Человек с побелевшим лицом
Название мне ничего не сказало, но как только пошел сюжет, я сразу вспомнила, что это читала. И разгадку вспомнила.
Но сначала о вступлении. Этот рассказ, насколько я понимаю, единственный, который написал Холмс. То есть действие идет от его лица, а не от лица Уотсона. Более того, Уотсон в рассказе вообще отсутствует.

"Мой друг Уотсон не отличается глубиной ума, зато упрямства ему не занимать. Вот уже сколько времени он уговаривает меня описать одно из моих дел. Впрочем, я сам, пожалуй, дал ему повод докучать мне этой просьбой, ибо не раз говорил, что его рассказы поверхностны и что он потворствует вкусам публики, вместо того чтобы строго придерживаться' истины. «Попробуйте сами. Холме!» — обычно отвечал он, и, должен признаться, едва взяв в руки перо, я уже испытываю желание изложить эту историю так, чтобы она понравилась читателю. Дело, о котором пойдет речь, безусловно, заинтересует публику — это одно из самых необычных дел в моей практике, хотя Уотсон даже не упоминает о нем в своих заметках. Заговорив о моем старом друге и биографе, я воспользуюсь случаем и объясню, пожалуй, зачем я обременяю себя партнером, распутывая ту или иную загадку. Я делаю это не из прихоти и не из дружеского расположения к Уотсону, а потому, что он обладает присущими только ему особенностями, о которых обычно умалчивает, когда с неумеренным пылом описывает мои таланты. Партнер, пытающийся предугадать ваши выводы и способ действия, может лишь испортить дело, но человек, который удивляется каждому новому обстоятельству, вскрытому в ходе расследования, и считает загадку неразрешимой, является идеальным помощником."
"The ideas of my friend Watson, though limited, are exceedingly pertinacious. For a long time he has worried me to write an experience of my own. Perhaps I have rather invited this persecution, since I have often had occasion to point out to him how superficial are his own accounts and to accuse him of pandering to popular taste instead of confining himself rigidly to facts and figures. “Try it yourself, Holmes!” he has retorted, and I am compelled to admit that, having taken my pen in my hand, I do begin to realize that the matter must be presented in such a way as may interest the reader. The following case can hardly fail to do so, as it is among the strangest happenings in my collection, though it chanced that Watson had no note of it in his collection. Speaking of my old friend and biographer, I would take this opportunity to remark that if I burden myself with a companion in my various little inquiries it is not done out of sentiment or caprice, but it is that Watson has some remarkable characteristics of his own to which in his modesty he has given small attention amid his exaggerated estimates of my own performances. A confederate who foresees your conclusions and course of action is always dangerous, but one to whom each development comes as a perpetual surprise, and to whom the future is always a closed book, is indeed an ideal helpmate."
Часть этого вступления была использована во время речи шафера в "Знаке трех":
"Я обременил себя дружеской услугой во время сложного расследования не из сантиментов или каприза, а из-за того, что он обладает многими прекрасными качествами, которые не замечает в одержимости мной. На самом деле моя репутация блистательного умника — результат того беспримерного контраста, который Джон бескорыстно проявляет. Ни для кого не секрет, что невесты выбирают невзрачных подружек для свадьбы. Тут аналогичная контрастная ситуация. В конце концов, у Бога есть план, как подчеркнуть красоту своих созданий. То есть был бы, не будь Бог абсурдной фантазией, придуманной, чтобы оправдать служебные успехи идиотов. "
"If I burden myself with a little help-mate during my adventures, it is not out of sentiment or caprice — it is that he has many fine qualities of his own that he has overlooked in his obsession with me. Indeed, any reputation I have for mental acuity and sharpness comes, in truth, from the extraordinary contrast John so selflessly provides. It is a fact, I believe, that brides tend to favour exceptionally plain bridesmaids for their big day. There is a certain analogy there, I feel. And contrast is, after all, God’s own plan to enhance the beauty of his creation... or it would be if God were not a ludicrous fantasy designed to provide a career opportunity for the family idiot."
В серии дальше идет:
"Суть моей мысли в том, что я самый невозможный, премерзкий, грубый, дремучий и круглосуточно брюзжащий козел, которого вам может не посчастливиться встретить. Я пренебрегаю добродетелью, не замечаю красоту и недоумеваю, когда смотрю в лицо счастью. Так что я не понял приглашения стать шафером, поскольку не предполагал, что могу быть лучшим другом. И уж точно не его — самого доброго отважного мудрого существа, которого мне в дар послала судьба."
В рассказе же Холмс просто начинает рассказывать о деле. Но на минутку к вышепроцитированному.
С одной стороны, кажется, что Холмсу просто хочется не иметь конкурентов и раз за разом удивлять Уотсона, представая перед ним этаким волшебником, который вытаскивает кролика из шляпы. С другой же - лично я, отнюдь не расследуя преступления, терпеть не могу, когда кто-то пытается "идти по моим следам". Вот просто шерсть дыбом! Поэтому я легко могу понять, что Холмс ценит именно это - а периодически и сторонний, пусть и часто неверный взгляд Уотсона. Но это чисто мое видение.
С третьей стороны, если взять рассказ в целом, лично у меня создалось впечатление, что Холмс чувствует себя в роли писателя не в своей тарелке. Он еще несколько раз сетует, что вынужден быть тем, кто рассказывает и это мешает повествованию. Такое ощущение, что некто проиграл пари и теперь мается. Ну или просто на своем опыте выяснил, что критиковать проще, чем самому написать. Уж не знаю, что здесь вернее, но имхо, не самоутверждение Холмса за счет Уотсона. No way.
Сам рассказ чем-то напоминает любимое мной "Желтое лицо", но при этом определенно не является моим любимым. Он... более жесткий, что ли. Даже несмотря на хэппиэнд. Болезнь Годфри выглядела бы совсем анахронизмом, если бы я относительно недавно (в 2000е) не читала современный медицинский детектив, где в центре сюжета фигурировала она же. А так я даже помню, что и к чему.

Происшествие в усадьбе Шоском
Не читала, хотя разгадку поняла почти сразу. Причем я не очень поняла, почему Холмс сразу приписал злосчасному брату злонамеренность. Я почему-то сразу подумала, что если сестра умрет, он пострадает первым. А значит, ему нет никакого смысла убивать ее. Не знаю, может, я слишком поверхностно восприняла вопросы наследования. Но факт есть факт.
Сам сюжет косвенно связан со скачками, в которых, как оказывается, Уотсон настоящий дока.
"— ... Кстати, скажите, Ватсон, вы в бегах что-нибудь понимаете?
— Еще бы мне не понимать! Бега стоят мне половину пенсии, которую я получаю за свои раны.
— В таком случае, вы будете моим учителем в этой области. А скажите, такое имя, как Роберт Норбертон, что-нибудь говорит вашему уму или сердцу?"
Не здесь ли отчасти кроется причина запертой в столе Холмса чековой книжки Уотсона?

Человек на четвереньках
Читала и, судя по четким воспоминаниям, даже не один раз. Хотя сейчас ума не приложу, что нашла в этом сюжете. Неприятный и совершенно нереалистичный. Хотя, наверное, актуальный для своего времени. Тема бессмертия и все такое... Хотя отсылку в "Катафалке" я только сейчас оценила.
Шерлок:...обезьяньи железы. Но довольно о профессоре Пресбери. Расскажите о своем деле, мистер Харкорт.
И ведь не поспоришь.
Впрочем, это здесь не единственная "отсылка к сериалу".
"Как-то воскресным вечером, в начале сентября 1903 года, я получил от Холмса характерное для него лаконическое послание: «Сейчас же приходите, если можете. Если не можете, приходите все равно. Ш. X.»."
И подробный комментарий Уотсона к их с Холмсом отношениям того времени:
"У нас с ним в ту пору установились довольно своеобразные отношения. Он был человек привычек, привычек прочных и глубоко укоренившихся, и одной из них стал я. Я был где-то в одном ряду с его скрипкой, крепким табаком, его дочерна обкуренной трубкой, справочниками и другими, быть может, более предосудительными привычками. Там, где речь шла об активных действиях и ему нужен был товарищ, на выдержку которого можно более или менее спокойно положиться, моя роль была очевидна. Но для меня находилось и другое применение: на мне он оттачивал свой ум, я как бы подстегивал его мысль. Он любил думать вслух в моем присутствии. Едва ли можно сказать, что его рассуждения были адресованы мне — многие из них могли бы с не меньшим успехом быть обращены к его кровати, — и тем не менее, сделав меня своей привычкой, он стал ощущать известную потребность в том, чтобы я слушал его и вставлял свои замечания. Вероятно, его раздражали неторопливость и обстоятельность моего мышления, но оттого лишь ярче и стремительней вспыхивали догадки и заключения в его собственном мозгу. Такова была моя скромная роль в нашем дружеском союзе.
Прибыв на Бейкер-стрит, я застал его в глубоком раздумье: он сидел в своем кресле, нахохлившись, высоко подняв колени, и хмурился, посасывая трубку. Ясно было, что он поглощен какой-то сложной проблемой. Он знаком пригласил меня сесть в мое старое кресло и в течение получаса ничем более не обнаруживал, что замечает мое присутствие. Затем он вдруг встряхнулся, словно сбрасывая с себя задумчивость, и с обычной своей иронической улыбкой сказал, что рад вновь приветствовать меня в доме, который когда-то был и моим."
Полагаю, выделенное хорошо совпадает с предисловием Холмса к "Человеку с побелевшим лицом". Они оба так воспринимали отношение Холмса к Уотсону, и их это устраивало. Уотсон приходил по первому зову и отправлялся с Холмсом, невзирая на свою практику. И при этом они опять-таки жили не в одной квартире, а порозень.
"В понедельник утром мы уже сидели в поезде — направляясь в знаменитый университетский городок. Холмсу, вольной птице, ничего не стоило сняться с места, мне же потребовалось лихорадочно менять свои планы, так как моя практика в то время была весьма порядочна."
Справедливости ради. Да, идеи Уотсона насчет поведения профессора граничат с идиотизмом, но только если рассматривать их в сравнении с разгадкой, а поскольку она дается заведомо медицински невозможная , то тут любой будет выглядеть идиотом
Ну и напоследок отмечаю 2 момента:
"По тем или иным причинам, однако, я был долго лишен такой возможности, и подлинная история этого любопытного происшествия так и оставалась погребенной на дне сейфа вместе с многими и многими записями о приключениях моего друга. И вот мы, наконец, получили разрешение предать гласности обстоятельства этого дела, одного из самых последних, которые расследовал Холмс перед тем, как оставить практику.".
Это вступление к рассказу. А это момент ближе к концу, практически во время развязки:
"Холмс осекся и вдруг хлопнул себя ладонью по лбу.
— Ах ты, господи, Уотсон, что же я был за осел! Трудно поверить, но разгадка именно такова! Все сразу встает на свои места. Как это я мог не уловить логику событий? И суставы — суставы как ухитрился проглядеть? Ну да, и собака! И плющ! Нет, мне положительно настало время удалиться на маленькую ферму, о которой я давно мечтаю…"
Рассказ написан в 1927 году и принадлежит к последнему сборнику "Архив Шерлока Холмса".