобы ты знал — все, что я тебе тогда говорил, я говорил серьезно. Ты справишься. Ты будешь снова свободен, и ты будешь снова счастлив.
Я сейчас купил 365 открыток, поскольку мне говорили, что первый год — самый тяжелый. Я буду отправлять тебе по одной каждый день, и я буду о тебе думать и желать, чтобы у тебя все было хорошо. Может, даже инсценирую свою смерть от зубов акулы и буду присылать тебе подсказки.
Держись там, веди себя хорошо, и звони мне в любое время, если потребуется услышать критический и неприветливый голос парня, который отправил тебя в это злосчастное место.
Твой врагодруг,
Питер
Нил почувствовал, что на глаза наворачиваются слезы, и не стал с ними боролся. Он наплакался за эту неделю больше, чем за всю жизнь. Но сейчас было по-другому. Сейчас было хорошо. И — невыразимо трогало за душу. Он нисколько не сомневался, что обычно агенты ФБР не пишут своим арестованным каждый день в тюрьму, чтобы поддержать их моральный дух.
— Выключай свет, Кэффри.
Нил в ужасе дернулся, надеясь, что стоящий у камеры охранник не видит его слез.
— Да, простите.
Лицо охранника смягчилось.
— Плакать — это нормально, дружище. Поначалу практически все плачут.
Нил бросил на него благодарный взгляд, потом встал и щелкнул выключателем.
— Доброй ночи, Кэффри. Держись, станет легче.
— Спасибо, — абсолютно искренне ответил Нил. Это было одним из немногих приятных сюрпризов — как оказалось, здесь правили люди, которые по-доброму относились к предполагаемым психопатам. — Доброй ночи.
Охранник пошел дальше, проверяя камеры и отправляя всех спать. Нил слышал, как он обменивается тихими репликами с другими заключенными. И уже становилось легче.
Нил положил письмо Питера на полку, откинул одеяла, и потом снова достал письмо. Сунул его под подушку, заполз в постель и положил руку на письмо. Из глаз снова чуть потекло, но впервые со времени своего прибытия Нил легко погрузился в спокойный глубокий сон.

3 глава - Печенье от психопата

Печенье от психопата

Питер отправил Кэффри в тюрьму максимального режима. А Кэффри продолжал отправлять ему открытки на день рождения. Черт.
Он этим арестом не помог парню, он отправил его в ад. Ладно, может, это гипербола. Но Питер чувствовал ответственность за благополучие Кэффри и сейчас подвел его. Питера еще никогда так не накрывало виной на этот счет.
Может, в первый раз он и не понимал, к чему это приведет, когда его арестовывал. Но на этот раз он знал точно, что делает со сдавшимся Нилом Кэффри, который смотрел ему прямо в глаза, пока на его руках защелкивали наручники.
Еще четыре года в жестокой тюрьме не выглядели справедливостью по отношению к этому тихому, уставшему, но по-прежнему приятному молодому человеку, которого он обнаружил в пустой квартире с разбитым сердцем. Это выглядело больше как сокрушительный удар по голове тому, кто лежал на земле избитый и побежденный.
Но на этот раз он мог кое-что предпринять. Он мог поднять трубку, начать сделать звонки, и вероятно, при желании, вытащить Нила из тюрьмы. Если захочет по собственной воле "усыновить" преступника. Кэффри слишком сильно задевал его сердце, чтобы можно было питать на этот счет какие-либо иллюзии. Если Кэффри выпустят на его поруки, он станет частью жизни Питера и его ответственностью.
— Ты можешь вытащить меня отсюда!
Кэффри произнес эти слова с таким восторженным выражением, словно был абсолютно уверен в желании Питера вытащить его из тюрьмы, как только представится такая возможность. И Питер узнавал в этом то, что ему когда-то преподавали: тактику ведения допросов и переговоров. "Представляйте желаемое таким образом, словно ваш подследственный втайне сам умирает от желания это проделать".
"Ты можешь совершить верный поступок! Я знаю, что ты хороший парень, которого просто неправильно поняли, и у тебя есть мужество помочь мне все исправить!"
От этого подтекста Питеру хотелось дать Кэффри пощечину за то, что тот считает его настолько тупым. Но помимо этого, он чувствовал и инстинктивный дискомфорт вины, которая ему говорила, что может, тактика и была просчитана, но эта лучезарная привязанность, граничащая с обожанием — искренна. Что Кэффри искренне думал, что Питер хочет его вытащить и теперь, возможно, раздавлен пониманием, что это не так.
Поведенческий аналитик когда-то поведал Питеру, что Кэффри — психопат, и что патологическая жажда внимания еще заставит его пойти на куда худшие поступки, чем подделка облигаций и присылание агенту, который за ним гоняется, печенья, и шампанского в фургон для слежки. Что Кэффри со своим расчетливым шармом и безжалостной способностью к манипуляциям — будущий серийный убийца в процессе становления, и что его целью, скорее всего, станет семья Питера, учитывая, что Кэффри и так уже его преследует.
У Питера не хватило духу сказать, что он съел то печенье, и оно было очень вкусным. Конечно, у него была мысль, что в него могли что-то подмешать, но он тут же ее отбросил. В Ниле никогда не было ни грамма злокозненности.
Но Питер все же поговорил с Эл и передал ей, что сказал ему агент из отдела поведенческого анализа. Он рассказал ей о преступлениях и показал всю корреспонденцию Нила.
Эл прочла все с растущей улыбкой.
— Милый, он считает тебя крутым. И пытается произвести впечатление.
Питер фыркнул.
— Эм... меня? Крутым? Я так не думаю. Этого парня можно смело называть Джеймс Облигаци-Бонд. Я же был последний раз крут, когда играл в бейсбол, и даже тогда так считал максимум пяток сильно заскучавших парней в спортбаре.
Эл шлепнула его ладонью.
— Ладно, может, ты на самом деле полный и абсолютный ботан. Но я считаю, что ты крутой, и Нил — тоже.
— Значит, он старается произвести впечатление на меня — агента ФБР, который старается его поймать, — тем, что меня выбешивает, нарушая столько законов, сколько может, и настолько ярко, насколько в человеческих силах?
— Мне пришлось писать тебе шестидюймовыми буквами, чтобы ты пригласил меня на свидание. Ты блестящий агент ФБР, но плохо понимаешь, когда люди на тебя западают.
Питер нахмурился.
— А... что конкретно ты имеешь в виду? Эм... Нил... натурал, ты ведь знаешь это, да?
— Я не думаю, что он хочет сорвать с тебя одежду, идиот. Я думаю, что он тобой восхищается. Когда поймаешь его, веди себя поделикатнее. Если ты проявишь к нему жестокость, это его раздавит.
— Ты серьезно?
— Да, я серьезно. Он хочет быть твоим другом.

Питер приехал в тюрьму и ступил на многоуровневый и разветвленный путь по официальным каналам, чтобы получить встречу с Кэффри. Просто чтобы поговорить, "прощупать" его, может, задать пару вопросов.
Когда после получаса переговоров в тюремном вестибюле, он наконец повесил трубку, его нехорошо подташнивало. Нил попал под административное расследование и сейчас находился в дисциплинарном одиночном заключении. К нему не пускали никаких посетителей, даже агентов ФБР.
Да. Он сбежал, выдал себя за офицера охраны и опустошил кредитную карту начальника тюрьмы. Разумеется, его желали наказать.
Только опять же, Питер смотрел этому мягкому в глубине души человеку в глаза, видел в них капитуляцию и доверие, и ответную теплую привязанность, — и отправил его туда, где тот был обречен на страдания.
Тот факт, что Нил сбежал всего за три месяца до освобождения, доказывал, что тюрьма его не исправила и ничем не обуздала его безрассудный импульсивный характер. Но она причинила ему боль и уничтожила искру жизни во взгляде. И это все, что могла сделать "одиночка". Причинить ему боль. Нил никогда не выучит этот урок через наказание.
Единственное, что оставалось — это попытаться достучаться до него через интеллект и дружбу, на его уровне. Показать ему — терпеливо и твердо, — что есть другой путь. Дать ему стену, к которой можно сбежать, если ты сплоховал, вместо того получения жестоких побоев.
В комнату вошел офицер-надзиратель в форме.
— Питер Бёрк?
Питер встал.
— Да. Спасибо, что согласились со мной встретится.
Офицер — стриженый ежиком крупный чернокожий парень — пожал плечами и улыбнулся.
— У меня к Кэффри слабость. Я Пит Ларсон, сержант в его отделении.
Они обменялись рукопожатием.
— Я действительно не могу с ним увидеться? — спросил Питер.
— Да, если только это не жизненно важно для дела или что-то в этом роде. Вы — федерал, у вас, вероятно, хватит веса, чтобы это устроить, но...
Лицо Питера исказилось. Это было гадкое чувство... знать, что Нил Кэффри наказан, и ему не позволяют с тобой увидеться. Не то, чтобы это было несправедливо, нет. Но...
Куда менее сдержанный тон Ларсона застал Питера врасплох.
— Вы за него переживаете.
— Полагаю, что... да, — сказал Питер.
— Мы тоже. Многие из нас. Ваше выражение лица сейчас запросто могло быть моим.
— Он в норме? — спросил Питер. Его уже не в первый раз обнадеживало, сколькие из этих ребят готовы показывать свое сострадание.
Настала очередь Ларсона скривить лицо от дискомфорта.
— Нет, — прямо сказал он. — Ему сейчас чертовски паршиво. Он в "одиночке" уже три недели, что не так долго, учитывая, что он натворил, но если говорить о милом общительном парне, которого даже несколько дней в этой адской дыре потрясли до глубины души...
Это было уже чересчур, тошнотворное ощущение снова вернулось.
— Бёрк... — Ларсон немного заколебался, но быстро рванул вперед. — Приходите к нему, когда его выпустят. Вы сделаете для него доброе дело.
Питер тоже заколебался. Он не был уверен, что Кэффри захочет, чтобы Питер к нему приходил, а особенно — из сочувствия к пережитой попытке наказания. Питер не хотел унижать Нила своим появлением в момент наибольшей беззащитности — не когда человек, так ценивший свой глянцевый имидж, уже однажды сорвался в нервный срыв у него на глазах.
— Я вот что скажу, — произнес Питер. — Когда его выпустят, передайте ему от меня привет и прощупайте, хочет ли он меня видеть.
— Это я могу, — Ларсон с минуту внимательно смотрел на него, потом махнул рукой в сторону стола и сел за него. — Чего именно вы мне не говорите?
Питер ответил ему таким же взглядом.
— Мои слова или вопросы могут каким-то образом отразиться на Кэффри?
Ларсона это позабавило, он слегка улыбнулся.
— Нисколько, о, подозрительный агент ФБР, — ему явно понравилось, что Питер на этот счет беспокоится.
— Я — без большого энтузиазма — раздумываю над просьбой, с которой он ко мне обратился: выпустить его со следящим браслетом, чтобы он мог отработать свой срок консультантом в ФБР. Под моим началом.
— Господи Иисусе, да вы рехнулись? — уставился на него Ларсон и потом покатился со смеху. — Человек играючи выбрался из тюрьмы максимального режима — как в магазин за покупками. Запертая дверь камеры или наручники для него не более, чем снисходительные акты вежливости. Вы видели эти чертовы стальные замки? Хотите выпустить его на середину Таймс-Сквер с куском пластика и ножницами в руках?
Питер опустил взгляд на расшатанный стол с облупленной краской "под дерево".
— Я примерно так и отреагировал на его предложение.
Ларсон резко поднялся на ноги.
— Кофе?
— Конечно, — сказал Питер, глядя вслед вышедшему за дверь Ларсону. Он чувствовал себя уязвленным. Наверное, он просто во всех смыслах выдает желаемое за действительное, если первый же человек из правоохранителей, с которым он поделился, рассмеялся ему в лицо.
Ларсон вернулся с двумя пластиковыми стаканчиками с кофе и поставил один перед Питером. Он был рассеян и пролил кофе Питеру на руку. Хорошо, что тот был максимум комнатной температуры.
Ларсон тяжело опустился на стул.
— Слушайте, я идеалист. Я верю, что человека можно исправить, и что надо видеть в людях лучшее, потому что тогда это лучшее выходит в них на поверхность. Когда выпускают кого-то из моих парней — это для меня праздник, если, по моему впечатлению, он сможет оставить все позади. Это одна из немногих вещей, которые делают мою работу стоящей.
Он повертел в руках "соломинку" от стаканчика.
— Другие ребята — мне за них просто невероятно грустно. Потому что они пойдут причинять боль тем, кто никогда не желал становиться жертвой. И потом они вернутся сюда без какого-либо будущего. Я открываю дверь и понимаю, что подвел общество, и подвел своего подопечного.
Ларсон долгое время ищуще смотрел в лицо Питеру. И потом все же решил ему довериться.
— Нил Кэффри из тех, за кого мне грустно. Он мне нравится. Я искренне за него переживаю. Даже считаю кем-то вроде друга. Но я не думаю, что он хоть сколько-нибудь исправился, и сомневаюсь, что исправится еще за четыре года.
Он опустил взгляд.
— Мне будет больно, когда он вернется сюда на двадцать лет жизни. Он хорошо адаптировался. Он находит себе здесь радости и цели в жизни. Он душевный, он симпатизирует большинству заключенных и даже нашим сотрудникам. Но нахождение здесь причиняет ему страдания, и немалые. Я правда очень, очень хотел бы увидеть, как он получает шанс на настоящую жизнь. Но он буквально дышит аферами и манипуляциями и совершенно ни в чем не раскаивается.
— Думаете, он психопат? — спросил Питер. Он знал, что это не так — решил это давным-давно. Ему просто хотелось выяснить, насколько Ларсон здравомыслящий человек.
— Нет. Абсолютно точно. Он не раскаивается в своих преступлениях, но он искренне симпатизирует людям и переживает за них. Он делал много разного дерьма и чертовски расчетливо, но он и сопереживает, и может поддержать безо всякой задней мысли.
Питер улыбнулся. Да, все верно.
— Как вы думаете, что могло бы поспособствовать его исправлению?
— Все, что я могу сказать: то, что есть — не работает. И вот это наказание, которому они его сейчас подвергают, тоже не поможет. Оно делает ему больно, он очень чувствительный парень. Но оно ни на секунду не остановит его от следующего раунда. На него можно орать, лишать привилегий, запирать в полной изоляции... просто назовите — и он с печальным взглядом это отдаст. И будет справляться с потерей. Если попытаться перетянуть его на свою точку зрения, он просто решит, что ты — идиот, раз думаешь, что это может сработать.
Питер нахмурился и отхлебнул кофе. Тот был горький, остывший и имел привкус витающих здесь запахов дезинфекции и забвения.
— Я приезжал сюда, когда он сбежал. У меня создалось впечатление, что он был практически образцовым заключенным.
— Ну, мы боялись, что вы его застрелите, — прямо сказал Ларсон. — Но он — да, типа того. Из хороших парней. Вежливый, сговорчивый, умный, решает свои проблемы без насилия. Такие заключенные, как он — мы их любим. Они — редкость. Дело в том, что он умен и поглощен собой. Он — хороший заключенный не потому, что хочет быть хорошим человеком, а потому что это делает его жизнь максимально лучше. У меня были парни, которые отказывались подчиняться и нападали на охрану из гордости, желая доказать, что их никто не сломает. Кэффри считал их идиотами.
— Но вы говорите так, словно все равно за него переживаете, — высказал наблюдение Питер.
— Эй, да треть наших заключенных — убийцы, — пожал массивными плечами Ларсон. — У нас не курорт. Кэффри устроил себе здесь приличную жизнь, завел хороших друзей; он удерживает заключенных от самоубийства и помогает другим сохранять рассудок, тем самым напоминая, что они бывают просто людьми, которые могут за нас переживать, нам сочувствовать — и не использовать это в качестве дымовой завесы, что бы от нас избавиться. Нужно быть невероятно сильным человеком, чтобы, пребывая здесь, оставаться неагрессивным, радостным и приветливым. И я говорю не только о заключенных.
— Нужно быть очень сильным человеком, чтобы переварить этот кофе, — сказал Питер, допивая свой.
— Хотите еще? — спросил Ларсон.
— Да, пожалуйста, — Питер протянул ему стаканчик. — Вы уверены, что с браслетом он смоется? — спросил он, когда Ларсон вернулся.
Потянулось долгое молчание.
— Из-за одного лишь браслета он не останется, это точно. Но он способен увлечься, он любит людей, и ему нравится делать другим приятное. Дайте ему то, чего он хочет от сделки — и полагаю, он, может, и не сбежит. Просто вы должны понимать, что он бесстрашен, как те крошечные собачки, которые с лаем несутся на ротвейлера и вцепляются ему в ухо. И не возвращаются на ваш зов, даже если вы надели на них шоковый ошейник. Но он может быть и заботливым человеком, и человеком чести. Большинство парней здесь охотятся на слабых, он же охотится на сильных, а слабых защищает. У него другая психология, без сомнения.
Питер подумал над этим.
— Не уверен, говорите ли вы, что у него есть шанс, или что вы лишь хотели бы, чтобы он был.
Ларсон долгое время изучал Питера и думал над ответом.
— Если он будет сам по себе — никакой надежды. Но если умный парень, к которому Кэффри питает уважение и доверие, вложит свое сердце и душу в то, чтобы научить его другому взгляду на вещи, есть шанс, что четырех лет для этого хватит. У большинства нет ни упорства, ни терпения посвятить себя даже трудному подростку, не то что взрослому. Если у вас они есть, лучшее, что я могу сказать: если поделить людей на плохих и хороших, Кэффри — хороший.

Две недели спустя Ларсон позвонил Питеру на работу.
— Помните, вы говорили, что, может быть, придете навестить Кэффри, когда его выпустят из "одиночки"?
— Да.
— В данный момент ему бы не помешала ваша поддержка. Он сам на себя не похож.
— В чем именно? — заворженно спросил обеспокоенный Питер. Кэффри действительно что-то с чем-то, если тюремный охранник звонит агенту ФБР с просьбой оказать бывшему беглецу моральную поддержку.
— Если бы я думал, что его это подбодрит, я бы даже разрешил ему что-нибудь выкрасть из офиса администрации. Он потерял свой задор и дерзость, — ответил Ларсон. — Я немного волнуюсь, что наказание в этот раз могло оказаться для него чересчур.
— Вы поднимали вопрос о моем возможном визите? — спросил Питер.
— Прямо все лицо засветилось, — ответил Ларсон.
— Я могу приехать после работы, — сказал Питер.
— Тогда скоро увидимся.

4 глава - Останешься?

Останешься?

— С возвращением, — поприветствовал Ларсон, дружески пожимая руку Питеру. — Мы как раз закрыли все на ночь, так что вы найдете его в камере.
Питер отвел взгляд, скривив губы от дискомфорта. Он не хотел. Не хотел своим визитом унижать Нила или...
— У него не будет проблем из-за разговора с агентом ФБР?
— Он не стукач, и все это знают. Заключенные доверяют Кэффри, и никто не причинит ему вреда. А если вы все еще думаете над его предложением, то вам нужно в реальности увидеть, где он и кто он сейчас. Вас когда-нибудь раньше запирали в камере?
— М-м... нет, — но Питер тут же припомнил дюжину таких случаев, включая убогую камеру Кэффри на цокольном этаже здания суда, и поправился: — Во всяком случае, в большой тюрьме.
— Пойдемте.
— Вы собираетесь запереть меня с Кэффри? — Питер был слегка ошарашен.
— Он не причинит вам вреда, — сказал Ларсон.
— Я это знаю! — рявкнул Питер. — Но какого черта... между прочим, я был в его камере. После его побега.
— Это не то же самое. Вы чуткий парень. Позвольте запереть вас с ним, и вы узнаете намного больше, чем из любого моего рассказа.
— Ладно, — несколько неохотно согласился Питер. Это напоминало какой-то трюк и не очень приятный — как для него, так, возможно, и для самого Нила.
Нил лежал на койке и читал книгу. При виде Питера его глаза шокированно распахнулись, и он вскочил на ноги.
— Питер!
Сержант захлопнул за Питером дверь — почти непереносимый лязг металла о металл, и ушел.
Кэффри действительно был на себя не похож. Он выглядел подавленным и печальным. Бледный, с отстраненным и настороженным взглядом. На подбородке виднелась щетина, и он заметно похудел.
Ничего удивительного. Его девушка исчезла, он оказался лицом к лицу с дополнительными четырьмя годами тюрьмы, за побег его на три недели бросили в "одиночку", а Питер еще задушил на корню его единственный проблеск надежды.
Первым делом нужно было выяснить, не обижен ли Кэффри на него за отказ заключить сделку.
— Я получил твою открытку на день рождения, — сказал Питер.
Нил опустил голову и улыбнулся, отводя взгляд, словно смущаясь.
— Я не был уверен, что все еще в твоем списке, после того, как отказался от сделки, — сказал Питер.
Нил тяжело сглотнул.
— Это были пустые мечты. Прошу прощения, что попросил об этом.
— Ты на меня не злишься?
Нил все же сумел встретиться с ним глазами и покачал головой. Он не выглядел разозленным. Он выглядел смущенным и подавленным, но его очарование никуда не делось. Он казался одиноким и явно был очень рад видеть Питера.
— Решил посетить трущобы? — спросил Нил. — Или ты ограбил банк?
— Это была идея Ларсона. У нас был длинный разговор о тебе. Похоже, он очень достойный парень.
— Так и есть, — сказал Нил. — Ого, да ты нервничаешь!
Питер нахмурился.
— Это дискомфорт. Я не нервничаю. В замешательстве.
Питер оглядел камеру, которая словно уменьшилась с тех пор, как закрыли дверь. Но учитывая кровать, туалет и рисунки на стенах, он чувствовал себя так, словно его без разрешения втолкнули в дом Нила.
— Я... прошу прощения за вторжение.
Нил хихикнул.
— Здесь этого понятия, в общем-то, не существует. Расслабься. Сядь. Это просто комната с запертой дверью. Здесь удобно и безопасно.
Может и так, но пространство заточения было крошечным и неприятным.
— Тебе здесь приходится проводить много времени? — спросил Питер. И через секунду пожалел о вопросе. Здесь в целом было шумно, сурово и напряженно. А он, вероятно стоял в помещении, которое было для Нила ближе всего к безопасному убежищу и дому.
— Временами, — ответил Нил. — Если объявляют локдаун или меня наказывают, то двадцать три часа в сутки. Но основную часть времени — нет. Обычно меня запирают здесь только на ночь. Я не против.
По внутренней тюремной связи что-то проревело — Питер не мог разобрать слов, но казалось, что человек двадцать криком переговариваются из одного конца здания в другой. Питер неловко переступил с ноги на ногу. Общее пространство было таким огромным, а камера, где он стоял, такой крошечной, что от этого контраста он невольно напрягался всем телом. Ему не было страшно, просто не по себе.
— Похоже, здесь действительно другой мир, — произнес он. Понимание, что ты заперт здесь на годы, означало не только мрачную перспективу — оно сужало и дезориентировало все мировоззрение человека.
Нил кивнул.
— Или другая планета — такая же нулевая связь с внешним миром.
Питер посмотрел на развешанные по стенам рисунки. Они отличались от тех, что он видел здесь в прошлый раз. Лица несли в себе раненную уязвимость, а тени стали более темными и глубокими. Талант художника виднелся за милю — разум и точность чувствовались в каждой линии, в каждом световом блике.
— Нил, ты можешь быть большим, намного большим. — Что-то пошло очень не так и не туда, если такой парень, как Нил, который мог бы столько дать обществу, вместо этого сосредотачивается на воровстве и мошенничестве.
Питер ощущал себя словно на станции метро — постоянные крики, вопли и звуки, отражающиеся от всех поверхностей.
— В чьем определении? — спросил Нил. Он по-прежнему был не тем, кого знал Питер — остроумным парнем, в котором ключом била жизнь, а скорее, человеком, который походил на Нила Кэффри физически и играл его роль.
Нил отвернулся, расценив слова Питера как атаку. Он отошел на несколько футов в сторону и сел на койку, оставив Питера тревожно размышлять, действительно ли Нил шел, прихрамывая, или ему показалось.
— В моем, — сказал Питер. — И это не критика.
— Тот факт, что я заперт в этой камере, подразумевает, что общество не хочет моего присутствия, — сказал Нил, пожимая плечами. — Так в каком смысле "большим"? Большим, чем я сейчас? Или ты имеешь в виду "меньшим"? Потому что именно это обычно подразумевает большинство людей, когда говорит подобное. Перестань быть тем, кто ты есть — перестань заниматься тем, что ты отлично умеешь, и что делает тебя счастливым, а твою жизнь — стоящей. Смирись с меньшим, устройся на скучную работу, прозябай в плохонькой квартирке, питайся замороженной едой из супермаркета и притворяйся покорным идиотом. Чувствуешь общий знаменатель? Понижение. Когда люди выражают желание, чтобы я стал кем-то большим, на самом деле они хотят, чтобы я забился в дыру и опустился под них в иерархии.
— Ты правда думаешь, что все радости в жизни обязательно незаконны? — спросил Питер. — Жизнь, похожая на прозябание и покорность, у тебя здесь. Взаперти и в изоляции, под полным контролем людей, которые имеют право надеть на тебя кандалы. Нил, здесь за тобой следит камера даже, когда ты идешь в уборную. Ты это вот как называешь?
Нил впервые за весь разговор ухмыльнулся.
— "Поймали". "Плохо сделал свою работу".
Питер вздохнул и огляделся в поисках места, куда бы сесть. Нил похлопал по своей койке, и Питер сел рядом, еще сильнее, чем раньше ощущая свое вторжение в чужое пространство. И начал он, похоже, с неправильной ноты. Ларсон предупредил его между строк, что Нилу плохо, что он уязвим и нуждается в друге. А потом сунул с головой в камеру парня.
— Ты не мог говорить всерьез, что тебе наплевать на еще четыре года тюрьмы, — сказал Питер.
Нил пожал плечами.
— Не знаю, заметил ли ты, но я никогда тебе не лгу, Питер.
— Я и не думал, что это была ложь, просто, возможно, ты... храбрился? — предположил Питер. Он на минуту задумался над вопросом. Конечно же, Нил ему лгал. Разве нет? Нил лгал всем.
Глаза Нила наполнились чем-то очень близким к ранимости, горю или печали.
— Я не храбрый.
— А я думаю, что храбрый, — мягко сказал Питер. — Как ты мог всерьез это говорить?
И тут Нил сделал нечто, чего Питер совершенно не ожидал. Он незаметно выпростал руку и взял Питера за руку. Он сделал это с удивительной мягкостью — может, из желания показать, что он не опасен, может, из-за смущения. Нил осторожно просунул свои пальцы в руку Питера, и Питер среагировал на чистом инстинкте: успокаивающе пожал их, но из руки не выпустил.
— У меня была замечательная жизнь, — заговорил Нил. — Я развлекался куда больше, чем ты или все прочие мои знакомые. И даже здесь... Я скорее бы покончил с собой, чем стал принимать заказы в "Бургер Кинг" или убираться в номерах отелей. Но я бы никогда не покончил с собой из-за того, что попал сюда. Жизнь большей частью меня не баловала, мне было плохо, но я никогда не прекращал искать способы ею наслаждаться.
— Думаю, это одно из самых оптимистичных и болезненных утверждений, которые я когда-либо слышал, — сказал Питер, отвечая на честность честностью.
Нил улыбнулся и посмотрел сквозь решетку двери на бетонную стену противоположной стороны коридора. Его рука напряглась.
— Я влюбился в искусство еще ребенком, когда моя жизнь на какое-то время стала довольно суровой. В искусстве ты видишь и боль, и насилие, и тьму, и любовь, и красоту, и секс, и страсть, и безумие. И ты понимаешь, что эти вещи универсальны абсолютно для всего человечества. Это место не более — и не менее — болезненно, чем все прочие. Жизнь большинства людей не назовешь забавной и легкой, но я жил в роскошных отелях, пил лучшее в мире вино и влюблялся. Меня никогда не хлестали плетьми, меня не калечили и я не испытывал всех тех ужасов, которые ты видишь на старых полотнах.
Питер закрыл глаза. Такая подлинная рассудительная мудрость — последнее, чего он ожидал от Нила Кэффри. Это было совершенно нехарактерно — никак не вязалось со всем, что Питер раньше от него видел и слышал. Значит, обман?
А потом он понял, почему Нил взял его за руку. Он предложил что-то вроде полиграфа. Я знаю, что ты не поверишь тому, что я скажу, так почувствуй, что я говорю тебе правду. Почувствуй меня потерянным и вернувшимся, испуганным и успокоившимся, несчастным и счастливым.
Нет, это был не обман. И даже вполне характерно. Это то, что ты получаешь, когда хватаешь Нила Кэффри и сажаешь его не на один год в камеру опасного человеческого "отстойника". Когда ты загоняешь его в ловушку в камере и вынуждаешь тебе открыться сразу после того, как он потерял свою девушку и еще раз свободу. Сразу после того, как он пережил наказание, которое даже его охранники не думали, что он вытерпит.
И эта рука, цепляющаяся за его пальцы, тоже была отчаянно одиноким артефактом, оставшимся от общительного человека, который с теплом относился к людям, в виде наказания запиравшим его на недели одного в бетонной "коробке".
Офицер, который запер его здесь с Кэффри, определенно не был глуп или бесчувственен. Ларсон заставил Питера посмотреть на реальность безо всякого "фильтра" комнаты посещений.
— Ты... в этот раз в какой-то степени позволил себя поймать.
Нил кивнул и пожал плечами.
— Почему, Нил? Это далеко за рамками "плохо сделал свою работу", и я понимаю, о чем ты говоришь, но не могу представить тебя одним из тех освоившихся парней, которым здесь нравится.
Нил долго, очень-очень долго молчал.
— Нил?
— Если я скажу тебе правду, ты меня послушаешь?
— Да.
— Я... — у него сорвался голос. — Я думаю, что Кейт в беде. Я не узнаю точно, пока не найду ее. И я по опыту знаю, что не смогу отыскать ее один и в бегах. Здесь, в тюрьме, у меня есть две возможности. Первая — это ты. Ты уже сделал это однажды, сможешь сделать еще раз. Вторая — моя обширнейшая коллекция связей в преступном мире Нью-Йорка. Я предпочитаю первую.
Питер прислонился спиной к холодной и жесткой бетонной стене камеры. Настоящая честность от Нила Кэффри. Интересно. Разумеется, Нил умолчал, что у него есть маленький побочный мотив выйти на волю. Питер ожидал, что Нил разыграет карту свого стремления выбраться из тюрьмы, но не думал, что тот сделает это в ракурсе более уязвимой Кейт.
Питер не хотел пока говорить о браслете. Не хотел давать Нилу повод надеяться, не хотел устраивать замануху. Он пришел из сочувствия, любопытства, и потому что офицер охраны его попросил. Это было его собственное решение, и пока что он не хотел вмешательства в него Нила.
— Я тебе верю, — сказал Питер. — Но не хочу отвечать сейчас.
— Хорошо, — сказал Нил. И впервые за все время в его глазах сверкнула слабая искорка. — Останешься на ужин? У меня есть шоколадные батончики и вода из-под крана. Могу сделать клевый суп из "сникерсов".
Питер выпутал пальцы из руки Нила и хлопнул его по спине.
— Не выношу сникерсовый суп. Но если пожелаешь, могу сделать тебе свои знаменитые соленые крекеры в тюремной браге.
Нил ухмыльнулся.
— Спасибо, что пришел. Агент Питер Бёрк, запертый в камере Синг-Синг, будет одним из моих любимых новых воспоминаний.
Питер осознал, что на самом деле ему не хочется сейчас уходить от Нила. Несмотря на отягощенную предысторию, их взаимная привязанность могла бы очень быстро перерасти в настоящую дружбу. Нил мог бы стать ему ценным сотрудником, коллегой, даже партнером. Питер встал и сжал плечо Нила.
— Хочешь, чтобы я еще как-нибудь к тебе пришел?
Ответом на его вопрос была рвущая душу тоска в глазах Нила.
— Останешься? — спросил тот едва слышно — настолько, чтобы Питер имел возможность притвориться, что не слышал или не заметил.
Питер прикрыл глаза и осел на койку, как мешок с картошкой. Снаружи начали опускаться сумерки, окна с матовыми стеклами стали темными. Уровень шума слегка понизился, а в камере потемнело настолько, что пришлось включить висячую лампочку. Это было успокаивающе и болезненно одиноко. Питер обхватил Нила за плечо и крепко прижал к себе.
Ему нужно было все обдумать. Поговорить с Ризом, поговорить с Эл, пообщаться с Минюстом. Узнать для начала, возможно ли это в принципе. Разумеется, такие прецеденты были, но Питер сомневался, что они хоть раз касались тех, кто сбегал из тюрьмы максимально строгого режима.
— Я не стану помогать тебе преследовать твою бывшую девушку. И не стану задействовать ресурсы ФБР, чтобы ее найти, если только ты не принесешь мне веское доказательство, что она в опасности.
Глаза Нила озарились светом, и он впервые стал похож на себя прежнего.
— Это значит...
— Я знаю, что я упертая задница, — сказал Питер. — Возможно, я немного пересматриваю свое решение.
Нил сел чуть прямее. Его лицо застыло, и он задержал дыхание, словно боялся спугнуть своевольную птицу.
— Нил... пожалуйста, не загорайся пока, не строй надежд и не пытайся меня уговаривать. Это сложно, и полтора десятка человек и учреждений, включая меня, могут одним махом перекрыть кислород всей идее. Но... я готов подумать над твоим безумным планом.
Глаза Нила засветились искорками, и он улыбнулся. Действительно улыбнулся — раздражающе-дерзкой, но в данный момент заметно успокаивающей улыбкой.
— Значит, я все-таки тебе нужен.
— Примерно как выстрел в голову, — сказал Питер. — Хоть пять минут контролируй свое чертово эго!
Он легонько ткнул Нила кулаком в плечо, и тот в ответ шлепнул его рукой. Вот так просто Нил Кэффри вернулся к жизни.

5 глава - Разделить миры

Разделить миры

Питер вошел в дом и присел потрепать Сатчмо. Его приветствовал виляющий хвост и нежные тычки ласкового друга, который беззаветно любил Питера просто за его существование и за то, что тот вечером возвращался домой. Питер убрал в сейф оружие, и минуя освещенную теплым светом гостиную, вошел на кухню.
Здесь пахло как в лучшем мексиканском ресторане, к звукам шкворчания примешивался запах лука, перчиков чили и курицы, а откуда-то из глубины дома доносилась легкая джазовая мелодия. Эл приветственно обернулась к нему, с улыбкой слизывая с ложки соус.
— Я приготовила фахитос, — сообщила она.
— Прости, милая, — виновато откликнулся Питер. — Сегодня была моя очередь готовить ужин.
— И ты опоздал. Так что стыдись, муж. Очень, очень стыдись, — Эл ему улыбнулась, и в ее глазах светилась та самая любовь, при виде которой ему всегда хотелось подхватить ее на руки, отнести в спальню и целовать до скончания времен.
А Нил еще говорил, что развлекался в жизни больше, чем Питер. Этот человек мог быть поистине блестящим умом, но он и представления не имел... Ни малейшего представления, каким везучим чувствовал себя сегодня Питер, окруженный этой любовью, светом, теплом, нежностью и безопасностью, после своего визита в тюрьму. Ни малейшего представления о том, какой полной и насыщенной может быть жизнь.
Они поцеловались, и Питер прижался щекой к щеке Эл, закрыл глаза, обнял ее. И обнаружил, что его сердце еще не до конца успокоилось после только что пережитых событий.
— Я люблю тебя, — тихо произнес он. — Я люблю нас. Как нам с тобой повезло.
Как он мог даже задумываться о том, чтобы нарушить это равновесие? Да еще тем, что могло поставить под удар его карьеру и принести к их порогу тьму и опасность. Ради... кого? Осужденного преступника, нисколько не раскаивающегося мошенника, вора, фальсификатора, человека, который принимал наихудшие и наиопаснейшие импульсивные решения в мире? То, что Питер наслаждался его компанией и сопереживал ему, даже близко не было сравнимо с тем, что он мог потерять.
Нил сам называл обитателей Синг-Синг, своих друзей и соратников, обширнейшей коллекцией связей в преступном мире Нью-Йорка. Если и существовало кардинальное правило защиты своего брака от разрушительности работы в правоохранительных органах, то это "работу оставлять на работе". Полное и абсолютное отделение этого теплого, нормального, нежного мира от мира сурового, циничного и полного насилия, который он только что покинул.
Питер отстранился от Эл и начал накрывать на стол. Красивые тарелки и хорошая еда. Кэффри ценил хорошую еду. Жаль, нельзя было взмахнуть волшебной палочкой и посадить этого глубоко раненного парня с ними за стол.
"Ты плохо понимаешь, когда люди на тебя западают", — сказала Эл. Но даже ему был безошибочно понятен посыл просунутых в его руку пальцев и полушепот мольбы остаться.
Нет.
Он не может и на миллион миль приблизить мир Кэффри к своему миру. Питер вздохнул и закончил выкладывать на стол салфетки, добавив несколько дополнительных у своего локтя. С фахитос они ему понадобятся. Он завтра же позвонит Кэффри и передаст "отбой". Тот парень взрослый и сам себе устроил срок. Питер не нанимался спасать Нила от его собственного безрассудства.
— Неси овощи и тортильи, дорогой, — сказала Эл.
Питер расставил и то, и другое на столе. Теплые лепешки-тортильи пахли настолько вкусно, что он готов был их есть и безо всякой начинки. Питер открыл бутылку вина и налил им с Эл по бокалу.
Возможно, ему удастся абсолютно ясно донести до Нила, что их договор начинается и заканчивается исключительно на работе. Что после окончания рабочего времени Нил не должен ни при каких обстоятельствах приближаться к его дому, к его жене или даже просто ему звонить. Что не должно быть никакого соприкосновения с его частной жизнью, и если такое хоть раз случится, Нил тут же вернется в тюрьму. Что Нил должен быть атрибутом офиса — и только его. Тогда может и получиться.
Полное и абсолютное разделение работы и частной жизни.
Они с Эл сели ужинать, и Эл с живейшим интересом посмотрела на Питера.
— Расскажи о своем визите к Нилу.
Они принялись за еду, и Питер стал рассказывать Эл о тюрьме, о подавленном и ранимом состоянии Нила, и о том, как тот ожил, когда Питер дал ему надежду, и про их маленькую шутливую потасовку.
— Я не знаю, — он вскинул руки. — Он молод, он... после ареста я провел с ним за допросом восемь часов, и мне хотелось забрать его домой, как беспризорного щенка, а не сбрасывать в следственный изолятор. Боюсь, я буду необъективен. Его мошеннические чары что-то чересчур хорошо на мне срабатывают. Я даже не понимаю, почему вообще над этим раздумываю.
— А я понимаю, — сказала Эл.
— И почему?
— Тебе нравятся вызовы, а Нил — самый больший вызов из всех, что у тебя были. И теперь, когда ты его поймал, сложнее может быть только наставить его на путь истинный.
— Возможно, — произнес Питер, в очередной раз откусывая фахитос. — Он сам по себе вызов, ладно. И он меня использует. Использует, чтобы выбраться из тюрьмы и отправиться на охоту за Кейт.
— А ты бы воспользовался им, чтобы повысить свою раскрываемость. Милый... женщина, которую он любит, пропала, и никто ее не ищет. Можно только представлять, как ему тревожно и больно из-за невозможности что-то сделать.
Да. Кейт. Питер не был фанатом Кейт, или ее ледяных глаз и личика, которое не выражало никаких эмоций.
— Или это, или она бросила сидящего в тюрьме преступника, оставив ему на прощание бутылку вина, и двинулась вперед по жизни. Или она давно играла с ним вдолгую, а он был слишком увлечен, чтобы это заметить. У меня такое чувство, будто я соучастник в сталкинге, а не белый рыцарь.
— Думаешь, тюрьма изменила его? Или травмировала?
Питер отвел взгляд и скорчил гримасу.
— Боже, как бы мне хотелось, чтобы его не оправляли в Синг-Синг. Сомневаюсь, что он сильно изменился. Он возмужал; худой и закаленный жизнью, но это все тот же парень. Травмирован ли... если подразумевать "жмется в страхе в углу", то нет, но я не могу себе представить, чтобы тюрьма не оставила на нем значительных "шрамов". И да, я чувствую себя за это в некотором роде ответственным.
Питер покончил с едой, встал, налил им обоим еще вина и снова со вздохом сел.
— Он мне нравится. Мне просто нравится этот парень. И я нравлюсь ему. Когда меня втиснули к нему в камеру, то уже через пару минут мы болтали как старые друзья. Но умение располагать к себе людей — для него первейший, базовый навык. И лучший способ этого добиться — это привести человека к мысли, что он тебе нравится, и ты им восхищаешься. Мошенники потому и преуспевают, что людям нравится ощущать, что они умнее и проницательнее других.
Пару минут они в тишине пили вино и размышляли.
— Почему бы тебе просто не послушаться интуиции? — наконец спросила Эл.
— Нил — мошенник. Быть приятным и очаровательным — это его "конек". Он пользуется тем, что люди проникаются к нему симпатией, легко определяет, хочешь ли ты видеть его сильным или слабым. Когда я приходил в тюрьму после его побега... его там обожали. Все — и охранники, и заключенные. Для этого мало быть просто хорошим парнем, это означает, что он умело играет на обе стороны. Он знает, как быть послушным, милым и безопасным с охранниками, а как — расчетливым бунтарем с заключенными.
Эл улыбнулась.
— Есть ли кто-то, кому он действительно вредит?
— Да, своим жертвам. Когда люди становятся объектом преступления, пусть даже "беловоротничкового", это всегда становится для них в какой-то степени надругательством.
— Как ты считаешь, что он это понимает?
— У него блестящий ум. Он знает людей. Он совершенно точно не может не понимать через что заставляет людей пройти, когда предает их и обирает.
Эл отпила вина.
— Может, именно поэтому он и хочет перейти на другую сторону?
— Я не думаю, что здесь нечто настолько благородное. Возможно, он хочет получить в свое распоряжение ручного агента ФБР и инсайдерскую информацию о наших расследованиях, — сказал Питер.
— Или он хочет дать тебе возможность показать ему другой взгляд на вещи, — сказала Эл. — Ты хороший человек, и он тобой восхищается. Может быть, у него никогда раньше не было подобного потенциала.
Питер потянулся вниз, отдавая Сатчмо кусок курятины, который не собирался доедать, и погладил пса по голове. Во что-то такое ему и хотелось верить. Это выставляло его самого в лучшем свете и превращало Нила в заблудшую душу, ждущую своего спасителя. Возможно, в таком предположении даже и была доля правды, но Питер не был образцом великодушия, а Нил — трагически невинной душой.
— Это могло бы стать красивой версией наших взаимоотношений, — тихо признал он. — Но Нил — эгоистичный преступник, который нарушает закон, потому что это забавно и потому что ему хочется. И я тоже не сплошной свет и мягкость. Я — агент ФБР, потому что это забавно, и потому что мне хочется. Я просто научился играть на той половине песочницы, откуда не отправляют в тюрьму.
Эл встала, подошла к сидящему Питеру и потянула его лицом к себе.
— Ты добрый человек. У тебя мягкое сердце. И все остальное не имеет значения, — она поцеловала его в лоб и погладила по щеке. — Если твоя невероятно добрая душа по-прежнему переживает из-за того, где Нил в итоге оказался — а я думаю, что она переживает, — это может стать для тебя чем-то вроде искупления. Даже если он сбежит, даже если он никогда не изменится, ты сделаешь то, что, по вере твоего сердца, необходимо сделать.
Питер потянулся и обнял ее, отчего Эл потеряла равновесие и рухнула ему на руки. В результате, они очутились на полу бесформенной кучей, держа друг друга в объятиях.
— Ты самый лучший человек из всех, кого я когда-либо встречала, — произнесла Эл. — Возможно, Нил чувствует то же самое, и потому его так к тебе тянет.
— Это превращает меня в легкую добычу, — сказал Питер. — При нем я ослабляю бдительность куда больше, чем при большинстве своих подследственных.
— Что самое худшее он может сделать, если окажется вне тюрьмы? — спросила Эл.
— Воспользуется мной, чтобы найти Кейт, украдет что-нибудь, и пользуясь работой в ФБР, это прикроет, а потом сбежит куда-нибудь, откуда нет экстрадиции.
— И никому не причинит боли?
— Только мне, — рассудительно ответил Питер.
Он встал, протянул Эл руку и поднял ее на ноги. Они перешли в гостиную, и Питер лег на диван, а Эл растянулась на нем сверху. Она поерзала, устраиваясь головой у него на груди таким образом, чтобы видеть его лицо и смотреть в глаза. Какое-то время они просто молча лежали, расслабленно закрыв глаза и поглаживая друг друга.
— Я осознаю, насколько этот парень затрагивает мою душу и... если я на это решусь, то фактически "усыновлю" преступника, — проговорил Питер.
Эл захихикала.
— Я думаю, ты "усыновил" его давным-давно. Ты всегда был немного одержим теми, за кем гонялся, но с Нилом это не закончилось, когда ты его поймал. Ты совершенно очевидно за него переживаешь, и судя по тому, что я слышу, он тебя обожает.
На губах Питера появилась слабая улыбка.
— Ты поощряешь меня это делать?
— Нет, — она улыбнулась. Терпеливой и обожающей улыбкой под стать своему эксцентричному мужу. — Это важное решение, и я не стану принимать его за тебя. Но ты одержим этим человеком. Нил Кэффри давно стал частью нашего дома, и возможно, тебе пора оформить это официально.

6 глава - Меньшая тюрьма

Меньшая тюрьма

Питер закрыл дверь и лег головой на стол. Столько народу не смеялось ему в лицо за всю его жизнь. С тем же успехом можно было официально объявить, что он будет приходить на работу голым.
Ну, во всяком случае, он выяснил, что нет законов, которые исключали бы эту сделку. Узнал, какие нужно подать документы, и теперь на его столе лежала стопка всевозможных правил, стандартов и прецедентов. Но одно было ясно: если он это сделает, а Кэффри сбежит, Питер получит клеймо идиота на всю оставшуюся карьеру.
Специальный агент ФБР, который сначала ловит одного из самых знаменитых беловоротничковых преступников наших дней, а потом, по вежливой просьбе оного, позволяет ему сбежать на свободу...
Питер взял со стола первый пакет документов и выяснил, что после сделки он сам будет именоваться хендлером или куратором, а Кэффри — Конфиденциальным Осведомителем. Другими словами, Питер будет выглядеть то ли как профессионал на собачьей выставке, то ли как глава международной шпионской организации. А Кэффри — как фискал, хотя он следователь, а не доносчик. Назвали бы его... консультантом или что-то в этом роде .
В принесенных папках были удивительные истории доверия, дружбы и даже любви. Хотя были и печальные, которые заканчивались тем, что "осведомительская" половина партнерства возвращалась в тюрьму и надолго. Там были и леденящие кровь истории о разрушенных карьерах и погибших людях. Об ужасных агентах, которые отвратительно обращались с КО, чьи жизни вверялись им в руки. Один из них отправил своего КО обратно в тюрьму в качестве наказания за человеческую ошибку во время расследования. Тот КО покончил с собой, а агент потерял работу.
В одном случае КО со своим агентом поженились. В другом — КО жестоко убили, а его куратор и ФБР проиграли неизбежные судебные иски. Еще в одном случае КО опустошил банковский счет куратора, украл все имевшиеся у него ценности и сбежал из страны. В другом — украл наркотики и наличку из хранилища для улик почти на миллион долларов. А был и такой, кто выскочил перед стрелявшим преступником и принял на себя три пули, защищая раненого куратора.
Здесь были и редкие, прекрасные истории, которые особенно выделялись у него в голове. Нежная и глубокая дружба, и узы, не уступавшие по силе семейным. Люди, которые исправлялись и вставали на верный путь, хотя до этого, казалось, ничто не могло их поколебать.
И эти последние возвращали Питера к мыслям о Ниле Кэффри. К неисправимому, импульсивному, очаровательному и дьявольски умному Нилу Кэффри. Они понравились друг другу с первой встречи, хотя в тот момент Питер арестовал Нила в первый раз. Спустя почти четыре года и один побег из тюрьмы, они по-прежнему друг другу симпатизировали. Питер делал карьеру, доверяя своей интуиции, а она говорила ему, что с этим мошенником они могли бы стать одной из этих невероятных историй о партнерстве.
К нему постучал Риз — вошел, закрыл за собой дверь и сел за стол напротив Питера. Он хотя бы уже не смеялся, что, вероятно, было хорошим знаком.
— Я могу доверить ему околачиваться среди моих агентов? — спросил Риз.
— Я и то жестче его, — сказал Питер. — Он уравновешенный и добродушный, и нет, он не станет плевать тебе в кофе.
Хьюз кивнул и на минуту задумался.
— Кажется, ты хочешь позволить ему заниматься "полевой работой". Зачем? Это опасно. Если с ним что-то случится, мы получим судебный иск.
Питер откинулся на спинку стула и глубоко вздохнул.
— Риз... если с ним "в поле" что-то случится, мне будет настолько паршиво, что иск станет наименьшей из всех проблем. Но ему нужен вызов, он живет ради адреналина — не меньше, чем любой из нас. Я не думаю, что мы смогли бы удержать его вне "поля", так что уж лучше позволить ему это официально, чтобы он имел за спиной прикрытие.
Хьюз поднял брови.
— То, что ты говоришь, совершенно не успокаивает.
— В Кэффри нет ничего успокаивающего, — сухо сказал Питер. — Но он может стать ценным активом. Сейчас один из самых талантливых умов в "беловоротничковых" преступлениях — лишь бремя для общества. Если он проработает с нами четыре года, то даст обществу намного больше, чем забрал у него за все прошедшее время. Возможно, нам даже удастся наставить его на путь истинный.
— Четыре года? — Хьюз уставился на него. — Я думал, что мы говорим об одном деле.
Питер пожал плечами.
— Для начала — да. Но если он сможет достать нам Голландца, разве тебе не захочется увидеть, на что еще он способен?
— И ты готов взять на себя такую ответственность? — спросил Хьюз. — Это больше, чем просто сотрудник. Это будет человек полностью под твоей опекой. Все, что его касается — от физического благополучия до совершенных поступков — станет твоей моральной и юридической ответственностью.
— Я знаю, Риз, — мягко сказал Питер. — И я в ужасе. Но я думаю, что, возможно, оно того стоит.
Хьюз несколько минут молча смотрел на него и потом встал.
— Если ты твердо решишь это сделать, я подпишу сделку.
Риз ушел, и Питер взял из стопки очередное дело, но остановился, так и не открыв папку. Это была расшифровка стенограммы допроса Кэффри. Вероятно, самый бесполезный допрос за всю жизнь Питера. Не знай он, что это исключено, он бы решил, что Кэффри прошел тренинг ЦРУ по перекрестным допросам.
Но еще это была чистая радость и удовольствие. Они часами играли друг с другом в словесные игры, ели одну пиццу на двоих и даже устроили небольшую потасовку из-за ключа от наручников, который Кэффри спрятал у себя за ухом. Они не смогли даже притвориться антагонистами, хотя оба пытались — и не один раз, но кончилось все взрывом истерического хохота. Ну и Кэффри, разумеется, пытался стащить все подряд — от упаковок соли и перца до часов Питера и выкрученного из стола болта.
Питер, улыбаясь, открыл папку. Эта расшифровка, вероятно, имела потенциал перекочевать в его личную "коробку Кэффри". Но в данный момент Питер хотел изучить странное утверждение Кэффри, что он никогда не лгал Питеру. К середине дня он закрыл папку.
Отвлекающие маневры. Молчание. Намеренно неверные толкования. Полуправда. Все существующие варианты уловок и уклонений от ответов. Но за почти восемь часов допроса, длившегося до ранних часов утра, Нил Кэффри ни разу ему не солгал.
Он лгал всем. Но не Питеру.
Питер отложил папку в сторону и начал заполнять формы. Он пока не собирался их отправлять, сначала он хотел еще раз поговорить с Эл. И с Нилом.
На заполнение документов ушел не один час, и процесс был пугающим. Питер уже видел, что даже если освобождение одобрят, впереди его ждет схватка с Минюстом. Кэффри условно-досрочное не "светило" — только ограниченное освобождение для внетюремной занятости.
Все выпущенные по УДО получали твердый свод правил, границы и право на справедливое разбирательство. Программа же внетюремной занятости больше напоминала "отпустим осужденного в библиотеку". Кто угодно — от самого Питера, сотрудников тюрьмы или Минюста до буквально любого агента ФБР — имел право в любой момент вернуть его обратно в тюрьму по какой угодно причине. Он был и оставался заключенным.
Питер имел право его обыскивать, тестировать на наркотики, сажать в камеру, заключать в наручники, обыскивать его жилище, ограничивать и мониторить его коммуникации, контролировать, с кем он контактирует, ставить камеры и подслушивающие устройства в его жилище, и почти целиком управлять его жизнью во всех ее проявлениях. Вне работы Нил по умолчанию должен был находиться под строгим домашним арестом. Он не имел права на алкоголь, на доступ к интернету, на владение смартфоном.
Каким образом Питеру выковывать доверительные отношения с Нилом и предлагать ему хоть какую-то стабильность, если любой имел право без причины швырнуть его обратно в тюрьму? Как ему вообще смотреть Нилу в глаза, обладая над ним такой ужасающе огромной и унизительной для Нила властью? Не говоря уже о том, чтобы убедить его, что жизнь стоит того, чтобы от нее не сбегать. Питер превратится в тюрьму с одним заключенным — в меньшую тюрьму, где все те же унижения и неуважение он будет причинять уже своими руками.
Чувствуя, что его немного подташнивает, Питер закончил оформлять документы и начал заново переписывать условия освобождения. Он подождет, пока сделку одобрят, и тогда предъявит им свою версию.

Питер уже почти привык к проверкам на входе в Синг-Синг. Как на выходе в обычный мир тоже. Охранники уже помнили его по имени и вместо того, чтобы забросить на территорию для посетителей, вывели его в проход, который оканчивался чисто прибранным, но крайне мрачным маленьким офисом с выщербленным бетонным полом и полным отсутствием окон. Офис принадлежал лейтенанту Гари Раднеру — начальнику отделения Нила. Раднер был худым высоким человеком предпенсионного возраста с небольшой, но постоянной хромотой. Питер уже ранее с ним встречался, когда Нил сбежал, и Раднер ему понравился. Он практически умолял Питера не стрелять в Нила, когда они его найдут.
Раднер встал с места — обшарпанный деревянный стул под ним накренился в сторону и протестующе скрипнул, и они с Питером обменялись рукопожатием. Лейтенант перехватил направление его взгляда.
— Думаете, неважно выглядит? У него на спинке кровяное пятно. Это единственное рабочее место в мире, где не позволено менять стул по такой ерунде, как "использовался в качестве оружия при нападении с отягчающими и был сброшен с лестницы".
Питер посмотрел на такой же потрепанный стол и металлический шкаф-картотеку — винтажный, 50-х годов, в котором красовалось отверстие, ужасно смахивающее на пулевое.
— Я никогда больше не буду жаловаться на нашу кофеварку в "Белом воротничке".
Питер сел и объяснил, для чего он пришел. Раднер, как и все прочие, рассмеялся ему в лицо, но Питер к этому уже привык. И так же, как у других, у Раднера тоже не заняло много времени перейти к раздумыванию над вопросом.
— Берегите свою карьеру, если на это решитесь, — лейтенант опустил взгляд. — Кэффри умудряется учудить такое количество дерьма, что просто трудно поверить. Но он расчетливо пользуется своей изумительной силой убедить тебя, что ты должен ему помочь выбраться сухим из воды. С большинством преступников, если ты даешь им какие-то послабления или помогаешь избежать наказания, ты точно знаешь, что следующим шагом они тебя прихватят за жабры и начнут шантажировать. Кэффри же никогда ничего против тебя не затаит, и единственное, что от него можно увидеть, это благодарность. Так что, если ты соблазняешься ему помочь с помощью своих возможностей, это быстро перерастает в коррупцию.
— Насколько трудно с ним иметь дело? — не без трепета спросил Питер.
— Он... не то, чтобы образцовый заключенный, — сказал Раднер. — У него самоконтроль пятилетки, и еще меньший, когда речь заходит о последствиях собственных действий. Он постоянно попадет в неприятности. Но побег был его единственным серьезным проступком. Кэффри легко управлять, и у него кроткий нрав. Он помогает другим заключенным, особенно новеньким, здесь адаптироваться, и никто из наших сотрудников его не опасается.
— В какие неприятности он попадал? — спросил Питер.
Раднер заколебался, словно ему не хотелось "закладывать" своего подопечного.
— Он послушный заключенный и никогда не сопротивляется. Но это не означает, что в целом он всегда следует приказам. И он... у него просто нет внутреннего детектора "это идиотизм".
— А если конкретней? — подтолкнул Питер.
Раднер сдался.
— Он устроил фейерверк на День независимости при помощи подручных средств, которые сумел натаскать. Это не было каким-то отвлекающим маневром или угрозой, или способом навредить людям или тюрьме в целом. Это было как... он пришел и такой: "Эй, а знаете, для чего можно использовать тюрьму максимального режима? Для демонстрации самодельных взрывов!"
Питер очень старался, но смех все равно выиграл у профессионализма.
— Он... запускал... фейерверки?
Лейтенант тоже засмеялся, явно испытывая облегчение от реакции Питера.
— Угу. И он сам лично все организовал. И в итоге тебе уже вроде как хочется обнять этого парня, а начальство решает бросить его в "одиночку".
Питер усмехнулся.
— Попробуйте его арестовать. Или, избави Боже, допрашивать.
Раднер искоса на него глянул, в глазах засветились искорки.
— Хотите услышать еще историю?
— Ага, — сказал Питер.
— Он ведет у нас уроки художественной живописи и знаменит тем, что умеет вовлечь убийц в споры о тонкостях цветовых решений Сарджента. Главное правило — никакого порно, но вы же понимаете, сколько обнаженных фигур на старых шедеврах. У Кэффри не было с этим проблем, он просто фокусировался на других работах, но другие заключенные... им захотелось выйти за рамки... так он провел расширенное занятие, где они рисовали классические предметы в тюремных татуировках и Мону Лизу в камере, и это на самом деле было очень забавно и поучительно. Он классный парень и умеет поднимать дух.
— Похоже на Кэффри, — заметил Питер.
— Заключенным не позволяется накалывать татуировки, но такое все равно случается, и это приводит ко всевозможным дрянным инфекциям. И вот однажды заходит Кэффри в класс и обнаруживает, что кое-кому из его болванов-учеников пришла в голову светлая мысль, что можно с помощью его красок сделать друг другу тату. А те краски пигментируются вредными веществами... кадмием там, кобальтом, и Кэффри, будучи умным парнем, об этом знал. В результате он устроил шестерым уличным бандитам выговор на тему попадания в кровь канцерогенов, а они такие: нас не колышет, когда в нашу кровь попадают ножи и пули, так думаешь, нам не срать, что туда попадут какие-то детские красочки? Кэффри понимал, что они просто украдут краски и все, и попросил дать ему неделю. И вуаля, Кэффри делает цветные "татуировочные" чернила профессионального уровня. И отгребает за это триллион проблем.
Питер очень старался не рассмеяться и в результате сдавленно прыснул.
— Не могу избавиться от картины, как он устраивает разнос половине уличной банды за желание воспользоваться не теми чернилами.
— О, поверьте, вы не первый, — сказал Раднер. — Он у нас заместитель мастера в механическом цехе. Пацан, который выглядит как модель с подиума, ответственен за такое количество тату у мускулистых парней, что хватит на всю федерацию реслинга. Но при этом, нет ничего, что он не смог бы исправить, построить или распутать, и он завоевал всеобщее уважение как лучший мастер тюряги. Однажды я зашел к ним, а он рисует что-то на белой доске четырьмя разноцветными маркерами и очень терпеливо объясняет дуболому-мафиози, который... не самая светлая голова... про метрическую и английскую системы мер, и как из-за ошибки преобразования разбился орбитальный аппарат Марса .
Питер заморгал.
— Отлично. Я хочу забрать парня, который прямо-таки насмехается над тем, что мне снится в кошмарах.
Раднер улыбнулся.
— Когда вы его нам вернули, я на него так орал! Кричал, что он заработал себе увеличение срока, рассказывал, каким он был идиотом и какой ад теперь выльется здесь на его голову. А он просто стоял и ждал, когда все закончится. Почти что скучал. Но... мне небезразличен этот парень, и когда он сбежал, я больше всего боялся, что он словит пулю. Поэтому, когда я на него наорал и все высказал, я потом его обнял и сказал, что испытываю облегчение оттого, что с ним все в порядке. И что я рядом, если ему будет нужна поддержка. И вот тогда он извинился. Не перед парнем, который фигурально выражаясь, надирал ему задницу, а перед тем, кто за него волнуется.
Питер опустил взгляд.
— Я думаю, ему нужна поддержка, — тихо произнес он.
— Я думаю, они чертовски его травмировали, — прямо сказал Раднер. — "Одиночка" для Кэффри? Для него это было пыткой, а не дисциплинарным взысканием.
В дверь постучали, и па пороге возник охранник, рядом с которым маячил Нил.
— На этой радостной ноте... — сухо сказал лейтенант Раднер. — Вот она, ваша жертва пыток, стоит и нам ухмыляется.

7 глава - Попробуй

Попробуй

Нил вошел в кабинет, и Раднер оставил их вдвоем. Нил выглядел сегодня получше, но хотя и не особо значительно. Он был гладко выбрит; стоял, вздернув подбородок и он улыбался. Но Питер был прав. Он пытался скрыть хромоту. И был адски тощий.
— Черт, Нил, тебя здесь вообще кормят?
— Каждую неделю, бесперебойно, — съязвил Нил.
Питер закатил глаза.
— Нил...
На лице Нила мелькнула быстро скрытая вспышка гнева.
— Я вроде как на время потерял аппетит, — его голос прозвучал холодно и саркастично, но гнев, казалось, был адресован не Питеру.
Питер понизил голос, чтобы никто ошивающийся за дверью не мог его слышать.
— Нил, с тобой плохо обращаются? Запугивают?
Нил отрицательно покачал головой. Но упорно не хотел смотреть Питеру в глаза.
Питер отвернул голову так, чтобы его рот нельзя было увидеть от двери, и на этот раз почти прошептал:
— Тебе кто-то пригрозил, чтобы ты ничего мне не рассказывал? Дай мне знак.
На губах Нила вспыхнула слабая улыбка.
— Питер, ты великолепен. И со мной все нормально. Было нелегко, но... я в безопасности, и у меня есть поддержка.
И это был честный ответ. У Нила была хорошая возможность сочинить жалостную историю, в которую Питер бы поверил — и тем самым обеспечить себе освобождение и заполучить агента ФБР, готового в любой момент броситься на его защиту.
— Эм... ты видел, какие в этих соглашениях условия для внетюремной занятости? — спросил Питер.
Нил перенес вес на левую ногу.
— Да.
— Они чертовски ужасны, — сказал Питер. — Это не похоже на условно-досрочное — ты по-прежнему будешь безоговорочно принадлежать тюремной системе. Сделка может быть завершена досрочно, и тебя бросят обратно, причем это имеет право сделать кто угодно: я, мои боссы, начальник тюрьмы, Минюст — все, и по совершенно любой причине. Безо всякого разбирательства, без слушаний — просто так. Ты останешься заключенным. Я говорил с одним агентом, который заключал подобную сделку, так он запирал своего беднягу в местном полицейском участке, когда они не работали над делами. У меня нет намерений делать что-то подобное, но это дает представление о том, как мало это напоминает свободу.
Нил "играл". Для той дурашливой уверенности, которую он демонстрировал, его подбородок был вздернут чересчур сильно. Веселая полуулыбка не достигала глаз, которые обычно были полны глубины и жизни, но сейчас в них отсутствовало и то, и другое. Уверенно расправленные плечи и намеренная, словно обыденно сутулая поза, друг с другом не сочетались.
— Ты в курсе, где я живу сейчас? Или ты думаешь, что та камера — это бродвейская декорация?
Ухмылка.
Нил не просто играл, он играл ужасно.
Он оставался не менее сломанным — не менее до основания потрясенным, чем вчера в камере. Но сейчас ему приходилось это скрывать — как перед своей тюремной аудиторией, так и, что намного более вероятно, перед Питером, чтобы доказать ему, что это всего лишь временный сбой в его совершенстве.
— Нил, я рассматриваю такую возможность, — тихо произнес Питер.
Игра исчезла. Пара голубых глаз — напряженных, встревоженных и абсолютно измученных, встретились со взглядом Питера. Тот ожидал, что в них будет радость, восторженность, жизнь. Нил ведь уже сейчас едва мог выносить заключение.
— Убирайся, — произнес Нил.
— Что?
— Убирайся. Я не желаю, чтобы со мной играли — чтобы ты до меня снисходил или обращался так, словно превратишь меня в свою особую спасательную миссию, если только я пройду десять прослушиваний и по команде похлопаю.
Питер моргнул. За этими словами не было ни искренности, ни настоящего гнева или холодности. Нил едва стоял — его правая нога грозила вот-вот под ним подломиться. Фасад уверенности забирал у него все остатки сил, которые он смог наскрести, и любая настоящая эмоция, внутреннее противоречие или даже надежда могли его сокрушить.
Шагая к выходу, Питер на секунду коснулся плеча Нила.
— Не раскисай. Справишься.

Ожидая, пока перед ним откроют ворота, Питер приглушил двигатель и посмотрел в зеркало заднего вида на тюремные здания. Он чересчур долго сопротивлялся детскому, непрофессиональному, абсолютно нелогичному всплеску гнева.
Вам не жить, если вы сломали моего Нила Кэффри!
Он ехал домой в сгущавшихся сумерках. А открыв дверь, словно шагнул обратно в тот вечер, когда обнимал Нила в камере, а снаружи вечер превращался в ночь. Сам не понимая почему, Питер поднялся на второй этаж, зашел в уборную, опустился на унитаз, и его скрутило рвотным позывом. Его не тошнило, только выворачивало всухую. Потом он заметил, что у него дрожат руки.
И тогда его действительно вырвало. Перед глазами стояла бесконечная череда решетчатых камер и бетонных проемов, а в ушах звучали голоса двоих надзирателей, которые свободно признавались в своей симпатии к Нилу и знали, что он проходит через что-то невыносимое.
Он вспомнил, как сидел с Нилом в его камере, в его мирке — как тот тепло его принимал как гостя и говорил, как с другом. Безумный уровень шума, постоянный крик, потому что только так там можно было что-то расслышать поверх чужих голосов. Потускневшие глаза Нила, в которых читалась боль, и хромота, которую он скрывал.
Нил Кэффри, его Нил Кэффри — человек, которого он преследовал, которому обеспечил приговор, который присылал ему шампанское и изысканное печенье, одновременно занимаясь кражами и подделками самых дорогих мировых шедевров, — находился в ужасном человеческом "отстойнике" для убийц и бандитов. Не то, чтобы это была новость.
Это была неуютная правда, с которой Питер прожил четыре года, потому что что-либо изменить было не в его власти. Но теперь... она вызывала у него рвотные позывы, потому что сейчас власть изменить это была у него в руках. И все те недели, которые Кэффри провел в этом месте за четыре года, теперь казались Питеру его лично вынесенным приговором — тем, что он своими руками сделал с этим человеком.
К нему вошла Эл, и увидела все: тошноту, внутренний конфликт, горе. Она знала, куда он ездил и для чего; она опустилась перед ним на колени и обняла. Стащила его с унитаза на пол и сжала в объятиях.
— Было так плохо? — спросил она.
Питер кивнул, оседая в ее руках.
— Это место... он не должен там находиться, оно... — он все еще ощущал дрожь в пальцах и сжал их в кулаки, — отвратительно. И отвратительно отправлять туда человека, который никогда не прибегает к насилию. Я чувствую, что должен вытащить его оттуда. Я даже представить не могу, насколько ужасно было для него заключение в "одиночке", если после нее он стал таким сломленным и вчера вечером буквально просил меня не уходить. А сегодня... он едва мог стоять и говорить, и одним махом вдруг стал просто человеком.
Он не рассказывал Эл, что сказал ему Нил. Те жесткие слова принадлежали к одним из самых надломленных речей, какие ему только приходилось слышать, и они останутся между ними.
— Но?
— Но... но даже охранники, которые любят его и им восхищаются, считают, что на его перевоспитание шансов немного.
Эл погладила его по руке и поцеловала в щеку.
— А ты что думаешь?
— Я не знаю. Я не эксперт по перевоспитанию преступников — я эксперт в их поимке.
— Не считай себя лично ответственным за перевоспитание этого парня. Просто попробуй. Поработай с ним.
Питер покачал головой.
— Здесь есть три возможных варианта событий. Первый: он выходит, помогает мне поймать или не поймать Голландца, и возвращается обратно. В этом случае, все, что я сделаю — это дам почувствовать ему вкус свободы, который потом станет для него в тюрьме пыткой. Второй: мы продолжаем сотрудничать, он снова нарушает закон и возвращается в тюрьму еще на более долгий срок, а я считаю, что мой долг — это предотвратить. Третий: он действительно начинает вести честную жизнь. И это наименее вероятный и единственно допустимый исход.
— Попробуй.
— У меня даже нет детей. Не говоря уже о юных правонарушителях. Не говоря уже о взрослом человеке — нераскаявшемся преступнике. Не говоря уже о блестящем мошеннике-манипуляторе, который провел четыре года в беспрерывном маневрировании ради того, чтобы выжить. Я совершенно уверен, что это история почти всего его прошлого, а не только жизни в тюрьме. Даже тот факт, что я ничего не смог узнать о его детстве, и то нехороший знак. Кто знает, что он мог пережить: жестокое обращение, растление, бездомность. Это обычное прошлое для таких, как он. И у меня нет ни малейшего представления, как с этим обращаться. Я знаю лишь, что такое стабильная семья и любящие родителя.
Эл крепко его обняла.
— Попробуй. Просто будь собой. У тебя изумительная интуиция, ты знаешь Нила, а он тебя обожает. Просто дай себе денек подумать и вспомни, что ты всяко лучший тюремщик, чем пенитенциарное учреждение Синг-Синг. С тобой ему лучше. Он тоже это поймет.
Питер сделал глубокий вздох и медленно выдохнул.
— Хорошо. Я сделаю это.

8 глава - Садисты с белками

Садисты с белками

ПИТЕР
Питер был зол. Нет, он был в ярости. Он с боем продирался через Минюст, управленческое звено Синг-Синг, офис маршалов и федеральное Управление тюрем. Риз даже привлек ему на помощь адвоката бюро.
Все до единого представители агентства сначала смеялись, потом в конце концов принимали заявление, устраивали истерику по поводу внесенных Питером корректив, и после повторного внесения и слушаний, неохотно давали добро. Бюрократия, не злой умысел.
И сейчас была комиссия, состоящая из двух представителей исправительной системы — людей, у которых вообще не должно было быть власти над федеральным заключенным и которые в данный момент являлись источником гнева Питера.
Первой была серьезная светловолосая женщина сорока с лишним лет, которая явно заискивала перед текущим оппонентом Питера, и вероятно, собиралась следовать его решению. Вторым был мужчина, которому Питер сейчас страстно желал дать по зубам. Его звали Клайд Макманус — грузный, лысый сторонник жесткой руки с плохо скрываемой садистской жилкой, которого еще лет десять назад надо было отправить на пенсию.
— Слушайте... тут надо иначе: возьмитесь за него покрепче, превратите его жизнь в ад и заставьте начать с самого низа. Так делают в тюрьме, и это работает, — заявил Макманус. Он откинулся на спинку стула, улыбнулся и вынул коробочку жевательного табака. — Если он будет знать, что вы в любой момент можете выкинуть все его вещи в окно и поджечь, а потом заставить его раздеться и показать задницу, он скорее проявит склонность вам подчиняться.
Питер стиснул кулаки и сделал глубокий вздох, а Макманус тем временем сунул табак за щеку и стал похож на демонического вида белку. Притворись, что он подозреваемый. Притворись, что он подозреваемый, а ты его допрашиваешь и должен контролировать свои эмоции.
— Да, так здорово работало, что он сбежал, — произнес Питер настолько спокойным тоном, что сам впечатлился. — Слушайте, этот парень более чем умен. Он поймет, что это игра, сыграет в нее и найдет способ выиграть. У него не будет причин рассматривать меня иначе, чем парня, который его притесняет. Мы начнем друг друга использовать, и он в этой игре возьмет верх. Я хочу показать ему стандарты жизни, которым следует соответствовать. Я буду относиться к нему этично и уважительно, и он за мной подтянется, не захочет от меня отставать.
Глаза Макмануса сузились. Ему не понравилась рациональная реакция Питера.
— А чего вы будете делать, когда его потребуется наказать?
— Я сделаю то, что сделал бы любой достойный надзиратель, — ответил Питер. — Скажу, что он поступил неправильно и покажу, как в следующий раз с этим справиться.
Макманус с полузакрытыми глазами с минуту жевал табак.
— Я говорю о чем-то серьезном.
Питер сердито на него глянул.
— Выведу его из офиса и изобью, разумеется. Может, найду в старых запасах колодки и прикую перед зданием ФБР. На недельку посажу на цепь в подвале на хлеб и воду? Он человек. Умный, дружелюбный, сговорчивый человек, который сам попросился на эту работу.
Черт. Этот ублюдок все-таки его достал. И ухмыляется. Ну, Питер хотя бы сумел остановиться, не дойдя до "ты, мудак". Он вспомнил инструкции адвоката. Помните, слушание идет под запись. Расшифровка будет очень важна, если вы сейчас не выиграете, и нам понадобится подавать судье апелляцию. Агрументируейте строго по делу.
Питер прочистил горло и постарался игнорировать радостный блеск в глазах Макмануса.
— Если у него не получиться стать ценным сотрудником ФБР или если он совершит преступление, то вернется обратно в тюрьму. При всем моем уважении, это единственный способ контроля, который требуется мне или любому другому разумному человеку.
Макманус закатил глаза.
— Ты маленький наивный говнюк, да? Мои рекомендации остаются в силе. Вне работы он должен находиться в тюрьме, если выпускаете его из виду во время дела — в наручники, и пусть не замахивается на телефон или компьютер. Это беглец из тюрьмы максимального режима, и если вам не вынести мер, которые будут держать его под контролем, то вы вообще с ним не справитесь.
Питер с такой силой впился в подлокотники, что ощутил, как ногти врезаются в дерево. Макманус произносил слово "справитесь" с явным сексуальным удовольствием. И это было хуже, чем сдерживать собственный нрав в присутствии отвратительного подозреваемого, поскольку сейчас владел ситуацией здесь не он.
— Он. Сбежит. — Питер поймал себя на том, что почти кричит. — А вы бы не сбежали? Представьте, что это кто-то из ваших коллег... — Он осознал, что Макманус от одной воображаемой картины, скорее всего, кончит в штаны, и сменил направление. — Представьте, что ваш босс каждый вечер отвозит вас в камеру и ведет себя, как супруг-тиран, не позволяя пользоваться телефоном или даже выпить. Вы бы не просто от него сбежали, вам захотелось бы убить этого говнюка.
— Он — заключенный, а не наемный служащий, — сказал Макманус. Он с тошнотворным шлепком сплюнул свою "жвачку" в чистый стакан. — Ваш аргумент несостоятелен.
Питер с силой закусил внутреннюю часть щеки, ожидая, пока спадет желание врезать Макманусу по лицу. После чего совершенно перестал обращать на него внимание, словно того вовсе не существовало, и обратился к женщине. Спокойно, кротко, разумно.
— Когда я впервые арестовал Кэффри, он буквально сбивался с ног от желания показать, что хочет сотрудничать. И не из страха. Мы ни единого строгого слова ему не сказали. Он изо всех сил старался произвести на нас хорошее впечатление. Когда после допроса я вытащил наручники, чтобы отвезти его в следственный изолятор, он встал и за секунды перепробовал четыре способа половчее протянуть мне руки. И когда я сказал, что надо делать, он испытал облегчение.
— К чему вы ведете? — поинтересовалась дама холодным тоном. Питер напрягся, стараясь вспомнить, как ее зовут. Она вела себя так, словно ее здесь не было. Ланкастер. Вот как ее звали.
— Миссис Ланкастер, когда я надевал на него наручники, он всем телом вздрогнул. Он очень старался идти на встречу везде, где только мог, он был... в страшном ужасе. Вы не видели этого парня. Его мозг, его навыки и то, как работает его разум, вот что подвергает его риску побега. Он мягкий и послушный. Будь это позволено, я бы оба ареста обошелся с ним без наручников. Вы думаете, что его удерживает от побега физический контроль, и полностью игнорируете, что речь идет о тюрьме максимального режима. Если вспомните, он вышел через главный вход. То, что вы предлагаете, просто даст ему повод, желание и возможность сбежать.
— Вы хотите быть с ним милым и думаете, что он тогда не сбежит? — ее голос звучал скептично, но она слушала.
— Нет, — прямо сказал Питер. — Я хочу, чтобы у него был выбор. Смойся он, будучи на браслете — и я никогда его не прощу. Я безо всякой жалости его выслежу, и он вернется в тюрьму на пару десятков лет, в блок самой максимальной строгости, какой они только смогут найти. Или он может околачиваться рядом, вести достойную жизнь с друзьями, хорошей работой и расследованиями, которые будут для него не меньшим вызовом, чем его собственные преступные эскапады.
Макманус осознал, что контроль от него ускользает, и вмешался.
— У вас нет средств, чтобы контролировать заключенного из максимального режима.
Питер холодно посмотрел на него.
— Я могу довести Нила Кэффри до слез всего парой слов. Я могу его читать, как открытую книгу. Я знаю его. Я могу причинить ему боль и могу его контролировать.
Он хотел доказать, что умеет быть мудаком. Но едва слова сорвались с его губ, как он осознал, что это правда. Он внутренне содрогнулся. Будь осторожнее с такой властью, Бёрк.

НИЛ
— Привет, Нил, — произнес Питер.
Нил не мог ответить. Прошло две недели с тех пор, как он отчаянно цеплялся за человека, чьего уважения так жаждал, и умолял его не уходить. Прошло четыре года с той панической атаки, когда он бросился к этому парню в ужасе перед полученным приговором. Прошло слишком мало с тех пор, как он провел три самые мучительные недели в жизни, живя в воображаемой реальности, где Питер не посмеялся над его предложением, а согласился на сделку.
Прошло две недели с тех пор, как Питер информировал его, что рассматривает возможность сделки.
И с тех пор, как он осознал, что Питер пришел к нему потому, что видел его сломанным, перепуганным, льющим слезы созданием, которое нужно спасти, испытал всепоглощающую волну абсолютного унижения и фактически плюнул Питеру в лицо за предложение помощи. Две недели с тех пор, как он собственноручно утопил свой единственный шанс получить то, что хотел больше всего в жизни.
Он был совершенно оглушенный, усталый до потери пульса, ему было больно, он едва справлялся с жизнью после "одиночки"... и он атаковал вместо того, чтобы упасть и сломаться.
Он не думал, что когда-нибудь снова увидит Питера.
И не представлял, как ему смотреть Питеру в лицо.
Он мог извиниться. И неизменно умный, понимающий агент проявил бы полное понимание и сочувствие к тому, что вызывало у него эту вспышку. Но Нил хотел дружбы Питера, хотел его уважения и доверия. А не этого пронизанного виной сочувствия.
Если и было что-то, способное спасти его душу в тот вечер после приговора, то это Питер Бёрк, обнимающий его в камере, пока на улице спускались сумерки. Ни вопросов, ни разговоров, только "якорь", связывающий Нила с землей, когда ему отчаянно нужен был кто-то, с кем он смог бы посмотреть в лицо миру. Когда он оказался на пике собственной слабости, Питер был рядом, предоставляя ему свою силу.
Но Питер видел его на пике слабости. Снова, снова и снова. И Нил не знал, справится ли он с тем, что его таким видел человек, которого он уважал.
— Это был не я, — сказал Нил. Это было единственное, что казалось, отвечало сразу на все.
— Это был не совсем ты, — твердо и уверенно поправил Питер. — А меня ты видел только в тех сторонах жизни, где я лучший из лучших. Если мы когда-нибудь все же будем работать вместе, ты увидишь болвана, который временами едва способен заказать себе сэндвич и по десять минут извиняется на коленях перед своей собакой за то, что вынужден надевать на нее вязаный свитерок.
Нил ощутил, как где-то внутри начинает зарождаться ухмылка, и прыснул, представив, как этот парень, обладающий такой властью в жизни, извиняется перед собакой в вязаном свитере. Интересно, чем занимается в свое свободное время, скажем, сержант Ларсон. Воображение могло подкинуть весьма интересные картины.
— Пару месяцев назад я сбил белку. Я посмотрел в зеркало заднего вида, и увидел, что она еще двигается.
Питер закусил нижнюю губу, его щеки приобрели решительно розоватый оттенок. Чтобы не заерзать от смущения, он побарабанил по столу пальцами.
— Я... люблю белок, — признался Питер. — У меня около дома живет белка, которая приходит, когда я ее зову, и ест у меня из ладони. Я вышел из машины и... заплакал при мысли, что мне придется пристрелить это крошечное создание, и что оно умирает сейчас ужасной смертью из-за меня. Я подбежал и обнаружил, что за машиной лежит плюшевая заводная белка. Я поднял ее с земли, и ровно в этот момент появился Хьюз, мой босс, который подошел ко мне и увидел, что я стою со слезами на глазах, а в руках держу покореженную игрушечную белку.
Нила затопило волной безудержного веселья, и он обнаружил, что улыбается так, что болят щеки. Значит, оттуда все же можно вернуться.
— О, я еще не закончил, — сказал Питер, ухмыляясь в ответ, и на его лице заиграла веселая шаловливость. — Часом позже я вел допрос жертвы мошенничества. Юной, уязвимой девушки... Клянусь Богом, я этого не хотел, но у меня вышло, что потеря дома и то, что ее бросил из-за этого бойфренд — это очень даже хорошо, и вообще ей повезло, что она не сядет в тюрьму. Девушка таращилась на меня и рыдала, а потом вошел Джонс с таким видом, словно ему хотелось со всей силы мне врезать. Я вышел из допросной и увидел Хьюза. Ты не жил, если не видел выражение лица человека, который только что выяснил, что его агент — полный и абсолютный садист, которому так же случается плакать над телами мертвых механических белок.
Нил хохотал так, что на глазах выступили слезы. В конце концов он сел, со всей силы кусая нижнюю губу в безуспешной попытке успокоиться.
— О... это... Эти четыре года стоили того, чтобы услышать эту историю.
— Хочешь набросить браслет на ногу и отправиться со мной убивать механических лесных созданий? — спросил Питер.
Нил резко втянул в себя воздух. Он навсегда попрощался с такой возможностью, когда сорвался на Питера.
— Да. Ты шутишь? Да!
Лицо Питера потеряло выражение веселья.
— Тогда нам надо кое-что очень серьезно обсудить. Здесь и сейчас.
— И в награду я получу браслет на ногу и дохлую белку? Ненавижу серьезность, но это заманчиво.

9 глава - Тебе очень идет оранжевое

Тебе очень идет оранжевое

Нил все еще казался подавленным, но его лицо ожило, а чистое облегчение от того, что Питер его понимает, ощущалось настолько явно, что разбивало сердце.
— Ты получишь мертвую белку только, если поможешь мне поймать плохого парня. В качестве почетного знака отличия, — сказал Питер.
Он посмотрел через стол на человека, которого видел всего несколько раз в жизни, и на него впервые снизошло осознание — действительно снизошло, что он сидит лицом к лицу со своим будущим партнером и другом. И это было таким естественным исходом игры, в которую они увлеченно и с любовью играли не один год, что очень легко было не заметить на каком невероятно хрупком фундаменте стоит их дружба. Но он был. И настолько естественный, что казалось очень и очень странным выходить сегодня отсюда без Нила.
— Возможно, это будет только на одно дело, — предупредил Питер. — Может оказаться, что это будет пара недель свободы, за которыми последует "наслаждайся еще четырьмя годами в тюрьме". И... основание для этого может оказаться абсолютно несправедливым.
Нил решительно поднял голову. Это был заматеревший Кэффри — с длинными, откинутыми назад волосами в стиле крутого парня, которые естественным образом сочетались с его оранжевым комбинезоном и придавали почти угрожающий вид.
— Я уже в тюрьме. Сложно переживать, что я могу вернуться к статусу-кво или что по-прежнему останусь заключенным.
— Хорошо, — Питер некоторое время на него смотрел. — Я просто не хочу, чтобы тебе было больно, если такое случится. И ты досидишь здесь свой первоначальный срок. Я не стану забирать тебя раньше времени.
— Хорошо, — сказал Нил.
— И не надо считать это свободой. Считай это тюрьмой, только посимпатичней. Я буду главным — абсолютно и без вопросов. Если ты пойдешь ужинать после работы со своими приятелями, то это потому, что я тебе позволил, а не потому что у тебя есть такое право.
— Хорошо, папуля, — саркастически протянул Нил. Судя по виду, ему очень хотелось налететь на Питера с кулаками. — Но шлепанье — вне вопроса, тут я провожу черту.
Вспышки гнева были не в характере Питера, но слова Кэффри его воспламенили. Питер встал, и сжав кулаки, отошел в сторону. Он переждал, пока сможет говорить без крика, и стремительно развернулся к Нилу.
— Ты ведешь себя точно, как эгоцентричный подросток. Не играй со мной в детские манипуляции. Ты взрослый блестящий интеллектуал и будешь вести себя соответственно. Тебе предстоит офисная работа в ФБР на условиях общественного доверия.
Нагоняй, казалось, искренне задел Нила, но не сами слова, а гнев Питера. Нил поднялся на ноги напротив него, выпрямил плечи и сжал челюсти.
— Ты понятия не имеешь, насколько серьезно я отношусь к этому шансу. Но если ты не хочешь, чтобы я вел себя, как ребенок, не говори со мной так, словно отпускаешь на свидание дочь-подростка.
Питер пригвоздил его взглядом и намеренно ожесточил тон.
— Ты мне нравишься. Но это не помешало мне четыре года назад посадить тебя в тюрьму. И не помешает сделать это снова. Как не помешает запереть тебя в изоляторе при ФБР или даже пристрелить, если на то пошло. Надуешь меня — и я суну тебя в самую глубокую дыру и там закопаю.
Нил, казалось, весь сжался.
— Да, сэр.
— О, Господи. Никогда так больше меня не называй, — сказал Питер.
— Да?
Питер расстроенно фыркнул. Нил неловко улыбался, его лицо напряглось от стресса. Этого парня невозможно было контролировать и ничего не стоило ранить. А еще он играл на Питере, как на игрушечном барабане. Хорошо, что Питер любил вызовы.
— Не говори со мной, как с тюремным охранником, — сказал Питер.
— Это ты сейчас со мной говорил, словно ты из них, — парировал Нил.
Питер выгнул брови.
— О, теперь я должен уже не только вытащить тебя отсюда, но еще и следить за тем, как с тобой разговариваю?
— Ты правда хочешь знать? Большинство из тех, кто здесь работает, намного вежливее тебя, — сказал Нил. Но на его лице застенчиво проступила небольшая улыбка. — Говори со мной, как тебе нравится.
— Ну спасибо за разрешение, — саркастически сказал Питер.
Дверь отворилась, и в комнату просунул голову охранник в форме.
— А ну-ка остыньте, парни. Сядьте.
Питер закатил глаза.
— Мы не собираемся драться.
— Сядьте.
Они с Нилом подчинились, и дверь снова закрылась.
— Ну, он очень меня отражает, — сухо сказал Питер.
У Нила, похоже, не осталось энергии ему парировать. Он внезапно показался Питеру очень худым, маленьким и совершенно потерянным.
— Нил, ты в норме? — спросил Питер. — Ты как будто не в себе и словно не рад.
Голубые глаза Нила буквально пронзили глаза Питера.
— Послушай... это так много для меня значит, что я... боюсь надеяться. Понимаешь?
Он отвернулся, очевидно, борясь с эмоциями. Потом все же снова набрался храбрости и встретился взглядом с Питером.
— Пожалуйста, не говори больше, что можешь меня пристрелить. Тебе не придется... а сама мысль разбивает мне сердце.
Питер сглотнул при виде чистой боли на лице Нила. И от его слов.
— Я больше никогда... Прости, Нил. Я не собираюсь стрелять в тебя.
Но боль никуда не ушла. Голубые глаза Нила словно стали на несколько тонов темнее и излучали агонию, соперничающую по силе с пугающе яростным, мрачным выражением его взгляда. Этот Нил Кэффри мог противостоять членам уличной банды и защищал Нила Кэффри, который был близок к слезам.
— Ты сделал бы это, если бы тебе пришлось. Это твоя работа. Просто... пожалуйста, не напоминай мне об этом.
Разум Питера ошеломленно замер. Нил делал внушения по поводу наколок самым устрашающих людям штата и читал им лекции о пересчете в метрическую систему. И его реакция на перспективу еще четырех лет тюрьмы была "Мне плевать".
"Я тебя пристрелю" было ласковой беззубой угрозой, которую он бросал даже Сатчмо. Совершенно безопасной угрозой, потому что сразу было понятно, что он никогда, никогда этого не сделает.
— Ты серьезно думаешь, что я могу взять и в два счета тебя пристрелить — так же, как отправил в тюрьму? Что-то вроде следующего логического шага? — спросил сбитый с толку Питер. — Я на тебя даже голос ни разу не повышал за оба твоих ареста.
— Я просил тебя об этом не говорить, — напомнил Нил с каким-то наивно-сердитым взглядом. — На случай, если ты не знаешь, это ровно противоположно тактике "давай всенепременно обсудим эту болезненную тему".
— Я не фанат избегания, — сказал Питер. Под ногами у него не было твердой почвы, но подковыривать эту тему, пока не перестанет быть больно, казалось более предпочтительным, чем оставлять Нила с разрывающей сердце картиной, как его убивает собственный куратор.
— Ты искренне хоть в каком-то смысле боишься, что я тебя убью? — спросил Питер.
Нил закрыл глаза.
— Если тебе придется, — у него сорвался голос. — С тобой я чувствую себя в безопасности. Я... меня очень тронуло, что ты не воспользовался оружием, когда поймал меня в квартире. Мне не справиться с мыслью, что... как было бы больно, если бы ты в меня выстрелил.
Питер глубоко втянул себя в воздух. Его самого очень тронуло то безотчетное доверие, которым отреагировал на него тогда Нил. Задумайся он как следует, какого было бы на самом деле стрелять в Нила...
А.
Бёрк, ты тормозишь.
Нил боялся не его выстрела. Он боялся своего собственного поведения — что может так ужасающе напортачить, что ему останется только беспомощно смотреть, как человек, которому он доверяет, пускает ему пулю в грудь.
Питер сделал глубокий вдох.
— Я думаю, на некотором уровне мы уже много лет друг другу доверяем. И здесь однозначно у нас будут трудности. Но мысль, что с тобой может что-то случиться, преследует меня... примерно с того времени, как я получил от тебя открытку "Прости, не был съеден акулой". Все будет хорошо.
Нил улыбнулся при воспоминании.
— Ты с этой сделкой правда чувствуешь себя в безопасности? — мягко спросил Питер.
Нил кивнул.
— К твоему сведению, — сказал Питер, — я еще ни одного человека в жизни не застрелил. И совершенно не планирую начинать с тебя.
Нил ухмыльнулся.
— Я моху саставит тьебя передумат, — с комедийным гитлеровским акцентом заявил он. — Из достоверных источников мне известно, что я очень привлекательная для пуль личность.
Питер кашлянул, притворяясь смущенным.
— А, ну дело в том, что политика ФБР насчет КО такова: ты его сломал, ты его и покупаешь.
— На зарплату агента ФБР? Не думаю, что я тебе по карману.
— А знаешь, что я думаю? Тебе очень идет оранжевое, — сказал Питер.
— Только из-за того, что оно превращает меня в отличную цель для новичков, — парировал Нил.
Питер ухмыльнулся, и Нил тоже — с абсолютной радостью и безудержной шаловливостью.
Ага. Тыкай в него острыми палками, пока он не поймет, что это не копья с экзотическим лягушачьим ядом и не почувствует себя в безопасности. Может сработать.
Питер заставил себя вернуться к темам, которых сам избегал.
— Нил, послушай. Рассказывать мне, что эти новые браслеты невозможно взломать — это замечательно. Но две секунды с ножницами в руке, и ты был таков. В офисе маршалов меня высмеяли за одну только мысль выпустить на браслет человека с твоей историей побегов.
Нил поморщился при последних словах.
— Если ты свалишь от меня, это дело на три страйка . За побег ты получишь не один десяток лет и адски много из них проведешь в изоляторе, где будешь сидеть безвылазно по 23 часа в сутки. Я ставлю на кон свою репутацию и карьеру, так что если ты сбежишь, я никогда тебя не прощу. Если ты предашь мое доверие, это причинит мне сильную боль. И я выслежу тебя без малейшей жалости. Это станет главным делом моей жизни, и я тебя достану. Захочешь уничтожить все шансы на достойную жизнь — срежь браслет. Второй попытки от меня ты не получишь.
Нил долгое время смотрел на Питера, и в его взгляде соперничали друг с другом тоска, печаль, тревога и страх. Но потом его глаза закрылись, словно смиряясь с поражением, и он произнес:
— Оставь меня. Слишком много всего на ставке и слишком много переменных, которые я не могу контролировать.
Настала очередь Питера молча изучать Нила. Эти слова определенно дались Нилу нелегко, он молчал и выглядел совершенно раздавленным. Не негодующе-расстроенным — просто невероятно печальным.
Наконец он снова заговорил.
— Спасибо... за то, что предложил мне шанс. Это очень много для меня значит, и если я могу что-нибудь для тебя сделать, ты только скажи.
Нил встал — жесткий, сильный, изнемогающий от душевной боли.
— Прощай, Питер. Спасибо тебе.

10 глава - Неуверенный танец

Неуверенный танец

— Нил, сядь, — произнес Питер.
Нил повиновался, сел с опущенной головой. Питер старался сохранять мягкий тон — Нил, похоже, в этом нуждался. Питер всерьез его напугал и устрашил своей речью, и это входило в его намерения. Но не входило вот так ранить.
— Почему не сбегать — это настолько для тебя невыполнимо? — спросил Питер. — Это же просто. Это основной принцип освобождения на работу, о которой ты сам просил.
Нил так и не поднял головы и ничего не ответил.
— Я не пытаюсь подстроить тебе ловушку, — сказал Питер. — Поговори со мной. Как друг.
— Тебе кажется, что все просто, — Нилу все же удалось взглянуть Питеру в глаза и увидеть в нем друга. Он выглядел таким раненным, что становилось больно. Питер подумал, не способ ли это сманипулировать и вызвать в нем сочувствие, и потом решил, что нет. — Если бы я хотел сбежать, я бы просто это сделал. Я хочу работать с тобой. Очень хочу.
— И?
Нил опустил взгляд на свои скованные запястья и легонько натянул цепь. Он уже несколько минут чуть подергивал и крутил руки в наручниках.
— Я могу из них выбраться.
— Как и из браслета?
Нил кивнул и поднял правую руку, решительно гордясь собой. С правого запястья свисал открытый наручник, а левое было свободно. Он бросил опасливый взгляд на охранника, который стоял снаружи спиной к ним, и чуть торопливо защелкнул второй наручник обратно. И в этом был весь Нил Кэффри. Рискнуть гневом тюремного охранника, чтобы покрасоваться и проиллюстрировать свои слова.
Было ли это тоже намеренно? Питер посмотрел на серьезное лицо Кэффри, на светящийся в гипнотических голубых глазах острый ум и понял, что да. Я такой, какой есть, и знаю это.
— Я провел здесь четыре года, хотя мог сбежать, — сказал Нил. — Но слишком много всего может заставить меня нарушить радиус или срезать браслет. Иногда они теряют сигнал. Меня могут схватить, могут шантажировать, могут похитить. Может получиться так, что меня собьет машина, и медики эвакуируют меня вертолетом. Если кто-то придет и скажет "иди со мной, или мы убьем Кейт", я пойду.
Питер содрогнулся.
— Ты думаешь, я из тех, кто стал бы наказывать тебя за то, что тебя похитили? Кто отправил бы тебя в тюрьму на всю оставшуюся жизнь, если бы тебя сбила машина, и врачи увезли бы тебя в больницу?
— Нет. Но я знаю уголовное правосудие. Оно слишком неповоротливое, слишком сложное. Не имеет значения, почему ты сделал что-то или тебя... — у Нила перехватило горло, и он отвел взгляд. — Питер... я понимал все это, когда просил о сделке. Это... я знаю, чем ты рискуешь. Я... рискую своей жизнью.
— Я обещаю, что буду милосерден, — сказал Питер. — Я говорил серьезно о последствиях побега. Но если ты останешься, если искренне постараешься работать со мной и будешь выкладываться на все сто, я буду на твоей стороне. Если ты срежешь браслет потому, что будешь вынужден это сделать, и не сбежишь, а вернешься ко мне лицом к лицу, мир не обрушится на твою голову.
Кэффри сделал глубокий вдох и весь подобрался.
— Хорошо, — он все же заставил себя посмотреть в глаза Питеру. — Я не сбегу от тебя.
Нил по-прежнему смотрел на него с изрядной долей беспокойства, и Питер понимал, что по этому крутому склону из власти, гордости, дружбы и страха им придется спускаться зигзагами еще очень долго.
— Ладно, — сказал Питер. — Кэффри, если мы это сделаем, мне нужно иметь возможность тебе доверять. Везде: в своем кабинете, в машине, в своей жизни. Я знаю, что в тебе нет склонности к насилию, и по этому поводу я не беспокоюсь. Но могу ли я верить, что ты будешь бережно относиться к тому, что для меня важно, и не подвергнешь эти вещи, людей опасности?
— Да, — уверенно произнес Нил.
— Мой дом и семья для тебя вне вопроса. Ты связан с половиной нью-йоркских преступников. Ты не должен околачиваться поблизости от моей жены, моей собаки или моего дома. Ты — часть моей рабочей жизни, не домашней. Ты понял?
Кэффри кивнул, и Питер изучил его внимательным взглядом.
— Ты талантливый карманник, и я уверен, что ты способен что-нибудь кому-то подсыпать... Я федеральный агент. Я ношу оружие. Мне, вероятно, придется снимать с тебя на каком-то этапе браслет. Я должен быть абсолютно уверен, что ты никогда, никогда не заберешь у меня оружие или ключи, и не выведешь меня из строя, даже совершенно безвредно. Мне нужно иметь возможность доверять тебе свою жизнь несмотря на то, что я держу ключи от своей свободы.
— Я защищаю своих друзей, — сказал Нил. — Я не возьму твой пистолет, и если мы окажемся в трудном положении, я буду прикрывать твою спину. Я обещаю. Мне никогда бы не пришло в голову причинить тебе вред или позволить кому-то другому это сделать. И... я вырос рядом с защитниками правопорядка. Я понимаю, каким бы было для тебя надругательством, если бы я чем-то тебя накачал или каким-то еще образом вывел из строя. И как это было бы для тебя опасно. Я абсолютно точно никогда этого не сделаю.
— Хорошо.
Нил ухмыльнулся Питеру.
— А могу я хотя бы поиграть с твоими наручниками? Их не было в списке "не красть".
Питер невольно рассмеялся.
— Только если они при этом не на тебе. И ни к чему меня не приковывай.
— Ну вот, все веселье испортил.
— Я выложил на стол свои опасения, — сказал Питер. — Давай теперь обратимся к твоим, поскольку ты смотришь на меня слегка таким взглядом, словно я отрастил глаза на стебельках и планирую тебя скушать.
Нил нерешительно посмотрел на него.
— Я не знаю, как все будет... — мягко произнес Нил, и Питер узнал этот тон. Он сам пользовался подобным, когда хотел передать жертвам и признающимся подозреваемым, что все нормально, они могут рассказать что-то болезненное, что-то нарушающее социальные табу в цивилизованном разговоре. — Но если меня нужно будет обыскивать с раздеванием, можно это будет делать другой агент? Просто чтобы... это не было между нами.
Питер уставился на него во все глаза.
— Я не собираюсь подвергать тебя обыскам с раздеванием.
Он поставил локти на стол и опустил голову на руки. До переписывания контракта, директива освобождения давала Питеру полномочия проводить обыски с раздеванием догола. Если Нил читал это... и знал об этой чудовищной власти... и по своей воле готов был ее отдать Питеру... это сшибало с ног. Подобный уровень доверия вместе с чистой, почти виктимной покорностью, вбитой в него здесь, в тюрьме, настолько резал по-живому, что невозможно было даже над этим задуматься.
"У вас нет средств, чтобы контролировать заключенного из максимального режима".
Хвала небесам.
— Ты... они часто это здесь делают? — спросил Питер.
— Да.
— После моих визитов к тебе?
— Среди многого другого, — сказал Нил. Питер так и не поднял лица, и Нил смягчился. — Пусть это тебя не обеспокоит. Этого никто не любит. Но здесь это становится рутиной и, знаешь, сокращает количество жестоких убийств.
Питер вздохнул и поднял голову, сложил руки на столе.
— Я знаю, почему и сколько они этим занимаются, это меня не тревожит.
— Ну... — Нил казался озадаченным. Он криво улыбнулся, искоса глянув на Питера. — Мне, в общем-то, нравится мысль, что тебя это будет немного тревожить...
— Ты ожидал, что я тебя этому подвергну, так что это точно мне не льстит, — сухо сказал Питер. — И ты готов был с этим согласиться. Именно это меня и беспокоит... что в тебя это вдолбили.
— Я бросаюсь в полную неизвестность, — сказал Нил. — Ты говоришь, что я останусь заключенным, и что это будет просто чуть более приятная версия тюрьмы. Можешь ли ты меня винить за капельку неуверенности насчет того, что ты под этим подразумеваешь? И между прочим. Я глубоко возмущен этим "вдалбливанием" на пяти разных уровнях.
Питер некоторое время просто сидел и думал. Этот парень четыре года жил вот в таких условиях и с таким отношением. И даже то, что делали с его телом, строго контролировалось чужими людьми. Он собирался выдернуть Нила из всего этого, и ожидал, что возврат к нормальной жизни произойдет мгновенно — да еще при дальнейшей противоречивой ситуации, когда Нил по-прежнему оставался заключенным, который выглядел при этом свободным. И без дружеской поддержки, которая у него образовалась в тюрьме.
Он знал, что Нил с этим справится. Нил обладал умом, стойкостью и способностью адаптироваться к чему угодно. Включая тюрьму максимально строгого режима. Но ему потребуется адово количество эмоциональной поддержки при том, что он будет отчаянно стремиться доказать, что ему не нужна никакая помощь. Им предстоит очень неуверенный танец, им обоим.
— Нил... я знаю, что "избил" тебя "большой дубинкой"... — произнес Питер. — Я арестовал тебя, и это привело к четырем годам заключения в этой тюрьме. Но сегодня я слышу между строк... что ты не имеешь представления, что еще я могу с тобой сделать. От застрелить и до... чего? требования раздеваться догола посреди ФБР? Ты правда думаешь, что я такой?
— Нет, — голос Нила звучал яростно и смертельно серьезно. В его пронзительных голубых глазах отразилась острая сила душевной привязанности. — Я в благоговейном трепете перед парнем, который поймал меня, сумел арестовать и допросить так, что от этого остались только теплые воспоминания, который обнимал и успокаивал меня после приговора, присылал мне открытки, принимал мои телефонные звонки, а потом мягко и бережно заново поймал сбежавшего заключенного. Ты — все, что есть хорошего и правильного среди правоохранителей, и я болезненно осознаю, что это лишь образ, который я создал в своей голове о человеке, которого я не знаю. Я готовлюсь к реальности, потому что никто не может быть настолько хорош.
Питер моргнул и откашлялся, он испытывал слишком большое количество эмоций, что чувствовать себя комфортно.
— Ну... реальность — это болван с мертвыми игрушечными белками, который порой может срываться на других. Временами я становлюсь бестактным и раздражительным. Я стараюсь спихнуть на других дела с убийствами и сексуальным насилием. Что-нибудь еще тебя беспокоит?
Нил опустил взгляд, нервно крутя пальцами. Он неловко заерзал.
— Что я тебя разозлю. Пожалуйста, говори мне, если я окажусь в опасности отправиться обратно в тюрьму. И меня бы очень утешило, если бы я знал, что ты не вернешь меня сюда, если я скажу какую-нибудь дерзость, потому что я вроде как постоянно их говорю.
— Можешь вести себя как язвительная заноза в заднице, — сказал Питер. — Я не возвращаю людей в тюрьму только за то, что у них есть характер.
Это вызвало у Нила широкую улыбку.
— Ты можешь пожалеть об этих словах.
— Я абсолютно уверен, что пожалею, — сказал Питер. — И раз уж мы зашли в эту тему, я совершенно уверен, что в итоге буду на тебя злиться и устраивать тебе разносы. Я буду твоим боссом. И не хочу, чтобы ты боялся, что если на тебя орут, то это означает возвращение в тюрьму.
— Если ты клянешься, что сейчас серьезен, это был бы для меня полный комфорт, — сказал Нил.
Питер посмотрел на Нила, в его глазах мелькнула искорка смеха.
— А не мог бы это быть для тебя хоть капельку не совсем комфорт?
— Мы решим, до какой степени я предположительно должен тебя бояться, — тряхнул головой Нил.
Питер скривился.
— Никогда. Никогда меня не бойся, — произнес он. — Пожалуйста.
После оглашения приговора Нил сказал ему, что не понимает установленных правил, и в этом случае иметь дело с этой или любой другой формой авторитарной власти Кэффри точно было очень неуютно.
Нил посмотрел на него мягким, почти благоговейным взглядом.
— И ты, пожалуйста, меня не бойся. Я знаю, что ты берешь на себя большой риск, и что понадобится много времени, чтобы завоевать твое доверие, но я никогда не сделаю ничего, что может причинить боль тебе или людям, которые тебе дороги.
— Я в это верю, — Питер коснулся скованной руки Нила.
А тот на ровном месте внезапно начал бороться со слезами. Питер убрал руку, не желая, чтобы Нил потерял самообладание под зорким оком видеокамер и тюремных охранников.
— Посмотри на меня, — сказал Питер. — Не стирая ничего ранее сказанного, я хочу, чтобы ты знал: возвращение в тюрьму может быть только абсолютно последним средством. Я буду защищать тебя всем, что у меня есть.
Нил встретился с ним глазами и улыбнулся. Не сияющей улыбкой мошенника, а слабой искренней улыбкой, в которой сквозили облегчение и тепло привязанности.
— Для меня это бесценно — просто, что ты мне даешь шанс, — мягко проговорил он. И заколебался. — На самом деле, тот факт, что ты вообще со мной разговариваешь, означает для меня целый мир. Я никогда тебя не предам, и если ты вернешь меня обратно, клянусь, я не буду этим возмущаться. Я спокойно вернусь и буду надеяться, что однажды тебе снова понадобится моя помощь.
Питер опустил взгляд на чертов тюремный стол. Слова Нила брали за душу и, кажется, звучали от всего сердца. Но было очень мучительно слышать подобную покорность от Нила Кэффри. Питер и так знал, что эта встреча будет для Нила болезненной, и внезапно испугался, что слишком его затерроризировал.
Ключом к разгадке стало воспоминание о легкой руке, которая держала руку Питера в камере. Нил воспротивился бы любому, кто попытался бы его контролировать против его желания, включая самого Питера. Но он без малейших сомнений демонстрировал уважение, покладистость и даже кроткую уязвимость, если это было по его собственной воле, без требований.
— Я сделаю все, что в моих силах, чтобы стать тебе хорошим другом, Нил.
Нил отвел взгляд, пряча отразившиеся на лице эмоции.
— Ты уже им стал.
Питер толкнул по столу большой желтый конверт из плотной бумаги.
— Прочти, — мягко произнес он, испытывая сильное желание, чтобы Кэффри мог уйти с ним прямо сейчас. — Покажи своему адвокату. Если согласишься с условиями, подпиши договор и отошли. Если повезет, я скоро буду ждать тебя с твоим новеньким блестящим браслетом у ворот тюрьмы.
Нил закрыл глаза.
— Спасибо.
— Хорошо. Веди себя прилично, и до скорой встречи.

11 глава - Почти дома

Почти дома

НИЛ
Нил вернулся в камеру и стал просматривать принесенные с собой документы. Он уже видел проекты чужих соглашений, все они были шаблонны и неутешительны. Не хуже, чем в тюрьме, но никто в тюрьме не управляет собственной жизнью. Питер, вероятно, был единственным человеком в мире, кому Нил осмеливался позволить над собой такую власть, и даже с Питером это была пугающая концепция.
Нила запугивали профессионалы, или по крайней мере, пытались. Но Питер Бёрк, с его сопереживающим взглядом и мягким голосом, превратил последствия будущего побега в нечто недопустимое. И от этого Нилу становилось не по себе. Легко было забыть, насколько хорош Питер в своей работе. Очень хорош. И он, казалось, обладал уникальной способностью находить Нила где угодно, а кроме того, "читать" его и контролировать. Стены сладкоречивой тюрьмы имени Питера могли оказаться покрепче стен Синг-Синга.
А потом он увидел свое соглашение и уставился в текст широко раскрытыми глазами.
Двухмильный радиус в сердце Нью-Йорка?
Никакого комендантского часа, никаких ограничений образа жизни, никакого унизительного мониторинга наркотиков и алкоголя. Ему позволялось иметь собственный смартфон и компьютеры, и водить дружбу с кем понравится. Сотни планов, как спрятать телефон и тайно передавать сообщения Моззи можно было спокойно выбрасывать на помойку.
Затем он добрался до раздела обысков и конфискаций, и у него загорелись щеки. Питер имел право обыскивать его жилище и по обоснованной причине проводить личный досмотр. Но в соглашении отсутствовало даже мимолетное упоминание о праве обыскивать с раздеванием. Это положение было одним из многих, полностью удаленных из всего документа.
Замечательно. Значит, у меня вообще не было никаких причин вести этот исключительно неловкий разговор с Питером Бёрком на тему раздевания меня догола. Самое время было, Кэффри. Самое время.
Питер позволял ему жить как человеку. И, что трогало еще больше, не заставлял Нила чем бы то ни было это отрабатывать и не использовал, чтобы вытащить из него какие-то обещания. И Питеру пришлось за это бороться: отправлять, получать обратно, переписывать и заново отправлять бумаги на одобрение, пока весь пакет не стал почти в дюйм толщиной.
Нил отложил документы в сторону и закрыл глаза. Все резко изменилось. Воспользоваться свободой, чтобы найти Кейт, и собрать необходимые ресурсы для последующего побега — это были его единственные причины заключать сделку. И он знал, что если Питер согласится, это может продвинуть его карьеру и даже больше.
Но это была не совсем правда. У Нила была мечта. Фантазия.
Где они с Питером были друзьями и партнерами. Где они доверяли друг другу и друг о друге заботились. Где Нил получал работу своей мечты в органах правопорядка и имел настоящего друга, с которым можно было посмеяться и которому можно было довериться.
Где один умный, достойный и законопослушный человек, который, как Нил знал, умел привносить в свою жизнь веселье, смог бы показать ему, как с ней справиться.
Нилу очень хотелось, чтобы образ Бёрка из его мечты был реален. Тот был восхитительным противником, когда гонялся за Нилом: упорный и хитрый, но всегда этичный и даже озорной. Во время ареста он был мягок и уважителен. И искренне, заботливо утешал и поддерживал Нила, когда тот больше всего в этом нуждался. И без очевидных тайных мотивов. Письма и открытки Питера стали для Нила спасительным якорем во время мучительной и опустошающей адаптации к тюремной жизни.
Именно эта фантазия стояла за искренними эмоциями, которыми он оперировал... ну ладно, чувствовал во время визита Питера. Обещание не сбегать, не предавать, быть хорошим и верным маленьким ручным преступником. Он обещал все это выдуманному, мифическому Питеру Бёрку, который был замечательным, что в словах, что на деле. Эта фантазия была Нилу настолько дорога, что вызывала самую настоящую тоску и не только.
Тем не менее ждать, что фантазия окажется реальностью — это миссия сломанного идиота. Никто не может быть настолько хорош, этичен и неопасен. Нил остро ощущал, что на самом деле Питера он не знает. Скорее всего, тот был карьеристом-бюрократом, который хотел воспользоваться Нилом для своих собственных целей. То, что он делал это без всякой жестокости, не меняло факта, что его работой было ловить и наказывать мировых нилов кэффри.
Находясь в тюрьме, Нил слышал слишком много разных историй. Он был далеко не единственным заключенным с типа добрым арестовавшим его полицейским, поддерживающим и понимающим следователем. Как и тем, кого именно этот человек буквально уничтожал в суде. Парней, которые восхищались теми, кто расследовал их преступления, облапошивали, им лгали, их предавали, и в награду бросали в тюрьму за привязанность и доверие к человеку, который лишь притворялся, что ему есть до них дело.
На взгляд Нила, Бёрк планировал воспользоваться сделкой, чтобы проверить, не осталось ли еще каких-нибудь его преступлений с неистекшим сроком давности, за которые его можно было бы арестовать. Нил же собирался использовать сделку для своих собственных целей и навсегда покинуть город.
Или, во всяком случае, таков был план.
Потому что Питер только что вручил ему что-то экстраординарное. Он сознательно отказался от большей части средств контроля и власти, которые мог получить над Нилом. Обычно люди так не делали, не отказывались от власти. Не все ею злоупотребляли, но никто официально от нее не отказывался.
Никто, кроме Питера Бёрка из его мечты. Кроме человека, в чье существование Нил с трудом смел поверить.
И за это невозможно было отплатить, наказать хладнокровной подставой и побегом. Это было нечто хорошее, достойное, искреннее.
Он останется в чертовом браслете. Пока не найдет способ от него избавиться, не обрушив на себя Землю и не причиняя боль Питеру.
Он, Нил Кэффри, будет работать на ФБР. Он посвятит себя этому занятию и продемонстрирует Питеру, что мошенник тоже способен на честь и верность.
Ладно, Питер Бёрк, ты снова меня поймал. Пожалуйста, будь настоящим.

ПИТЕР
Питер сделал глубокий вдох и поцеловал Эл. Последняя поездка в тюрьму.
— У меня из головы не выходит уморительная картинка, как я приезжаю в приют для животных и забираю из клетки своего нового консультанта. Я знаю, что так нельзя. Он человек и однозначно не ручной питомец. Но я не могу не хихикать, когда себе это представляю.
В глазах Эл засветились искорки, и она очаровательно поджала губы, как всегда, когда пыталась не засмеяться.
— Дорогой, не надо бояться чувства юмора. Это же одна из тех черт, которые тебе нравятся в Ниле, правда?
— Да. Но он еще и очень чувствителен.
Эл погладила его по щеке.
— Вот почему ему очень повезло, что он с тобой познакомился. А теперь иди. Насладись игрой со своим новым любимцем-мошенником.

* * *

— Что вы имеете в виду под "еще в обработке". Я уже три часа жду снаружи, — возмутился Питер. — Что вы там с ним делаете, перерабатываете в колбасу?
Раздраженный охранник бросил на него отработанный сердитый взгляд.
— Возвращайтесь завтра в 11:30.
Питер ответил не менее сердитым взглядом и припечатал к столу свой значок.
— Я — специальный агент Питер Бёрк. Приехал забрать на поруки конфиденциального осведомителя, чьи умения критичны для большого расследования. Передайте это наверх.
— О, — парень опасливо посмотрел на значок ФБР. — Мои извинения, сэр.
Питер прождал еще двадцать минут, пока наконец не увидел выходящего в холл сержанта Ларсона, который удрученно ему улыбнулся. Питер встал и пожал ему руку.
— Вы мой любимый посланник дурной новости, что мне сегодня не видать Кэффри.
Ларсон хихикнул.
— Вы можете с ним увидеться, если хотите. Вы только не сможете забрать его сегодня домой.
Питер поднял брови.
— Забрать домой? Стоило мне отвернуться, и он, что, успел превратиться в десятилетку или кокер-спаниеля?
— Фигура речи. С кокер-спаниелем вам было бы легче, поверьте мне. Хотя ему не помешало бы некоторое количество домашней еды, чтобы поднарастить мяса на кости...
Питер невольно хихикнул.
— Он вам и правда нравится.
— Он освещал мне слишком много дерьмовых дней, — сказал Ларсон. — Вы не представляете, сколько парней меня спрашивало о "том агенте ФБР, который хочет усыновить Кэффри".
— Так что же задерживает усыновление? — весело ухмыльнулся Питер.
— Случился недосмотр, его не перевели вовремя в центр временного содержания. Приезжайте завтра. Но я могу вас к нему отвести, если хотите повидаться.
Питер прошел через пост охраны, у него забрали оружие и все острые или блестящие предметы, и он перешел на другую сторону — к сержанту Ларсону, чтобы вместе с ним пойти туда, где сейчас находился Кэффри.
— Что-нибудь мне посоветуете? — спросил Питер, как только за ними закрылась первая дверь.
— Вам понадобится терпение святого. Люди не оказываются здесь по причине того, что они воспитанные члены общества, которые всегда делают разумный выбор и играют по правилам. Контролируйте его — клянусь, он изобретает себе проблемы даже во сне. У него нет даже базового представления, что такое правила.
Когда они подошли к двери удаленного входа в комплекс, Ларсон вздохнул и повернулся к Питеру.
— У меня двое детей. Усыновленных. Над одним издевались, сильно. Вы не поверите, какие у него шрамы. У второго на глазах убили родителей, его старший брат — здесь, и больше у него никого нет.
Питер сочувственно поморщился.
— Они большие?
— Было пять и семь, когда я их взял. Они из гетто, оба. Второго, Грэйди, я усыновил после того, как его брата Кадена отправили к нам на пожизненное за предумышленное убийство. Я с ним познакомился, и он буквально умолял меня забрать брата. Грэйди сейчас двенадцать, а Лиаму десять. Это двое самых стойких и выносливых ребят в мире. И самых напуганных.
Питер провел рукой по решетчатой двери, к которой прислонялся. Странно, как ему было теперь в тюрьме вполне комфортно.
— Кэффри пытался меня прогнать, когда понял, что я действительно могу забрать его на поруки.
Ларсон, казалось, не удивился.
— Проблема с этими детьми — и из-за нее они имеют тенденцию часто менять приемные семьи, — в том, что они нигде не чувствуют себя в безопасности. Мои постоянно бросают мне вызов, не слушаются, швыряют вещи, доходят до того, что могут меня ударить. Они ищут, что бы могло заставить меня сломаться и избить их, или от них избавиться. Они предпочитают провоцировать, чтобы все произошло на их условиях, а не разбивало им сердце. И они чувствуют себя в безопасности только в одной ситуации: когда они до предела меня выбешивают, а я все равно не причиняю им боли.
— Я думаю, он боится не только моей реакции, но и в не меньшей степени своих поступков, — сказал Питер.
— Кэффри? Для него это реалистичный страх. Он принимает импульсивные решения, которые бывают абсолютной дичью. У него дальновидность, как у кирпича, который летит в окно. Хорошо, что он умеет очаровывать, а то был бы уже на том свете.
— Это того стоит? — спросил Питер.
— Абсолютно. Иметь двоих ребят, которые доверяют мне настолько, что засыпают у меня на руках, делятся своими секретами и начинают звать меня папой? Это стоит любых сокровищ мира.

Нил сидел в стерильно-белой камере в другом здании, намного более тихом. Камера была большая, в ней были стол, стулья и телевизор. И причудливого вида растение в зеленом пластиковом горшке, которое, судя по виду, создавал инопланетянин, который никогда не видел нормальных листьев. Это была помесь камеры с комнатой ожидания.
Нил при виде Питера просиял и жестом показал на один из стульев. Весь стол был завален бесконечными стопками документов, а Нил сидел среди них и заполнял формы. Много-много форм.
— Ну теперь, мы, во всяком случае, точно знаем, что ты хорошо впишешься в ФБР, — произнес Питер, жестом показывая на груду бумаг.
Нил издал комически-жалобный звук.
— Пожалуйста, скажи, что у вас там есть хотя бы компьютер.
— Есть. И даже не один. Иногда ты даже будешь заполнять отчеты от руки, а потом еще набирать их в компьютере.
— Ах, эта свобода, — пробормотал Нил с мечтательным выражением на лице. — Мне сегодня показали браслет. Он похож на древний "кирпич" сотового и детскую погремушку, которые слились в страстном объятии.
— Сожалею, что он оскорбляет твое утонченное чувство стиля, — сказал Питер. — Кстати... мне нравится твой оранжевый костюм. "Прада"?
— А эта обувь на тебе сейчас... "Доктор Шолл" для подростков? — поинтересовался Нил.
— Скажи-ка... хочется узнать, — Питер отдернул ногу, задев ею ужасающее мутантное растение. — Они пользуются здесь дизайнерскими наручниками или какой-то дешевой копией?
— Не знал, что у тебя кустарнико-фобия, — отметил Нил, исподтишка подталкивая ногой горшок к Питеру.
Питер улыбнулся. Грядущая свобода определенно шла парню на пользу.
Кэффри был обаятелен во всех смыслах этого слова. Очаровательный, добродушный, романтичный, энергичный, забавный, блестящий, утонченный, храбрый, дурашливый. Невысокий, юный и уязвимый в достаточной степени, чтобы вызвать у Питера инстинктивное желание его защищать.
Не будь он вором, мошенником и фальсификатором с почти психопатическим отсутствием раскаяния, патологической жаждой внимания и восхищения и наихудшим здравомыслием на планете, он был идеальным человеком.
Питер встал.
— Думаю, мне пора. Мне сказали, что к завтрашнему утру тебя точно полностью "обработают". Я просто решил заглянуть и сказать "привет", раз уж я здесь.

НИЛ
Нил собрался с духом, сделал глубокий вдох и обратился к Питеру Бёрку из своих фантазий.
— Знай, что я доверяю тебе свою жизнь и будущее.
Питер развернулся и подошел обратно к столу. Он с минуту изучал Нила, и в мягком взгляде его карих глаз ясно читались привязанность и любопытство. А выражение лица было в высшей степени открытым и радостным.
— Обещаю, что не предам их.
— Я могу тебе верить? — спросил Нил.
Питер наградил его слабой ироничной улыбкой.
— Я думаю, что мы с тобой достаточно умны, чтобы понимать: люди бывают хорошими лжецами. Тебе придется самому это выяснить. Ты знаешь, что я сам вверяю тебе в руки — свою веру в людей и свою карьеру.
— Я обещаю, что не предам их, — со всей серьезностью сказал Нил и, чуть передернувшись, показал на лежащее на столе соглашение. — Я прочел его.
— Чертовски на это надеюсь, — сказал Питер. — Хотя вполне допускаю, что ты мог подписывать их просто вразнобой от скуки.
— Я еще никогда не был так благодарен, — произнес Нил. Он на мгновение заколебался, потом встал, и метнувшись к Питеру, его обнял. — Ты. Потрясающий. Спасибо тебе. Спасибо.
Питер похлопал его по спине — и не нерешительно-снисходительно, а твердо, уверенно, с нежностью.
— Почему? — спросил Нил. — Почему ты делаешь это для меня?
Питер отстранил его и посмотрел в глаза, его лицо было серьезно.
— Потому что теперь ты будешь в моем мире. В том, в котором ты поступаешь правильно просто так и делаешь людям что-то хорошее не по вымогающей схеме "если я тебе то, то ты мне это", а из обычной человеческой порядочности. Я не смогу показать тебе, как работает мой мир, если буду пользоваться правилами твоего.
— Мир, где люди дают тебе что-то просто так — мечта преступника, — сказал Нил. — И его очень легко использовать в своих интересах.
Питер посмотрел ему прямо в глаза.
— Нил, ты в глубине сердца преступник?
Глаза Нила обожгло слезами, и он моргнул. Нет. Нет. Я — парень, который хотел стать копом. Тот, чей отец, пользовался своей формой для рэкета и убийства. Тот, кто оказывался перед необходимостью после школы мухлевать в бильярде, чтобы купить продуктов, потому что мама сожгла наш дом и пыталась убить себя. Тот, кто после всего этого перестал верить во всю эту миленькую конструкцию благородства и правильности.
— Нет. В глубине сердца я... я — это ты.
Ответная улыбка Питера была сдержанной, но что-то в его глазах выдавало глубокое тепло и подтверждающее согласие.
— Время прислушаться к своему сердцу, Нил.
— Хорошо.
Черт. Он снова меня поймал.
В этом парне, отнюдь не манипуляторе, было что-то такое, что позволяло ему гнуть Нила, как ему хочется. Из-за Питера Нилу искренне хотелось действительно так поступить, и сделать это как надо.

12 глава - Всем осужденным преступникам предписывается приходить на ужин с пауками

Всем осужденным преступникам предписывается приходить на ужин с пауками

— Нил?
Тот соляным столбом застыл в передней части фургона, и таращился наружу через ветровое стекло. Казалось, он даже не слышал зова Питера.
— Нил!
Нил дернулся и рывком свел за спиной руки, словно ждал, что на него вот-вот наденут наручники. Питер встал и подошел к нему, не желавшему поворачиваться к своему куратору.
Нил дрожал. Хотя выдавала это лишь слабая, почти невидимая дрожь в руках. Питер с минуту постоял в задумчивости и потом наконец понял. Фургон имел немало сходства с камерой "одиночки".
Питер обхватил Нила за запястья, немного подержал, потом осторожно развел его руки по сторонам и отпустил.
— Иди, прогуляйся снаружи. Позвони, если захочешь моей компании.
Кэффри кивнул, развернулся и вышел из фургона. Вернулся он через полчаса с двумя "эспрессо" в руках, и они продолжили смотреть в мониторы и болтать, как будто ничего не случилось. Но в следующий же час Нил снова стал дышать, как человек, тщательно скрывающий ужас.
— На улицу, Нил, — максимально мягко произнес Питер. — Тебе не нужно у меня спрашивать. Просто иди.
На этот раз Питер сам вышел следом минут через пять. Нил был футах в ста от фургона — сидел у дерева, прислонившись к нему спиной. И когда Питер направился к нему, Нил отвернулся. Он держался с изящной выверенностью: весь небрежная поза и слегка опущенные плечи. Его лицо было пустым, но глаза потемнели и прятали слезы, которые Питер все равно видел. Нил настолько контролировал дыхание — и настолько резко терял над ним контроль, что периодически просто переставал на несколько секунд дышать. Перед Питером был человек, застывший в дюйме от побега ради спасения своей жизни.
Питер ничего ему не сказал и не прикоснулся. Он только опустился рядом на колени, вытащил карманный нож и срезал с Нила браслет. Сунул его себе в карман и пошел к фургону, на ходу набирая офис Маршалов, чтобы пресечь сигнал тревоги. В данную минуту для Нила фургон был тюремной камерой, и сам браслет был тюремной камерой, а все вокруг — непереносимой формой контроля. Это был судьбоносный момент. Если разрешить Нилу сейчас сбежать — буквально, физически дать ему донестись до края радиуса и дальше, пока не начнут гореть легкие и не исчезнет желание кричать во все горло, то он, скорее всего, вернется. Если же не дать ему такой возможности, он может исчезнуть навсегда.
Нилу потребовалось два часа, чтобы вернуться. Он появился с пальто в руках и запыхавшийся, словно бежал во весь дух. Он сел и ослепительно улыбнулся Питеру.
— Браслет?
Питер уже успел продеть в него новый ремешок — пока старался сдержать страх, что Нил не вернется. Он протянул браслет Нилу, чтобы тот надел его на ногу. Но Нила плохо слушались руки: он повозился с браслетом и глубоко вздохнул.
— Хочешь, я надену? — спросил Питер.
Нил тут же протянул ему браслет. Питер чуть заколебался перед, тем надевать ремешок на лодыжку своего КО.
— Ничего, если я к тебе прикоснусь?
Нилу вроде бы всегда нравилось, когда к нему прикасались, его это успокаивало. Одной из травм одиночного заключения было полное отсутствие физического контакта. Но Питер не мог отогнать леденящий страх, что Нила избивали или еще каким-то образом издевались. Ларсон провел аналогию с избиваемым ребенком очень прозрачно.
Нил быстро кивнул, отдавая Питеру браслет. Это было почти "пожалуйста, сделай это", насколько это было возможно без слов. Питер аккуратно надел браслет ему на ногу, проверил и перепроверил, не туго ли, и стянув пониже, "посадил" по ноге, чтобы его невозможно было снять без разрыва "кольца". Процедура им обоим была еще непривычна, но Нил, казалось, ничего не имел против неумелой возни Питера с этой штукой.
— Спасибо, что дал сбежать, — сказал Нил. — Мне это было нужно.
Питер кивнул.
— Спасибо, что вернулся.
Нил с неловкостью посмотрел на него.
— Остальным обязательно об этом знать?
— Нет. Но тебе и дальше придется работать в фургоне.
Нил кивнул.
— Есть какие-то телодвижения в банде Каленти?
— Дочь уехала минут десять назад. Айвена пока не видно.
Питер кинул Нилу бутылку воды. Они молча смотрели на мониторы, пока Нил восстанавливал дыхание и глотал воду. Опустошив бутылку, он запустил ею в Питера, целя ему в голову.
Питер поймал ее, отскочившую от себя, и метнул в Нила, а тот притворно завопил, когда удар пришелся ему в руку. Следующие десять минут они кидались друг в друга пустой бутылкой, а потом Нил внезапно поднялся на ноги и ушел.
Он вернулся через пятнадцать минут, и на его лице играло выражение почти что самодовольства. Которое объяснилось, когда Питер обернулся и увидел на собственной кофейной кружке резиновую змею — очень убедительно сделанную, с высунутым раздвоенным языком и "ползущую" в его сторону. Питер всем телом дернулся, схватил змею и угрожающе сложил ее пополам.
— Черт, — пробормотал он. — Слишком короткая, чтобы тебя задушить.
— Именно поэтому я не купил двадцатичетырехдюймовую, — ухмыльнулся Нил. — Хотя к ней прилагалась съемная "погремушка" и дополнительно бесплатные пауки.
Питер закинул змею на микроволновку.
— Поглядим, как Джонс с Дианой относятся к змеям.
Нил в ответ коварно улыбнулся, а Питер вдруг испытал намек на тревогу.
— Постой... бесплатные пауки? То есть там были и платные?
Нил пожал плечами.
— Я всегда думал, что ты будешь потрясающе выглядеть с пауками в волосах. И я был прав.
— НИЛ!
Выудив из волос шесть пластиковых пауков и хлопковую паутину, Питер отомстил, пересадив их на Нила. Который ни в малейшей степени не сопротивлялся и просто сидел с абсурдно-счастливой улыбкой на губах, пока Питер засовывал пауков ему в волосы.
— Ты же их не украл? — с подозрением спросил Питер.
Нил бросил на него возмущенный взгляд.
— Нет. Я за них заплатил. Я не настолько глуп, чтобы украшать своего куратора крадеными пауками.
— Что ж, хорошо, — сказал Питер. Последнего паука он засунул так, чтобы тот высовывался у Нила из-за правого уха. На лице Нила застыло, наверное, самое счастливое, самое довольное выражение, какое только Питеру доводилось видеть. Тот сидел, слегка наклонив вперед голову, чтобы Питеру было проще рассаживать пауков, а его глаза были полуприкрыты в веселом блаженстве. Питер не смог сдержать улыбку и ласково потер его по плечу. Нил закрыл глаза полностью.
Питер планировал показать ему радости нормальной, законопослушной жизни. Ну вот, сейчас они одну обнаружили. Он вспомнил про спрятанный в углу полиэтиленовый пакет и улыбнулся. Момент был ничем не хуже любого другого.
Он вытащил из пакета плюшевую белку, глаза которой он залепил наклейками с маленькими X.
— Вот твой значок отличия. Ты "упаковал" Хэгена, так что получаешь мертвую белку в дополнение к своему браслету.
Нил засмеялся, и не вставая, отвесил ему поклон. Он весело цапнул белку из руки Питера, поднес ее к глазам и начал расплываться в улыбке. Подцепил ногтем и снял одну из наклеек.
— А ты действительно любишь белок. Ты даже не смог заставить себя что-то сделать с этой, кроме как наклеить на нее стикеры.
Питер ощутил, что у него запылали щеки. Потому что это была правда. Он собирался нашить полноценные следы шин и красные Х на глаза белки, но не смог этого сделать. Ему показалось слишком отвратительным так поступить с мягкой, реалистичной и очаровательной белкой, которую ему удалось подыскать. Ненастоящей белкой.
Тепло улыбаясь, Нил аккуратно снял с белки все стикеры и посадил ее себе на плечо, угнездив у самой шеи.
— Можно я вот так и буду работать?
— Если не ошибаюсь, ты уже, — сухо сказал Питер.
— О. Точно, — Нил моргнул и прижался щекой к меху. — Я не чувствую себя на работе. И я люблю свой значок отличия.
Питер, кажется, еще никогда не видел Нила таким счастливым. И таким мягким, способным полностью доверять и показывать свою ласковость — он всегда тщательно защищал такого себя от других.
У Питера заныло сердце от желания встать на его защиту. Нил с пауками в волосах. Нил, который постоянно с ним сражался, пока не пугался до смерти, заматывая их обоих в комок гнева и напряжения, который почти невозможно было рассеять. Нил, которому нравилось, когда к нему прикасались, который любил, когда его успокаивали и утешали физическими прикосновениями — и ставил это выше всего другого.
Отделение Нила от домашней жизни Питера работало не особенно хорошо. Питер уже пережил Нила, сидящего у него на диване, целующего его собаку, устроившего им с Эл превдо-тропический отпуск и набившем ему в волосы пауков. Если Нилу из чистого бунтарства пришло в голову сломать одну из первоначальных установок Питера по поводу сделки, то он выбрал правильную. Питер знал, когда признавать поражение.
— В тот вечер, когда я приходил к тебе в камеру... я вернулся домой и сел ужинать с Эл. И мне захотелось, чтобы ты в тот момент был с нами. Придешь к нам с Эл сегодня на ужин?
Нил глянул на него почти с робостью.
— Я приду?
— Но есть одно условие: у нас строгий дресс-код, — предупредил Питер. — Всем осужденным преступникам предписывается приходить на ужин с пауками.
Нил заулыбался.
— С этим я могу справиться.
Его лицо посерьезнело, и он снова взглянул на Питера.
— Очень хочется иметь более сильное и искреннее слово вместо "спасибо".
Питер сжал его руку.
— Просто продолжай приходить на работу.

Эпилог

Эпилог

Несмотря на то, что пункты соглашения позволяли Питеру обыскивать квартиру Нила, он не делал из этого привычки. С другой стороны, чуть там пошариться, чуть здесь... и если ему вдруг случится открыть дверь и заглянуть в коробку...
Там были открытки. Он вытащил из стопки одну и узнал ее. Открытка была от него — из тех 365, которые он, как и обещал, посылал Нилу. Обыскивая камеру Нила после побега, Питер их не обнаружил и предположил, что Нил не стал их хранить. Но тот, видимо, как-то успел переправить их заранее в безопасное место.
Питер перебрал открытки. Они были здесь все до единой, рассортированные по штемпелю, а самая первая была приставлена сбоку. Открытки были аккуратно сложены, но сильно потерты, словно их носили с собой и много-много раз читали и перечитывали.
Лелеяли.
Питер постарался проглотить вставший в горле комок, и глаза у него... оказались на "мокром месте". Да, все так и было.
Он аккуратно поставил коробку на место и сел за стол.
Нил.
Всякий раз, когда Питер начинал думать, что был наивным простаком, когда решил позаботиться об этом парне...
О, черт подери, Нил. Ты солнце.

запись создана: 25.12.2021 в 23:26

@темы: White Collar, фики, мои переводы

Comments

[tiger_black]

petergirl,
спасибо))
Нестандартно. Интересно. Затягивает. Жду продолжения))

Когда Нила — человека, впервые осужденного и за ненасильственное преступление — отправляют в тюрьму максимально строгого режима

а вот это - авторский хэдканон или это в сериале так было, но я упустила?

[petergirl]

tiger_black, что именно? Про тюрьму максимального режима? Это в сериале было, в пилоте. Что это была Синг-Синг косвенно упомянули только в 4.01.

Peter: Still. Only took you a month and a half to escape a supermax. Damn impressive.

Elizabeth: So you suggest he escapes a maximum security prison, knowing full well that you'd catch him, just so he could trick you into letting him out again?

[tiger_black]

petergirl,
ясно. Спасибо)
Упустила, значит. Гм... Колебания Питера становятся куда менее понятны.

[petergirl]

tiger_black, в сериале, в смысле? (потому что в фике до размышлений о сделке еще не дошло, там пока еще сплошной экскурс в прошлое).
Я думаю, они просто так глубоко не копали. И supermax была у них, чтобы показать, что Нил может сбежать из любой тюрьмы, даже оттуда. А что это гораздо более суровое наказание, чем должен был получить Нил, я думаю, они просто не подумали или проигнорировали.

С другой стороны, КАК Питер принимал решение, они вообще практически не показали - только разговор с Эл, который явно был уже завершающей точкой, которой не хватало Питеру.

[tiger_black]

petergirl,
в сериале, да.

Я думаю, они просто так глубоко не копали.

Вот это и жаль. Потому что им вообще-то хватало не то что слова - взгляда, чтобы показать отношение или мысль.

И supermax была у них, чтобы показать, что Нил может сбежать из любой тюрьмы, даже оттуда.

да, только эта цель не оправдывает средства...

А что это гораздо более суровое наказание, чем должен был получить Нил, я думаю, они просто не подумали или проигнорировали.

И о том, как Питер на этом фоне смотрится, не подумали тоже.
А по фику получается, что в этих условиях он предложение Нила о сделке должен был сразу принять. Исходя из его прописанных мыслей.

С другой стороны, КАК Питер принимал решение, они вообще практически не показали - только разговор с Эл, который явно был уже завершающей точкой, которой не хватало Питеру.

Этого оказалось достаточно - того, что Питер так и не смог принять решение без вмешательства Эл. Меня это и прежде царапало, а с учетом supermax - тем более.
Хотя надо отдать должное создателям сериала: "жесткая" линия проводится ими очень последовательно.

[petergirl]

tiger_black,

Вот это и жаль. Потому что им вообще-то хватало не то что слова - взгляда, чтобы показать отношение или мысль.

Чтобы понять отношение Нила к возвращению в тюрьму, мне хватило ужаса в его глазах, когда Питер сказал, что если они за неделю не придумают, как поймать Хэгена, то Нил вернется в тюрьму. И он (Питер) не сможет его спасти.

И о том, как Питер на этом фоне смотрится, не подумали тоже.

Ну да. Хотя с другой стороны, можно считать, что если в сериале не озвучивалось, то этого как бы и нет. А есть Кэффри, который сбежит откуда угодно - и не потому, что ему в тюрьме так ужасно, а за девушкой.

А по фику получается, что в этих условиях он предложение Нила о сделке должен был сразу принять. Исходя из его прописанных мыслей.

Но даже в фике он жалеет не о самом факте, что Нил оказался в тюрьме, а о том, в какой именно.
И он во многом оказался прав. Нил приспособился. И ничего ужасного с ним там не произошло.

Этого оказалось достаточно - того, что Питер так и не смог принять решение без вмешательства

Имхо, он просто перемудрил. Из серии "горе от ума". Ну никак у него не вязался этот побег с умным Кэффри, и он искал какие-то сложные объяснения, боялся, что Нил его обхитрит (и я его понимаю: если уж брать Нила на поруки, то делать это надо с полным пониманием и с открытыми глазами. А Нил ведь, несмотря на все свои обещания, едва встретившись с Моззи, сразу попросил его попробовать снять браслет).
И Питер же не колебался в нерешительности. Ему не хватало понимания поступка Нила. И Эл ему дала это понимание. Через него самого, потому что когда Эл ему просто озвучила "почему бы и нет", он этого не принял. И только примерив на себя - понял. Мог ли он с самого начала примерить поступок Нила на себя, обойдясь без Эл? Очень сомневаюсь.

И еще момент. Между отказом Питера и его разговором с Эл проходит пости 3 месяца. Это день, когда Нила должны были выпустить из тюрьмы - и Нил в камере приходит в отчаяние от перспективы сидеть еще 4 года, а Питер не спит ночью и думает над сделкой, которую он давно отверг. Я думаю, что для Питера имело значение, что срок за облигации кончился.
Кстати, условия сделки Питер выбил, скажем так, нехилые. Двухмильный радиус браслета как единственное ограничение. А их должно было быть дофига.

[petergirl]

И, между прочим, мы получили еще о-о-очень мягкого и заботливого Питера в сравнении с вариантом из первой версии сценария. Тот был намного жестче и циничнее.
Вместо сцены с принесенной в тюрьму бутылкой.
INT. PRISON INTERROGATION ROOM - MORNING
An armed guard ushers Neal into the room. Peter sits at the small table. Neal is happy to see him but tries to downplay it as he takes a seat. Peter stares at him for a long beat.
PETER
Here's the deal. You're being released into the custody of the San Diego FBI, under my supervision. This is a temporary situation.
NEAL
When I help you catch him we make it permanent?
PETER
Help me catch the Dutchman, we talk about it. Neal tries to control his excitement.
PETER (CONT'D)
You will wear a detention tracking anklet. You will follow the rules. Do not associate with known felons. Do not break the law. You so much as jaywalk you're back in. And if you run and I catch you, which you know I will because I'm 2-and-O, you're not back for five, you're back for good.
Neal is grinning and nodding. It all sounds great.
PETER (CONT'D)
I know when you're on the outside you're going to be tempted to look. Don't.
NEAL
Not even Facebook?
Peter shoots him a look, irritated.
PETER
I'm giving you a real opportunity here. There comes a point when you have to move on. And I would say that unless you enjoy showering with large men, you've reached that point Neal really seems to think this over.
NEAL
You're right, Peter. This is going to be a clean start.
PETER (still dubious)
Any questions?
NEAL
Just one. Why did you agree to this?
PETER
The way I see it, you've already served the time I put you in for. You're more useful to me out than rotting in here. (beat) And my wife thinks you're romantic.

А вместо "номера с собакой" квартира с просевшим потолком.
Peter stands at the door of a tiny, rundown apartment, Neal enters, takes in the sagging ceiling, the broken air conditioner, the strange stains on the walls and carpet.
И циничные шуточки на тему отсутствия у Нила одежды.
It's obvious Neal is not thrilled by this arrangement.
PETER
What's with the frown? This is what you wanted. This is not prison. That ankle bracelet is set up so you can go anywhere within two miles of this place. You want clothes? Skip a few meals, buy a shirt.

[tiger_black]

petergirl,

Чтобы понять отношение Нила к возвращению в тюрьму, мне хватило ужаса в его глазах

И мне.

Ему не хватало понимания поступка Нила.

Гм! А мне показалось, что Питер это сразу понял - с той квартиры, где он его нашел, и еще раньше, когда смотрел записи и говорил о Кейт.

Я думаю, что для Питера имело значение, что срок за облигации кончился.

Тоже так думала.

Кстати, условия сделки Питер выбил, скажем так, нехилые.

Это радует)

И, между прочим, мы получили еще о-о-очень мягкого и заботливого Питера в сравнении с вариантом из первой версии сценария. Тот был намного жестче и циничнее.

Теперь мне интересно, почему изменили первый вариант)

[petergirl]

tiger_black,

Гм! А мне показалось, что Питер это сразу понял - с той квартиры, где он его нашел, и еще раньше, когда смотрел записи и говорил о Кейт.

Он понял, что дело в Кейт - это да. Но не мог принять вариант, который лежал на поверхности - что Нилом до такой степени руководили эмоции. И искал двойное дно, которого там не было.
А Нил вел себя не как умнейший Нил Кэффри, а просто как человек. Он ведь остался сидеть в квартире. Он мог хотя бы оттуда уйти - скрыться, когда понял, что Кейт там нет. Но он был настолько... опустошенный, что ему уже все равно было. И про доп. срок он же даже Питеру там сказал I don't care. Но нам показали дальше в тюрьме, что не было ему вообще все равно. Только в тот момент.
А Питер искал во всем этом рацио. И у него концы с концами не сходились. Если ты так одержим Кейт, что сбежал, рискуя получить еще 4 года, то почему ты сразу бросил ее поиски и остался в квартире, чтобы эти 4 года действительно получить? А если не настолько одержим, то почему не подождал оставшиеся месяцы и не вышел уже законно? Вот ему и казалось, что это какая-то игра Нила...
Во всяком случае, я так воспринимаю.
И Питер ведь почти до самого конца 1 сезона не понимал эту одержимость Нила. Лишь когда сам попался на чью-то удочку и все испортил, сорвавшись на кого-то, кто Эл обидел... Я не помню, какая это серия. Но он, по-моему, даже сам это озвучил. Опять же, испытав это на себе.

Кстати, условия сделки Питер выбил, скажем так, нехилые.
Это радует)

В фике это обыгрывается. Но вообще они и в сериале мимоходом упомянули насчет хорошего радиуса (правда, без Питера, но кто бы еще мог это сделать?) - Моззи в 1.02 говорит Нилу:
Mozzie: I'm working on it. You're lucky, they have you on a two mile tether. That’s a lot in New York. Remember Jimmy Dimaco. The feds had his anklet set at twenty-two feet. He had to take a shower with one foot out of the tub.
Neal: That's not true.
Mozzie: Okay, maybe thirty feet. But you have it better.
Если судить по обыгрыванию в фиках, то CI с браслетом по дефолту ни черта нельзя. Ни телефона, ни компьютера, ни алкоголя, ни отдельного жилья, ни общения со старыми знакомыми из преступного мира... и т.п. И Истин явно был в курсе, потому что вон выше, в сценарии, про правила и запрет общения с преступниками... но он это потом убрал.

Теперь мне интересно, почему изменили первый вариант)

Сама теряюсь в догадках. Моя единственная версия, что Истин переписал сценарий под актеров.
То есть, что он сначала взял Мэтта и Тима на первую версию, а потом посмотрел на них вместе и переделал.
Я даже пыталась даты сопоставить.
Из Вики:
On March 26, 2008, Jeff Wachtel, executive vice president of original programming for USA Network, ordered a pilot sсript for White Collar, which was then only a working title.
На первой странице сценария указана дата 8 мая 2008.
A cast-contingent pilot order was announced on May 21, 2008 - официальная отмашка подбирать актеров.
the casting of Matt Bomer as Neal Caffrey was announced on August 11, 2008, which lifted the contingency off the pilot order.
On August 21, 2008, after a long process that included a reading with Matt Bomer, USA Network announced the casting of Tim DeKay as Peter Burke and the official greenlighting of the pilot.
By October 31, 2008, Willie Garson had joined the cast as Mozzie.
The fourth addition to the cast was Tiffani Thiessen as Elizabeth Burke (who at the time was intended to be an accountant), on November 11, 2008.
White Collar's final star was announced on December 8, 2008 to be Marsha Thomason.

[tiger_black]

petergirl,

И искал двойное дно, которого там не было.

согласна насчет двойного дна.

А Питер искал во всем этом рацио.

И насчет того, что Питер пытался рационализировать действия эмоционала, - тоже. Не зря Эл понимает Нила лучше, чем Питер.

Моя единственная версия, что Истин переписал сценарий под актеров.
То есть, что он сначала взял Мэтта и Тима на первую версию, а потом посмотрел на них вместе и переделал.

А похоже на то. Очень похоже)

[petergirl]

tiger_black,

И насчет того, что Питер пытался рационализировать действия эмоционала, - тоже. Не зря Эл понимает Нила лучше, чем Питер.

Наш доблестный агент в некоторые вещи въезжал с о-очень большим скрипом. Принимал их "как есть", не оспаривал, но не понимал.
Хотя вы своим выбором слов сейчас заставили меня задуматься...
Питер ведь, наверное, вообще до мозга костей рационал. Если вспомнить, как он на все реагирует (Нил просит у него прощения за то, что временно считал его "человеком с кольцом", а Питер в ответ I promise you, we'll figure out who it is. Нил признается, что решил остаться из-за него (Эл, вида, работы), а Питер в ответ спрашивает насчет Моззи - и только выражение лица в первый момент отражает ЧТО для него значат слова Нила). Как он уводит Нила от постели Моззи в коме - искать того, кто в Моззи стрелял. И все его слабые места, типа не умеет флиртовать, полностью пасует перед женскими слезами, не умеет общаться с детьми... Рационал в чистом виде.
А Эл - эмоционал на 80%, но у нее есть уникальное - она очень-очень хорошо понимает Питера и знает, как донести до него, чтобы он понял. Она фактически переводчиком для него выступает.
Нил - я думаю, где-то пополам или 60/40 в пользу эмоционала, поэтому ему легче с Эл. Но с Питером в нем мгновенно отзывается рационал, что делает из них классную команду. И он, кстати, эмоциональные вещи для Питера рационализирует. К примеру, когда Питер переживал, что не сказал Эл на прощание hon, Нил ему предложил оставить ей сообщение на голосовой почте.

А похоже на то. Очень похоже)

Ага.
Хотя ему, бедному, пришлось покорпеть. Он так все переработал, что проще было, по-моему, написать заново. Но зато получилось классно!

[tiger_black]

petergirl,

Нил - я думаю, где-то пополам или 60/40 в пользу эмоционала, поэтому ему легче с Эл.

Не зря его считают романтиком)

Но с Питером в нем мгновенно отзывается рационал, что делает из них классную команду.

А еще - то, что для Нила главное - люди.

[petergirl]

tiger_black, .

[tiger_black]

petergirl,

[petergirl]

Добавила 2 главу. Она, по-моему, самая маленькая в фике. И экскурс в прошлое на ней заканчивается.

[tiger_black]

petergirl,
спасибо))

Прочитала - и подумала вот о чем.
Вот это:

— Сделай что-нибудь.

Вроде бы приговор можно обжаловать. Почему это никому не пришло в голову? Ни в каноне и ни в одном фике из тех, которые я читала?
Мне, кстати, тоже не пришло...

[petergirl]

tiger_black, никому, похоже, включая и меня.
Хотя оно понятно - это ж завязка. Не будь приговора, не было бы всего последующего сюжета.

Обжаловать теоретически, наверное, можно было. Завалить суд прецедентами, попытаться оспорить заключение именно в supermax. Это работа хорошего дорогого адвоката... Понятно, что в случае Питера - не по Сеньке шапка. Хотя Моззи мог бы, наверное. Но по сериалу даже непонятно, пытался ли он изображать адвоката, когда Нила первый раз посадили.
И какой интерес фик из этого делать?

[tiger_black]

petergirl,

Хотя оно понятно - это ж завязка. Не будь приговора, не было бы всего последующего сюжета.

Приговор могли оставить в силе.

Это работа хорошего дорогого адвоката... Понятно, что в случае Питера - не по Сеньке шапка. Хотя Моззи мог бы, наверное. Но по сериалу даже непонятно, пытался ли он изображать адвоката

Вот последнее для меня и критично. Потому что это опять тень на Питере. Если он отдавал себе отчет в несоразмерности наказания, то почему Нилу не подсказал подать на апелляцию, если уж сам ничего сделать не мог? И почему об этом не подумал сам Нил? Не сообразил? Но ведь сообразил же во второй раз предложить сделку...
Или... типа он и так на сделку с Нилом пошел - еще в первый раз, какие после этого апелляции?

И какой интерес фик из этого делать?

О, мне было бы очень интересно. Особенно психологический аспект. А если бы еще нашелся юридически подкованный автор...

[tiger_black]

petergirl,

Хотя Моззи мог бы, наверное. Но по сериалу даже непонятно, пытался ли он изображать адвоката, когда Нила первый раз посадили.

Вряд ли. Во-первых, он Нила от того свидания отговаривал. Во-вторых, наверняка знал о предложенной Нилу сделке, а значит, у него не было оснований для беспокойства - как и у Питера. Приговор явно оказался сюрпризом для всех троих.

[petergirl]

tiger_black,

Вот последнее для меня и критично. Потому что это опять тень на Питере. Если он отдавал себе отчет в несоразмерности наказания, то почему Нилу не подсказал подать на апелляцию, если уж сам ничего сделать не мог? И почему об этом не подумал сам Нил? Не сообразил? Но ведь сообразил же во второй раз предложить сделку...

Ну, если уж совсем точно, то нам на этот счет вообще ничего не сказали. Может, была аппеляция и ее отклонили, а может, ее не было вовсе. Ноль информации.
И несоразмерность супермакс - это в фике (и в реальности). Я не помню, чтобы в сериале кто-то об этом переживал. Условности...
Насчет того, как Нил сообразил предложить сделку, я сама думала. Мне кажется, он просто осознал, что может что-то дать. Что у него есть нечто ценное, что можно обменять на браслет. Хотя он такими словами это говорил... "Ты можешь меня отсюда вытащить", не больше не меньше... И это больше звучит как "я нашел способ", чем "посмотри, что я узнал".
Кстати, если от этого оттолкнуться, то можно пофантазировать, что и аппеляция была, но ничего не дала, и Нил это знает. И уверен, что Питер ему поможет, если найдется способ.

Или... типа он и так на сделку с Нилом пошел - еще в первый раз, какие после этого апелляции?

На какую сделку пошел Питер в первый раз? Я не совсем понимаю.
Если в целом, я сомневаюсь, что Питер думал в таких категориях. Он долго ловил Нила, он не считал его невиновным, он сознательно хотел его отправить в тюрьму, потому что Нил это заслужил, совершая преступления. И после этого лично отмазывать его от наказания?
Питер - друг Нила, но до браслета они все же были по разные стороны закона. И один из смыслов всего сериала - перетянуть Нила на другую сторону. И требовать от Питера, чтобы он сразу, как посадил Нила, начинал добиваться его освобождения... ну, не знаю. У меня нет к нему таких претензий.
А американские адвокаты иногда совершают чудеса отмазывания.
Я вот с некоторых пор не могу читать Гарднера про Перри Мейсона. В детстве и юности читала спокойно, с удовольствием. А потом - как отрезало. Потому что я внезапно осознала, что идеальный американский адвокат крутит законом как хочет. Среди книг этой серии есть даже сюжет, где Мейсон отмазал убийцу, прекрасно понимая, что она убийца. Просто потому что он счел, что не стоит ей сидеть в тюрьме... А там была отнюдь не самозащита или что-то подобное.

Вряд ли. Во-первых, он Нила от того свидания отговаривал. Во-вторых, наверняка знал о предложенной Нилу сделке, а значит, у него не было оснований для беспокойства - как и у Питера. Приговор явно оказался сюрпризом для всех троих.

Я... эм, не совсем врубаюсь. Вы говорите про 2.01, где Нил временно в тюрьме после взрыва самолета, а Моззи адвоката изображает? Или про второй арест Нила, после которого тот предложил сделку Питеру?
В первом случае, о каком приговоре-сюрпризе речь?
А во втором, разве Моззи отговаривал Нила от сделки с Питером? Я такого не помню. Знал - видимо, да, раз пришел к Джун. Но второй приговор (за побег был ожидаем).

[petergirl]

И я очень, ну просто очень сомневаюсь, что Нил мог не знать - не сообразить - насчет возможности подать аппеляцию. Он же умный. И не был он уж совсем один, была Кейт, которая потом еще 3 года как часы ходила к нему на свидания. Моззи, скорее всего, тоже где-то там ошивался. Аппеляция - это действительно азы. Кстати, у нас, по-моему, даже в обязательном порядке официально извещают после приговора, что мол, у вас есть 10 дней на обжалование.

[tiger_black]

petergirl,

"Ты можешь меня отсюда вытащить", не больше не меньше...

Да, я думала об этой фразе. Она тоже с двойным-тройным дном. Можешь, если захочешь. Можешь, если найдется способ. Вопрос: почему Нил вообще думает в таких категориях? Что Питер может и что он хотел бы его вытащить?

На какую сделку пошел Питер в первый раз?

Сделка со следствием. Признание в обмен на 4 года. Питер говорил, что у них не было доказательств.

Я... эм, не совсем врубаюсь. Вы говорите про 2.01, где Нил временно в тюрьме после взрыва самолета, а Моззи адвоката изображает? Или про второй арест Нила, после которого тот предложил сделку Питеру?

Я говорю про Пилот. Первые 4 года - результат того, что Нил пошел на сделку со следствием: признание в обмен на минимальный срок (если я правильно поняла). Плюс время под следствием должно засчитываться. Однако я думаю, что сделка касалась срока, но не места отбывания. Последнее Питер не учел. И, кстати, при пересмотре приговора и сроки могли пересмотреть... наверное. Тут я не разбираюсь.

[tiger_black]

petergirl,

Аппеляция - это действительно азы.

Я сейчас подумала, что пересмотреть приговор могут в любую сторону. Могли ведь и решить при пересмотре, что мало дали...

И не был он уж совсем один, была Кейт, которая потом еще 3 года как часы ходила к нему на свидания.

О, Кейт! Это отдельная история, зачем она ходила... с учетом того, к чему привел ее последний приход. Это ведь после него Нил сорвался в бега и заработал еще 4 года...

[petergirl]

tiger_black,

Вопрос: почему Нил вообще думает в таких категориях? Что Питер может и что он хотел бы его вытащить?

Не знаю. Без понятия. Но это факт. Он вот настолько верит, что Питер хочет помочь ему выйти. Опять же, он умный - ну совсем без оснований не стал бы он так считать - и тем более, прямо так Питеру и говорить.

Сделка со следствием. Признание в обмен на 4 года. Питер говорил, что у них не было доказательств.

А да, что-то такое у меня брезжит... это уже позже было сказано, наверное.
Тогда, возможно, что сделка исключала возможность аппеляции (вернее, ставя свою подпись, человек соглашался со всеми условиями и подтверждал, что не будет оспаривать приговор). Иначе зачем ее тогда вообще заключать, если потом все можно оспорить? Сделка, по идее, как раз цементирует согласие обеих сторон.

Однако я думаю, что сделка касалась срока, но не места отбывания. Последнее Питер не учел.

Очень возможно. Даже вероятно.

Я сейчас подумала, что пересмотреть приговор могут в любую сторону. Могли ведь и решить при пересмотре, что мало дали...

Ну да. Если полностью пересматривать, то могли поменять многое, в т.ч. в худшую сторону.
Не знаю, допускается ли вообще разрывать такие сделки...

О, Кейт! Это отдельная история, зачем она ходила... с учетом того, к чему привел ее последний приход. Это ведь после него Нил сорвался в бега и заработал еще 4 года...

Я помню ваш фик на эту тему. Хотя ужасно не хочется верить в такую откровенную злонамеренность.

[tiger_black]

petergirl,

Опять же, он умный - ну совсем без оснований не стал бы он так считать - и тем более, прямо так Питеру и говорить.

Согласна с этим. Тем более хотелось бы знать, что там за основания.

Сделка, по идее, как раз цементирует согласие обеих сторон.

Так сделка была со следствием, а не с судом. Питер мог счесть и и себя обманутым в этом случае. Кстати, это в сериале потом часто повторяется, когда он что-то обещает Нилу, а выполнить не может, потому что не все от него зависит.

Я помню ваш фик на эту тему

Я пыталась объяснить для себя хотя бы этот срыв Нила.

Хотя ужасно не хочется верить в такую откровенную злонамеренность.

Мне тоже не хотелось. Но картинка не складывается. И, кстати, так и не сложилась в итоге. Я так и не поняла ни того, зачем Нил был нужен так срочно, что потребовался его побег вотпрямщас, ни чем он мешал настолько, что понадобилось посредством побега организовать ему еще 4 года. Как-то эту линию талантливо замяли...

[petergirl]

tiger_black,

Так сделка была со следствием, а не с судом.

И тем не менее...
Waiving a Right to Appeal
One of the first things to know when pleading guilty or no contest, is that you're effectively giving up your right to appeal the sentence, absent an egregious error by your attorney or the court. The United States Supreme Court has consistently held that a defendant can elect to waive many important constitutional and statutory rights during the plea bargaining process including the right to appeal the sentence later.
Basically courts want to safeguard against a "buyer’s remorse" situation where the defendant knowingly and voluntarily enters into a plea deal, but later decides that they want to gamble and go to trial instead. Absent any other facts or circumstances, a defendant won't be able to appeal the sentence or withdraw a plea simply because they changed their mind later.
https://www.findlaw.com/criminal/criminal-procedure/can-you-appeal-a-plea-bargain.html
В общем, я думаю, аппеляция Нилу заведомо не светила... Но в той же статье, кстати, тоже ничего нет про определение на сделке места отбывания наказания. Только "The prosecutor agreed to reduce the number of charges and your maximum sentence will be much shorter than you expected".

Кстати, это в сериале потом часто повторяется, когда он что-то обещает Нилу, а выполнить не может, потому что не все от него зависит.

Не очень часто, но да, они регулярно напоминали, что Питер даже не самое высокое начальство в ФБР. С первого же сезона, сразу.

Как-то эту линию талантливо замяли...

Ага. Мне кажется, они ее использовали только для того, чтобы показать в ней/через нее Нила, а о целостности не особо заботились.

[petergirl]

Согласна с этим. Тем более хотелось бы знать, что там за основания.

Мне тоже.

[petergirl]

Добавила 3 главу. Сюжет пошел двигаться вперед. Немного.

[tiger_black]

petergirl,

— Значит, он старается произвести впечатление на меня — агента ФБР

Угу, Питер, так и есть))

Интересно, что до этого фика я не могла себе представить, чтобы Питер говорил о Ниле с кем-нибудь, кроме Эл.

Добавила 3 главу.

Спасибо)

Сюжет пошел двигаться вперед. Немного.

Он неторопливый, но это хорошо.

[petergirl]

tiger_black,

Угу, Питер, так и есть))

Ему оч-чень трудно въехать в эту концепцию.
Ничего, следующая глава практически целиком - его встреча с Нилом. После этого будет проще.

Интересно, что до этого фика я не могла себе представить, чтобы Питер говорил о Ниле с кем-нибудь, кроме Эл.

Ларсон хороший, он потом еще раз или два будет с Питером разговаривать. Тоже про Нила, разумеется.

Он неторопливый, но это хорошо.

Питер запрягает медленно и с расстановкой.