Автор: Aragarna
Переводчик: petergirl
Оригинал: The Color of the Wheat Fields
Рейтинг: G
Жанр: флафф, hurt/comfort, пост-финал
Размер: мини (3566 слов)
Герои: Нил Кэффри, Питер Берк, Моззи, Элизабет Берк, Нил Берк
Описание: Пост-финал. Питер летит в Париж к Нилу.
Комментарии переводчика: разрешение на перевод есть.
На фикбуке.
читатьСтоял теплый солнечный день уходящего лета, и площадь художников на макушке знаменитого холма, известная как "сердце Монмартра", была переполнена туристами, бродившими меж мольбертов и смаковавшими выпивку на террасах изобиловавших здесь кафе. Питер стал обходить площадь, вглядываясь во все лица и стараясь держать пульс в норме. Нил наверняка должен быть где-то здесь.
Питер услышал смех Нила, раньше, чем увидел его самого. Он обернулся, и сердце в груди загрохотало. Нил был здесь — сидел перед небольшим мольбертом и рисовал портрет молодой женщины-туристки, явно попавшей под его чары. Он однозначно не потерял хватки. И выглядел чертовски отлично. Работать уличным художником в шикарном костюме и с шляпой-федорой на голове — для этого нужно было быть Нилом Кэффри.
Остановившись футах в двадцати, Питер смотрел, как Нил флиртует и расточает туристкам свои улыбки. Отчего-то он не мог заставить себя подойти ближе. Как будто опасался, что стоит ему моргнуть и на секунду потерять Нила из виду, как чары рассеются, и тот снова исчезнет.
Но Нил не исчез. И, видимо, почувствовав на себе пристальный взгляд, поднял глаза. Он заметил Питера, и его губы тронула мягкая улыбка. Он положил альбом и угольный карандаш и поднялся на ноги.
Питер сам не понял, когда успел двинуться с места, и только неожиданно обнаружил, что каким-то образом сжимает Нила в объятиях. Или, точнее, вцепился в его сильное, теплое, живое тело. И сам Нил обнимал его не менее крепко. Питер уже забыл, как ему этого не хватало. По щекам текли слезы, а в горле от эмоций встал такой плотный ком, что Питер не мог вымолвить ни единого слова. Его накрыло облегчением и ощущением вновь обретенной целостности, и он закрыл глаза.
— Эй, снимите себе номер, — послышался чей-то голос, и Нил рассмеялся дрожащим смехом.
Они медленно отстранились. Питер отер рукавом слезы и положил руки Нилу на плечи. Он прочистил горло, но опасаясь, что при попытке что-то сказать снова разразится слезами, только улыбнулся.
Нил легонько похлопал его по плечу.
— Рад снова тебя видеть, Питер.
И движением головы предложил Питеру идти за собой. Они свернули в переулок, потом еще в один, все сильнее удаляясь от толпы и суеты Монмартра. Шагая рядом с Нилом, Питер ощущал, что у него странно перехватило горло. Он с трудом все это осознавал — что все это было реально.
Нил привел их в небольшое кафе, и они устроились за столиком на террасе. Нил заказал пиво для Питера и бокал вина для себя. Питер продолжал неотрывно смотреть на него, пытаясь принять, что друг, которого он думал, что потерял навсегда, сейчас сидит с ним на маленькой террасе парижского кафе и выглядит абсолютно живым.
— Полагаю, у нас четыре-ноль, — произнес Нил, наконец нарушая молчание.
Питер улыбнулся и отвел взгляд.
— Ты в порядке? — спросил Нил, которого начинало беспокоить молчание Питера.
Тот прочистил горло и глубоко вздохнул.
— Да. Теперь — да. Черт возьми, Нил, я думал, что ты умер. Мы все думали, что ты умер.
Нил опустил глаза.
— Прости.
— Ты знаешь, как сильно... — Питер проглотил комок в горле. — Как сильно мы по тебе скучали?
— Прости, Питер, — повторил Нил.
Питер потянулся к нему и коснулся руки.
— Все хорошо, Нил. Я просто рад, что ты жив.
Он погладил Нила по руке, словно желая доказать себе, что тот действительно жив, что он настоящий, а потом откинулся на спинку стула.
— Ты жив... — шепотом повторил он.
Питер не мог перестать есть его глазами, пытаясь прочесть по мелким деталям — морщинкам на лице, чуть длиннее привычного волосам, новой шляпе и костюму по современной моде — как прошел для Нила прошедший год. Был ли он счастлив? Одинок? В безопасности? Старался выжить? Но на лице Нила была маска, под которую нелегко было "заглянуть".
— Почему? — наконец спросил он, больше не в состоянии удерживаться от вопроса, который его терзал весь долгий семичасовой трансатлантический перелет.
— Ради твоей безопасности. Я причинил слишком много боли тем, кого люблю. Я не мог допустить, чтобы с тобой и твоей семьей что-то случилось.
Питер покачал головой. Это он уже сообразил.
— Почему ты не сказал мне?
— Если бы я рассказал тебе свой план, ты бы меня отпустил?
— Даже после всего, что мы пережили вместе, ты все равно мне не доверял? — Это ранило его больше всего. Что Нил ему не сказал. Что недостаточно доверял, чтобы поделиться своим планом и бросил оплакивать утрату в неведении.
— Я доверяю тебе, Питер. Я доверяю. Я знаю, что ты бы сдержал слово. Но я также знаю, что ты бы ни перед чем не остановился, чтобы меня защитить.
— Да, потому что я — твой друг.
— И даже если бы ты меня отпустил, ты бы все равно продолжал за мной приглядывать. И мог оказаться из-за меня в беде. Хватит того, что ты и так уже для меня сделал, Питер. Я не хочу, чтобы с тобой или твоей семьей что-то из-за меня произошло.
— Я мог оказаться в беде, только если бы ты в ней оказался. Ты оказывался?
Нил улыбнулся и отрицательно покачал головой.
— Нет. Но я не мог быть в этом уверен. И не мог быть уверен, что Пантеры меня не отыщут и не придут за тобой.
— И что изменилось сейчас?
— Пантеры теперь в тюрьме до конца жизни, и они, похоже, совершенно уверены, что предателем был Келлер. Я думаю, теперь уже достаточно безопасно, — Нил посмотрел на Питера, его глаза засверкали искорками. — Я знал — ну, надеялся — что как только ты сложишь пазл, то сразу прилетишь и отыщешь меня. Так что я не мог рисковать и отправлять тебе сигнал раньше времени.
— А ты думал о том, что я могу не приехать?
— Ну, я слегка опасался, что ты будешь на меня зол, — тихо произнес Нил, опустив взгляд.
— О, я зол. Я наверное с полдюжины раз репетировал в голове лекцию, которую тебе прочитаю, пока летел через Атлантику. Ты провернул у меня на глазах грандиозную аферу. И ты врал мне. Не спорь. Ты притворялся трупом, прямо на моих глазах притворялся. Это была твоя самая кошмарная ложь мне. И я... — Питер разогнал болезненные воспоминания. — Так что, да, я на тебя зол. Но я... — он откашлялся. — Я просто очень рад, что ты жив.
Нил отпил вина и задумчиво уставился в бокал.
— Я тоже по тебе скучал, — признался он. — Сначала я думал, что смогу это сделать — смогу исчезнуть навсегда и начать новую жизнь с новой личностью. Мне это было нужно. Мне нужно было начать все сначала. Стать хозяином самому себе и решать, чего я хочу в жизни. Понимаешь?
Нил встретился глазами с Питером. Его взгляд просил о понимании и прощении. Даже если Питер искренне на него сердился, он все равно мог найти в себе силы его простить. Только вот сам Питер, по правде говоря, просто не мог злиться на Нила. Несмотря на исходную решимость показать Нилу свое отвращение к его плану и рассказать, какую боль причинило его предательство, видя его сейчас перед собой, Питер мог ощущать только радость, облегчение и вновь обретенную целостность. И он не хотел разрушать это. Он кивнул, и Нил продолжил.
— Но я... я также понял, что не хочу навсегда оставаться для тебя мертвым. Прошло какое-то время, и я понял, что в моем плане есть изъян.
— О, правда?
— Я сделал то, что должен был сделать ради того, чтобы защитить свою семью, но это полностью меня от нее отрезало, и все вокруг потускнело. Как бы я не старался наполнить свою новую жизнь, в ней все равно чего-то не доставало. Потому что это была не та жизнь, за которую я так упорно боролся. Та — продолжала существовать, но уже без меня.
— И чем же ты наполнял свою новую жизнь? — стараясь говорить максимально небрежно, спросил Питер.
Нил мягко улыбнулся.
— Тебя ведь интересует, вернулся я к жизни мошенника или нет.
— А ты к ней вернулся?
Нил задумчиво устремил взгляд в сторону.
— Я присматривался к Лувру. И к музею д'Орсе. И к Бобуру. Ко всем ним. И даже к Елисейскому дворцу. Система безопасности в Лувре оказалась просто детской шуткой. Серьезно, было бы преступлением его не ограбить. И наоборот, новая система безопасности д'Орсе — высшего класса, справиться с ней было бы сложно, хотя, вероятно, не невозможно. Это был бы хороший вызов. Но, идя между рядами импрессионистов, я увидел скульптуру Дега — юную танцовщицу...
Нил сделал паузу и отпил вина.
— И? — нажал на него Питер.
— И я не смог. Я не смог сделать этого с тобой. Так что, вместо ограбления, я отправил в Лувр анонимное сообщение со всеми прорехами в их безопасности...
Питер ощутил, что к глазам вновь подступают слезы. Он загнал их в глубину и улыбнулся.
— Мне никогда не выпадало возможности тебе это сказать, — тихо произнес он. — Я горжусь тобой, Нил.
Он помолчал, давая осознать сказанное, и с ухмылкой добавил:
— Ну, если не считать этого идиотства я-фальсифицировал-свою-смерть.
Нил стрельнул в него слабой улыбкой. Они чокнулись бокалами и в дружеском молчании допили свои напитки.
* * *
— Как семейная жизнь? — спросил Нил, когда они вернулись обратно к его мольберту.
Питер немедленно встрепенулся.
— О-о, просто замечательно. Нил... — он внезапно умолк и посмотрел на оригинального Нила.
Нил внезапно ощутил ком в горле.
— Ты назвал своего сына Нил? — у него дрогнул голос, и он закусил губу.
Разумом Нил понимал, что его смерть причинит его друзьям боль. И что его "воскрешение" может стать для них таким же болезненным. Но те проблески боли, которые он видел, как бы они не пытались их скрыть — а может, именно потому что они пытались — потрясли его больше, чем он мог представить. Ни Питер, ни Моззи особенно не распространялись о своих страданиях. Но Нил все равно их чувствовал — в отстраненности Моззи, в крепком объятии Питера, в том, как они оба на него смотрели. Но ярче всего — и трогательнее для самого Нила — было то, что они оба не могли об этом говорить и отмахивались от всех упоминаний пережитого горя. И вот теперь оказывается, что Питер назвал своего сына в его честь.
Питер пожал плечами.
— Это показалось правильным. И я знаю, что это может выглядеть странно, но нам с Эл это помогло сделать шаг вперед и жить дальше. А теперь я, разумеется, оказался сразу с двумя Нилами... Как раз, когда я и без того думал, что дел просто невпроворот... Но ведь тебя здесь зовут как-то по-другому?
— Теодор Нил Паркер. Я знаю, что Эллен на самом деле звали не Эллен Паркер, но для меня это всегда было ее имя. Хотел назваться Питером Паркером, но даже во Франции это звучало бы слегка фейком.
Питер фыркнул от смеха.
— Это точно. Хотя, учитывая твою способность прыгать с высотных зданий, оно вполне могло бы тебе подойти.
— Но для тебя я всегда буду Нил.
Питер на минуту, кажется, о чем-то задумался, потом тепло рассмеялся и хлопнул Нила по спине.
— Ну и сентиментальная же мы с тобой парочка!
Они вновь зашагали бок о бок по узким парижским улочкам. Пейзаж не мог отличаться сильнее, но Нил все равно ощущал себя в Нью-Йорке. Идущий рядом Питер, казалось, привез с собой частичку дома.
— К слову о Теодоре. А где оригинал? — поинтересовался тот.
Нил нацепил наиневиннейшее выражение лица.
— Кто?
Питер наклонил голову на бок.
— Я знаю, что Моззи в Париже.
Нил улыбнулся.
— Он опустошает мою скромную коллекцию вин. Это его способ мести. Он ринулся в Париж, чтобы поскорее со мной увидеться, а теперь играет в "молчанку".
— Он очень тяжело это перенес, — мягко сказал Питер. — Ты был ему как брат.
Нил подумал, говорит ли тот только ли о Моззи.
— Знаешь, — продолжал Питер, — когда Бут тебя похитил и все выглядело так, словно ты пустился в бега, Моззи был убежден, что ты не мог сбежать. Только не без него.
Нил ощутил тяжесть на сердце. Душу сковал холод, и по телу пробежал озноб, несмотря на теплый вечер. Похоже, он серьезно недооценил, насколько друзья к нему привязаны. Не факт, что он заслуживал такой преданности.
— Эй, теперь все позади. Ты здесь, — сказал Питер.
— Правда?
Питер положил руку ему на плечо, и Нил чуть не вздрогнул. Он соскучился по этому теплому, "заземляющему" прикосновению.
— Правда. Как мы решим — так и будет.
* * *
Моззи щедро плеснул себе еще вина. "Côte du Rhone" было поистине восхитительным. Этот иуда Нил определенно не растерял вкуса к изысканным нектарам.
Париж. Из всех мест, куда Нил мог сбежать, он выбрал именно то, куда Моззи мечтал сбежать вместе с ним. И мало того, что он сбежал в Париж — он еще и разрушил все мечты Моззи об ограблении Лувра, поведав им обо всех их слабых местах. Отказаться от мошеннического образа жизни самому — это одно дело, но перечеркнуть такие возможности для всех честных людей их профессии?
Не будь Моззи так рад, что Нил жив, он бы собственноручно его прибил. Черт, это была изумительная афера. Величайший трюк Нила Кэффри. Не то, чтобы Моззи собирался в этом признаваться. Если Нил хотел услышать от него похвалу, надо было поделиться с ним своим планом.
Моззи сделал большой глоток и позволил алкоголю утешить сердце и подлечить душевные раны.
Его размышления прервала открывшаяся дверь: на пороге появился Нил, а следом за ним — Костюм.
— Костюм, — произнес Моззи, чуть кивнув Питеру.
— Моз, — кивнул тот в ответ.
— Быстро же, — прокомментировал Моззи, искренне впечатленный, что Питер появился в Париже всего через двадцать четыре часа после него.
Питер улыбнулся.
— И задержался только потому, что перед тем, как прыгнуть в самолет, мне нужно было получить одобрение Эл и поцеловать на прощание моего маленького мальчика.
— И еще потому что полетел с плебеями коммерческим рейсом.
Костюм нахмурился, не понимая, о чем тот, черт возьми, толкует, и Моззи улыбнулся, удовлетворенный произведенным эффектом. Питер был такой легкой и забавной добычей.
Они вместе сели поглощать ужин, наскоро приготовленный Нилом — ну, настолько наскоро, насколько умел Нил. Сперва им было немного неловко снова оказаться одной компанией. После целого года попыток жить дальше, разом вернуться в прошлое было нелегко, особенно, когда никто не хотел об этом говорить. Но к тому времени, когда они открыли вторую бутылку вина — для Моззи третью, — они уже вновь вернулись к своим привычным дружеским отношениям. Разговор естественным образом свернул к приключениям маленького Нила, и на эту тему Питер готов был говорить без умолку. Было очевидно, что ребенок — его наидрагоценнийшее сокровище, и выражение отцовской любви на лице Питера что-то сладко задевало в душе Моззи.
— Ты вернешься? — внезапно спросил Питер, бросив на Нила беспокойный взгляд.
Моззи тоже к нему повернулся и задержал дыхание, на секунду воспылав надеждой. Он весь день попытался убедить Нила вернулся, но без толку. Но может, Костюм окажется более убедительным. Питер всегда имел на Нила совершенно особое влияние.
Но Нил покачал головой и опустил взгляд.
— Не думаю, что это хорошая идея...
— Да ладно, Пантеры теперь в тюрьме, и ты сам сказал, что сейчас уже безопасно. И в Нью-Йорке тебе не опаснее, чем в Париже. Да и в любом случае, эти парни — европейцы, и гораздо больше шансов, что кто-то донесет им насчет тебя здесь, чем в Нью-Йорке, где у них нет связей.
— Это не...
— Оставь его в покое, Костюм, — с некоторой горечью бросил Моззи. — Нил не хочет возвращаться домой.
— Ты не понимаешь, — тихо сказал Нил.
— Почему ты предпочитаешь быть в тысячах миль от нас, в полном одиночестве и праздности? Нет, мы не понимаем, — решительно сказал Моззи.
— Хотя бы съезди и познакомься с маленьким Нилом. 23 октября он отпразднует свой первый день рождения, — нажал Питер, не отрывая взгляда от Нила. — Мы... Мы бы очень хотели, чтобы ты был в этот день с нами.
— Я не могу...
Питер накренился вперед — Моззи не был уверен, в чем причина его замедленных движений: в вине или в самочувствии из-за смены часовых поясов — и ткнул пальцем в Нила.
— Ты должен нам хотя бы это.
— Да, должен, — эхом отозвался Моззи и тоже ткнул пальцем в Нила. — Ты очень много нам должен.
— Моззи, ты пьян.
— Ты тоже был набравшись, когда решил, что можешь вот просто нас бросить. Это было... это было... — Почему внезапно стало так трудно найти слова? — Это было неправильно. Ты, может, и считаешь, что все понимаешь насчет семьи, но нет, не понимаешь. Устраивать такие фокусы своим близким — это варварство.
Питер энергично закивал.
— В яблочко. — Он хлопнул Моззи по спине. — Этот Моззи — мудрый человек.
Нил покачал головой.
— Ребята, вы оба пьяны.
— Это не означает, что мы неправы, — сказал Моззи.
Нил опустил взгляд.
— Я знаю.
— В твоих рассуждениях есть серьезный пробел, — сказал Питер. — Ты оставил жизнь, за которую так упорно боролся, потому что хотел ее защитить, но эта жизнь не существует, если ты ею не живешь. Остается только моя.
А Костюм впечатляюще глубок, когда слишком много выпьет.
* * *
Чего Моззи и Питер, кажется, не понимали, так это того, что Нил не был уверен, что у него хватит сил, однажды вернувшись в Нью-Йорк, потом снова его покинуть. Когда он впервые бросил все и уехал, он был полон решимости не оглядываться. Начать все заново — он был в этом хорош. Он имел опыт. Он делал так всю свою жизнь, и в итоге это всегда срабатывало ему на пользу. Он был словно акула, плавающая в океане жизни. И ему нельзя было останавливаться, если он хотел выжить. Каждый раз, когда он так поступал, когда пытался хвататься за прошлое — именно тогда все шло под откос и страдали люди.
Но, тем не менее, Питеру с Моззи все же удалось как-то убедить его хоть съездить в гости, серьезно пошатнув и его без того заколебавшуюся уверенность насчет дома. И вот, спустя два месяца Нил был здесь — стоял на крыльце дома Берков.
И стоял очень долго, боясь, что совершил ужасную ошибку.
Внезапно дверь распахнулась, и на пороге появилась Элизабет.
— Заходи, Нил. Пути назад тебе уже нет, — сказала она и посторонилась, пропуская его внутрь. Эл тепло улыбалась, но в ее глазах было что-то такое, от чего Нил невольно напрягся.
Она обняла его долгим теплым объятием, а потом, к неожиданности Нила, отвесила ему пощечину.
— Это тебе за слезы моего мужа. Я знаю, Питер слишком счастлив, что ты снова у него есть, чтобы задумываться, что ты натворил, но кто-то должен это сказать. Ты позволил ему поверить, что он потерял брата — что он подвел сына.
— Это не... — попытался оправдаться Нил, но поднятый палец Эл не дал ему закончить.
— Ты умер, Нил. Ты умер у него на поруках, во время его расследования. Ты был его ответственностью. И даже хуже, он сделал тебя членом семьи. Как думаешь, что он чувствовал? Ты не имел права принимать такое решение. Ты причинил много боли, Нил. А мы даже назвали в честь тебя нашего сына, — добавила Элизабет, жестом показывая на середину гостиной.
Там, на детском коврике и в окружении разнообразных игрушек, сидел другой Нил. Сатчмо взирал на него с почтительного расстояния. Маленький Нил был красивым мальчиком с большими голубыми глазами и светлыми волосами. "Настоящий Маленький принц", — с нежностью подумал Нил.
— Мне очень жаль, Элизабет.
— Я знаю. И я знаю, почему ты сделал то, что сделал. И я благодарна, что ты сделал все, чтобы Питер был в безопасности.
Нил поднял на нее глаза и неуверенно улыбнулся.
— Просто больше никогда так не поступай, — сказала Элизабет.
В этот момент входная дверь открылась, и в дом влетел Питер, едва не врезавшись при этом в Нила.
— О! Нил! — обрадовано поприветствовал он друга. — Я не ждал тебя так рано.
Нил ничего не успел ответить — только внезапно осознал, что Питер сжимает его в объятиях.
Но их выброс эмоций быстро прервало детское гуление. Питер отстранился и посмотрел через плечо Нила на своего сынишку. Выражение его лица изменилось, отразив такую любовь и нежность, каких Нил никогда у него не видел. Питер поцеловал Элизабет и направился к своему сыну.
— Привет, малыш, папа дома, — произнес он, садясь на пол рядом с маленьким Нилом.
При виде отца лицо мальчика осветила широкая улыбка.
— Па! — сказал он.
Питер нагнулся и осторожно поцеловал малыша в щечку, а потом пощекотал его, и тот захихикал.
Видеть Питера таким — сидящим на полу прямо в костюме и туфлях и играющим со своим сынишкой — было очаровательно, и взрослый Нил ощутил, как его переполняет нежность.
— Питер совершенно на нем помешался, — ласково произнесла Элизабет. — Теперь тебе придется сражаться с маленьким Нилом за его внимание....
У Нила внезапно встал в горле ком. Он посмотрел на Элизабет.
— Конечно же, твое место в нашей семье никуда не делось, — сказала она, беря его за руку. — Но так будет только при одном условии: ты поклянешься никогда больше от нас не исчезать.
Нил хотел заспорить, что пусть он исправившийся преступник, даже и с новой личностью, но прошлое в любой момент может за ним вернуться, но взгляд Элизабет сказал ему, что она отметет любые аргументы.
— Пойдем, познакомимся с дядюшкой Нилом, — сказал сыну Питер.
Он встал, поднимая мальчика с пола, и с ним на руках подошел к Нилу.
— Нил, это дядя Нил. Нил, это маленький Нил.
— Привет, маленький Нил, — сказал Нил, и едва тот уставился на него своими огромными голубыми глазами, как Нил осознал, что никогда больше не испытает желания отсюда уехать. Здесь была семья, за которую он упорно сражался и всеми силами защищал — его семья, его жизнь, и он был именно там, где и должен был быть.
— Я клянусь, — прошептал он Элизабет.
* * *
Позже, когда они уже наслаждались напитками в патио, а Питер жарил свое фирменное барбекю, Нил вытащил из внутреннего кармана подарок, разгладил чуть смявшуюся обертку и протянул его Питеру.
— День рождения Нила только завтра, — сказал тот.
Нил отрицательно покачал головой.
— Это для тебя.
— Для меня? Но у меня нет сегодня дня рождения, — запротестовал Питер, разрывая обертку.
Нил пожал плечами.
— Разве для того, чтобы что-то подарить, обязательно нужно, чтобы он был?
— "Маленький принц", — с удивлением прочел Питер. — Это же детская книжка, нет?
— Это французская классика. Я подумал, что тебе может понравиться. Там о летчике, потерявшемся в пустыне, — сказал Нил, стараясь, чтобы его слова прозвучали как можно обыденней.
Питер кивнул.
— Я знаю. Баобабы. Держу пари, тебе нравится слон в удаве.
Нил посмотрел на Питера, пытаясь не выдать бушующих внутри эмоций.
— На самом деле, мое любимое место — где Лис просит Маленького принца его приручить. В оригинале он говорит apprivoiser, что гораздо точнее. Лис объясняет, что это слово означает "создавать узы". И что, когда Маленький принц его приручит, золотой цвет пшеничных колосьев приобретет для него особенное значение.
— "Зорко одно лишь сердце. Самого главного глазами не увидишь", — процитировал Питер. — Я тоже это место люблю.
Питер положил книгу на стол и проверил барбекю.
— Оно еще и о том, как отыскать путь домой, — через некоторое время проговорил он.
— И я думаю, я нашел его, — прошептал Нил.
"Маленький принц"
Антуан Сент-Экзюпери
(перевод Норы Галь)
21 глава
Антуан Сент-Экзюпери
(перевод Норы Галь)
21 глава
Вот тут-то и появился Лис.
— Здравствуй, — сказал он.
— Здравствуй, — вежливо ответил Маленький принц и оглянулся, но никого не увидел.
— Я здесь, — послышался голос. — Под яблоней…
— Кто ты? — спросил Маленький принц. — Какой ты красивый!
— Я — Лис, — сказал Лис.
— Поиграй со мной, — попросил Маленький принц. — Мне так грустно…
— Не могу я с тобой играть, — сказал Лис. — Я не приручен.
— Ах, извини, — сказал Маленький принц.
Но, подумав, спросил:
— А как это — приручить?
— Ты не здешний, — заметил Лис. — Что ты здесь ищешь?
— Людей ищу, — сказал Маленький принц. — А как это — приручить?
— У людей есть ружья, и они ходят на охоту. Это очень неудобно! И еще они разводят кур. Только этим они и хороши. Ты ищешь кур?
— Нет, — сказал Маленький принц. — Я ищу друзей. А как это — приручить?
— Это давно забытое понятие, — объяснил Лис. — Оно означает: создать узы.
— Узы?
— Вот именно, — сказал Лис. — Ты для меня пока всего лишь маленький мальчик, точно такой же, как сто тысяч других мальчиков. И ты мне не нужен. И я тебе тоже не нужен. Я для тебя всего только лисица, точно такая же, как сто тысяч других лисиц. Но если ты меня приручишь, мы станем нужны друг другу. Ты будешь для меня единственным в целом свете. И я буду для тебя один в целом свете…
— Я начинаю понимать, — сказал Маленький принц. — Была одна роза… наверно, она меня приручила…
— Очень возможно, — согласился Лис. — На Земле чего только не бывает.
— Это было не на Земле, — сказал Маленький принц.
Лис очень удивился:
— На другой планете?
— Да.
— А на той планете есть охотники?
— Нет.
— Как интересно! А куры есть?
— Нет.
— Нет в мире совершенства! — вздохнул Лис.
Но потом он вновь заговорил о том же:
— Скучная у меня жизнь. Я охочусь за курами, а люди охотятся за мною. Все куры одинаковы, и люди все одинаковы. И живется мне скучновато. Но если ты меня приручишь, моя жизнь словно солнцем озарится. Твои шаги я стану различать среди тысяч других. Заслышав людские шаги, я всегда убегаю и прячусь. Но твоя походка позовет меня, точно музыка, и я выйду из своего убежища. И потом — смотри! Видишь, вон там, в полях, зреет пшеница? Я не ем хлеба. Колосья мне не нужны. Пшеничные поля ни о чем мне не говорят. И это грустно! Но у тебя золотые волосы. И как чудесно будет, когда ты меня приручишь! Золотая пшеница станет напоминать мне тебя. И я полюблю шелест колосьев на ветру…
Лис замолчал и долго смотрел на Маленького принца. Потом сказал:
— Пожалуйста… приручи меня!
— Я бы рад, — отвечал Маленький принц, — но у меня так мало времени. Мне еще надо найти друзей и узнать разные вещи.
— Узнать можно только те вещи, которые приручишь, — сказал Лис. — У людей уже не хватает времени что-либо узнавать. Они покупают вещи готовыми в магазинах. Но ведь нет таких магазинов, где торговали бы друзьями, и потому люди больше не имеют друзей. Если хочешь, чтобы у тебя был друг, приручи меня!
— А что для этого надо делать? — спросил Маленький принц.
— Надо запастись терпеньем, — ответил Лис. — Сперва сядь вон там, поодаль, на траву — вот так. Я буду на тебя искоса поглядывать, а ты молчи. Слова только мешают понимать друг друга. Но с каждым днем садись немножко ближе…
Назавтра Маленький принц вновь пришел на то же место.
— Лучше приходи всегда в один и тот же час, — попросил Лис. — Вот, например, если ты будешь приходить в четыре часа, я уже с трех часов почувствую себя счастливым. И чем ближе к назначенному часу, тем счастливее. В четыре часа я уже начну волноваться и тревожиться. Я узнаю цену счастью! А если ты приходишь всякий раз в другое время, я не знаю, к какому часу готовить свое сердце… Нужно соблюдать обряды.
— А что такое обряды? — спросил Маленький принц.
— Это тоже нечто давно забытое, — объяснил Лис. — Нечто такое, отчего один какой-то день становится не похож на все другие дни, один час — на все другие часы. Вот, например, у моих охотников есть такой обряд: по четвергам они танцуют с деревенскими девушками. И какой же это чудесный день — четверг! Я отправляюсь на прогулку и дохожу до самого виноградника. А если бы охотники танцевали когда придется, все дни были бы одинаковы и я никогда не знал бы отдыха.
Так Маленький принц приручил Лиса. И вот настал час прощанья.
— Я буду плакать о тебе, — вздохнул Лис.
— Ты сам виноват, — сказал Маленький принц. — Я ведь не хотел, чтобы тебе было больно, ты сам пожелал, чтобы я тебя приручил…
— Да, конечно, — сказал Лис.
— Но ты будешь плакать!
— Да, конечно.
— Значит, тебе от этого плохо.
— Нет, — возразил Лис, — мне хорошо. Вспомни, что я говорил про золотые колосья.
Он умолк. Потом прибавил:
— Поди взгляни еще раз на розы. Ты поймешь, что твоя роза — единственная в мире. А когда вернешься, чтобы проститься со мной, я открою тебе один секрет. Это будет мой тебе подарок.
Маленький принц пошел взглянуть на розы.
— Вы ничуть не похожи на мою розу, — сказал он им. — Вы еще ничто. Никто вас не приручил, и вы никого не приручили. Таким был прежде мой Лис. Он ничем не отличался от ста тысяч других лисиц. Но я с ним подружился, и теперь он — единственный в целом свете.
Розы очень смутились.
— Вы красивые, но пустые, — продолжал Маленький принц. — Ради вас не захочется умереть. Конечно, случайный прохожий, поглядев на мою розу, скажет, что она точно такая же, как вы. Но мне она одна дороже всех вас. Ведь это ее, а не вас я поливал каждый день. Ее, а не вас накрывал стеклянным колпаком. Ее загораживал ширмой, оберегая от ветра. Для нее убивал гусениц, только двух или трех оставил, чтобы вывелись бабочки. Я слушал, как она жаловалась и как хвастала, я прислушивался к ней, даже когда она умолкала. Она — моя.
И Маленький принц возвратился к Лису.
— Прощай… — сказал он.
— Прощай, — сказал Лис. — Вот мой секрет, он очень прост: зорко одно лишь сердце. Самого главного глазами не увидишь.
— Самого главного глазами не увидишь, — повторил Маленький принц, чтобы лучше запомнить.
— Твоя роза так дорога тебе потому, что ты отдавал ей всю душу.
— Потому что я отдавал ей всю душу… — повторил Маленький принц, чтобы лучше запомнить.
— Люди забыли эту истину, — сказал Лис, — но ты не забывай: ты навсегда в ответе за всех, кого приручил. Ты в ответе за твою розу.
— Я в ответе за мою розу… — повторил Маленький принц, чтобы лучше запомнить.