Dr. Strange (2016) и не только

Я посмотрела "Доктора Стрэнджа". До-олго вокруг него ходила.

В общем и целом понравилось. Ну, сказка, конечно. Прямо детством пахнуло. И почему-то весь фильм в голове витали расплывчатые ассоциации с обожаемым в детстве фильмом "Приключения пана Кляксы" ("Академия... " мне тоже нравилась, но меньше - она была куда больше психоделична и еще там была мрачная линия с этим ожившим мальчиком-куклой).
Стивен понравился. Не увидела в нем особого высокомерия, хотя самонадеянность - да, была в самом начале. Очень - ну просто ОЧЕНЬ - импонирует его склонность не рубить с плеча, не брать одной силой, а искать выход и договариваться. Сильный, умеющий учиться (в т.ч. на своих ошибках), мудрый. Кристина очень понравилась. Плащик наглый и своенравный.
Единственно, чего не поняла: получается, руки он так и не вылечил?

Еще отчасти мне эта история напомнила крапивинские "Гуси-гуси, га-га-га".

аннотация

Фантастическая повесть из цикла «В глубине Великого Кристалла».
По жестоким и несправедливым правилам, действующим в государстве, Корнелий Глас должен быть казнен. В ожидании исполнения чудовищного приговора он знакомится с ребятами из тюремного интерната, которые рассказывают ему старинную сказку о легендарной земле, где можно спастись от беды... Поняв, что это не вымысел, Корнелий решается бежать, взяв с собой новых друзей. От Петра, настоятеля древнего Храма, он узнает предание о великих Хранителях вечных Законов Вселенной, учителях и защитниках всего мира. Вера, преданность, надежда и мужество ведут к ним; любовь, ответственность, бесстрашие и самоотверженность ведут от них — чтобы помочь тем, кто остался..

Там тоже героя психологически перемололо (правда, не травмой, а вот этим несправедливым приговором и ожиданием смерти), и он в результате стал Хранителем Командором.
Когда Стивен прощался с Кристиной в больнице, мне это напомнило, как Корнелий осознавал, что не может вернуться к своей прошлой жизни.

отрывок

— Да не дури ты! Сдашь оружие и топай домой. Ты же чист… А я к тебе вечером забегу, вспомним все, а? Мне теперь повышение в звании светит за твое спасение…
Боже мой, неужели правда? Можно прийти домой. Смыть грязь и пыль, бухнуться в кресло, включить кондиционер, дотянуться до пульта… Одна кнопка — дверца бара, другая — включение экрана, третья — фильтры на окнах. И — все страшное позади. Можно опять жить как люди. Был нелепый сон. Тяжкий, путаный, глупый. И вспоминать эти дни можно будет именно как сон. Или кино… А из урны с золой сделать (х-хё, х-хё) пепельницу для вечно дымящего Рибалтера.
Ах да, Рибалтера уже не будет…
…А Петра тоже можно вспоминать как кино?
…А ребят?
А Цезаря? Тоже только вспоминать?
— Слушай, Альбин… И никто с меня не спросит за ребят?
— А чего? Ну, разбежались… Поймают. А не поймают, так меньше забот. Вот только с этим сложнее… с Цезарем Лотом.
— Да! Я могу взять его к себе? Домой?
— Ты что… — сник Альбин. — Это никак… Ну, тут я не решаю. Мальчишку велено вернуть… Он здесь?
Корнелий знал, что здесь. Он ощущал за спиной незаметное колыхание кустов и понимал, что Цезарь рядом.
— Тебе виднее, — хмуро усмехнулся Корнелий. — «Пятнашки»… Через уловитель берешь сигналы или особым прибором?
— Вот приемник. — Альбин шагнул ближе, протянул правую руку. На запястье мигал красным огоньком приборчик, похожий на часы. — Искрит стерва. Значит, пацан где-то недалеко…
Корнелий встретился с Альбином глазами, потом оба посмотрели на пистолет.
Еще на что-то надеясь и оттягивая время, Корнелий спросил:
— Как же ты шел по «пятнашкам»? След наверняка прерывался. Автомобиль…
— Прерывался. Взяли сигнал через спутник.
— Сколько возни из-за бездомного пацана. Герои-уланы…
Альбин тихо сказал:
— Корнелий, зачем тебе этот мальчишка? Всем рискуешь…
— Зачем — тебе не понять.
— Объясни.
— Постараюсь доступнее… Он ребенок. А вы его в тюрьму. А он хочет жить с родителями. Вот я и пытаюсь помочь. Не ясно разве?
Альбин грустно хихикнул:
— Ты дитя, хуже этого Цезаря. Его родителей сам черт не выцарапает на волю. Они же в Лебене.
— Где?
— В Лебене! Институт генной техники и нейроинженерии. Там спецотдел закрытого типа. Наверняка выкачивают у мамы с папой, не по их ли вине исчез у сыночка индекс. Не в наследственности ли дело.
— Не в наследственности! — вырвалось у Корнелия.
— Там узнают, в чем именно. Специалисты…
— Сволочи вы, — сказал Корнелий.
— Я-то при чем? Ну, посуди сам. Я же… — Альбин вдруг метнулся, упал на Корнелия, оба мертво вцепились в пистолет. Покатились. Альбин Мук был сильнее. Сопя, он выкручивал скользкий «дум-дум» из пальцев Корнелия, и пальцы слабели, и надежды уже не было. И вдруг Альбин выпустил пистолет, молча откатился в сторону. Сел, нелепо вскинув руки…
Корнелий быстро поднялся на колени. И увидел Цезаря. Тот стоял рядом, костлявый, маленький, беспощадный. Расставил ноги и держал наперевес, как ружье, свой «С-2». Пустой. Альбин Мук не знал, что пустой.
Цезарь ничего не говорил. Видимо, во время схватки он молча подошел и толкнул Альбина ногой…
— Встань, — сипло сказал Корнелий и встал сам. — Руки на затылок.
Альбин повиновался. Проговорил спокойно:
— Славно вы сработались, мальчики. Аж завидно… Только зачем тебе это, Корнелий? Ведь скоро найдут по индексу. Тогда не выкрутишься.
— Ищите… — выдохнул Корнелий. — Искать вам, не переискать…
И вдруг понял: «А ведь электронный привратник даже не пустил бы меня домой! Не открыл бы калитку безынде!»
Он испытал сладкое, совсем неподходящее моменту чувство: смесь теплой печали, облегчения и благодарности судьбе, которая в лице шалопута Витьки лишила его индекса. Лишила обратного пути. Избавила от малодушных терзаний, от возможного дезертирства.
«Но ведь я решил раньше, когда еще не понял, что вернуться нельзя», — отметил он с ребячливым тщеславием. И опять посмотрел на инспектора Мука. Тот озадаченно мигал белыми ресницами.
— Идите… — проговорил Корнелий уже чисто, без хрипоты. — И запомните, инспектор: Корнелий Глас умер… Сними приемник, Альбин. И брось мне.
Альбин, темнея лицом, стянул с запястья браслет, кинул под ноги Корнелию. Тихо спросил:
— Можно я пойду? Я не скажу, где вы…
— Который раз говорю: иди…
Альбин повернулся, сделал два шага. И, оглянувшись, вдруг произнес, будто через силу:
— Такие приемники есть и у других. Пусть мальчишка бросит башмаки да вымоет ноги, на них тоже «пятнашки»…
Корнелий больше никогда не встречал Альбина Мука. И не понял, почему он предупредил беглецов. Не хотел, чтобы Цезаря поймал кто-то другой, не инспектор Мук? Или шевельнулось в нем что-то человеческое? Поди разберись…


ЗЫ. Головочанский мешал. У меня он четко ассоциируется с "Шерлоком", а Стивен ведь совсем другой. Может, потом еще в оригинале посмотрю.

Upd.Посмотрела в оригинале - никаких ассоциаций с "Шерлоком", а впечатление стало даже еще лучше. Бенедикт великолепно перевоплощается, ему веришь, не задумываясь. Я даже на прочность его Стивена испытала (я иногда так развлекаюсь: пытаюсь увидеть в герое актера. С Бенедиктом еще ни разу не вышло )
_______________________________________________________________________________________
В общем, к счастью, сработало. Вроде очевидное решение, но не такое простое для меня. Я однажды сильно накололась с заглядываением в оригинал. Правда, дело было не с фильмом - с книжкой. Очень полюбила произведение в переводе, решила почитать в оригинале...и надолго испортила себе впечатление. Причем, что перевод, что оригинал были хороши. Проблема оказалась в естественном барьере, который появляется, когда читаешь в переводе. Чужие имена, реалии - это отстраняет. А при чтении в оригинале (неважно, русском или другом) барьера уже нет.
Это были "Мои дорогие мужчины" Норы Робертс - книга про взрослых приемных братьев, которым после смерти отца выпадает судьба воспитывать мальчишку-подростка - его последнего приемного сына (и их самого младшего приемного брата). Через "барьер" читалось нормально, а при переходе в оригинал я со всего размаху вляпалась физиономией в будни и проблемы американской социальной службы и ее подопечных.... Я потом долго под впечатлением ходила, взять в руки перевод боялась. В конце концов, сгладилось, но я теперь всегда с осторожностью заглядываю в оригинал. Ибо обожглась.

О, мне, кстати, внезапно вспомнилось, что в этом произведении главный герой разговаривал со своим умершим отцом. Нет, даже не совсем так. Это, в общем-то, квадралогия - по 1 книжке на каждого брата. И эти разговоры с покойным были в каждой - как часть переживания горя.

"Мои дорогие мужчины"

Кэм (Камерон)

Кэм обменял бы свою бессмертную душу на безоблачную неделю на Мартинике! Горячий песок и еще более горячие женщины. Холодное пиво и никаких стычек. Однако вместо всего этого он стирает, изучает тайны микроволновой печи и пытается присматривать за мальчишкой, который с дьявольским упорством отравляет ему жизнь.
— Ты был таким же, — услышал Кэм голос отца и ничуть не удивился: в последнее время он часто мысленно беседовал с ним.
— Ничего подобного! Я не дожил бы до двенадцати лет, если бы был таким же идиотом.
— Почти весь первый год мы со Стеллой не спали по ночам и не были уверены, что увидим тебя утром.
— По крайней мере, вас было двое. А…
Внезапно пальцы Кэма ослабли, разжались, и молоток с грохотом упал на землю. На задней веранде в старой скрипучей качалке сидел Рэй Куин! Широкое лицо, освещенное улыбкой, взлохмаченная грива седых волос: Босые ноги, торчащие из его любимых серых рыбацких штанов, вылинявшая серая футболка с красным крабом на груди.
— Папа?!
Сердце Кэма взорвалось от радости. Он вскочил.
— Неужели ты думал, что я оставлю тебя барахтаться в одиночку?
— Но…
Кэм закрыл глаза и потряс головой. Безусловно, у него галлюцинации. Из за перенапряжения, усталости и горя.
— Кэм, я всегда учил тебя, что жизнь полна сюрпризов и чудес. Я хотел, чтобы ты открыл душу не только возможному, но и невозможному.
— Ты имеешь в виду призраки? Господи!
— А почему бы и нет? — Рэй явно развеселился и, наконец, разразился низким раскатистым смехом. — Читай книжки, сынок. Они полны призраков.
— Не может быть… — пробормотал Кэм.
— Я же сижу здесь, значит, может быть! Слишком много я оставил незаконченных дел. Теперь они в твоих руках и в руках твоих братьев, но кто сказал, что я не могу помогать вам время от времени?
— Судя по всему, мне действительно понадобится серьезная помощь. Прежде всего психиатрическая.
Пока ноги еще слушались, Кэм осторожно поднялся по сломанным ступенькам и присел на край веранды.
— Успокойся, Кэм. Ты не сошел с ума, просто сбит с толку.
Кэмерон сделал глубокий вдох и повернул голову, чтобы получше разглядеть мужчину, лениво качающегося в старом деревянном кресле. Великан Куин вовсе не казался бесплотным призраком. Он был очень настоящим. Очень живым.
— Если ты и вправду здесь, расскажи мне о мальчике. Он твой?
— Теперь он твой. Твой, и Этана, и Филипа.
— Этого недостаточно!
— Вполне достаточно. Я рассчитываю на каждого из вас. Этан никогда не ворчит на жизнь, а пытается сделать ее лучше. Филип как никто умеет обдумать детали и увязать их вместе. Ты бьешься, пока все не начинает работать так, как ты хочешь. Мальчику необходимы вы все. Сет — вот что важно. А еще важно то, что вы снова вместе.
— Я не знаю, что с ним делать! — нетерпеливо сказал Кэм. — Я не знаю, что делать с самим собой…
— Поймешь одно — поймешь и другое.
— Черт побери, расскажи мне, что случилось! Расскажи мне, что происходит.
— Я не за этим вернулся. Я даже не могу сказать тебе, встречался ли с Элвисом Пресли. — Рэй усмехнулся, а Кэм беспомощно рассмеялся. — Я верю в тебя, Кэм. Не отказывайся от Сета. Не отказывайся от себя.
— Но я не знаю, что делать!
— Почини ступеньки, — Рэй подмигнул. — Это хорошее начало.
— К черту ступеньки… — начал Кэм, но вдруг понял, что сидит на веранде один. Вокруг пели птицы, плескались волны. — Я схожу с ума, — прошептал он, растирая лицо дрожащей рукой. — Теряю последние мозги, черт меня побери.
Он поднялся и пошел к крыльцу чинить ступеньки.

"Тихий омут"

Этан (и Кэм)

Этан стоял на конце пирса и пристально смотрел вдаль. Не на береговую линию Сент Криса с красивыми домами и зелеными двориками, а в другую сторону — на горизонт.
— Анна принесла еду.
Этан с трудом отвлекся от своих мыслей и взглянул на протянутую тарелку.
— Умница. Тебе здорово повезло с ней, Кэм.
— Как будто я не понимаю! — Кэм здорово нервничал, но, в конце концов, он привык рисковать. — Я очень ясно помню тот день, когда впервые увидел ее. Я был зол на весь мир. Папу только что похоронили, и все вокруг виделось в черном цвете. Парень изводил меня все утро. До меня дошло, что придется остаться здесь, что неизвестно, смогу ли я когда нибудь вернуться в Европу, смогу ли продолжать гонки.
— Ты от многого отказался, вернувшись сюда.
— Так мне тогда казалось. Я чинил ступеньки, вымещая на них свою злость. А потом подошла Анна Спинелли. Я увидел ее и испытал второй шок за тот день.
Поскольку Кэм явно был склонен поболтать, Этан взял тарелку и сел на край причала. Мимо пролетела цапля, беззвучно, как призрак.
— Такая красавица, как она, может потрясти мужчину до глубины души.
— Да. А я и так был на взводе. Всего за час до этого я разговаривал с папой. Он сидел в качалке на задней веранде.
Этан кивнул:
— Он всегда любил сидеть там.
— Я не вспоминал его. Я хочу сказать, я видел его там. Так, как вижу тебя сейчас.
Этан очень медленно повернул голову и посмотрел Кэму в глаза.
— Ты видел, как он сидел в качалке на веранде?
— И я разговаривал с ним. Он разговаривал со мной. — Кэм пожал плечами, уставился на покрытый рябью залив. — Я решил, что у меня галлюцинации. Что это последствия стресса. Я многое должен был сказать ему, мне нужны были ответы на кучу вопросов, и я подумал, что вообразил его. Только это не была игра воображения.
Этан осторожно ступил на зыбкую почву:
— Как ты думаешь, что это было?
— Это был он. В тот раз и во все остальные.
— Остальные?
— Да. В последний раз я видел его утром перед свадьбой. Он сам сказал, что это в последний раз, так как я понял все, что должен был понять. — Кэм потер лицо. — Мне снова пришлось расставаться с ним. Только на этот раз было немного легче. Я не получил ответы на все свои вопросы, но, думаю, самое главное мы выяснили.
Кэм вздохнул, почувствовав себя гораздо лучше, и потянулся за чипсами к тарелке Этана.
— Теперь одно из двух: или ты скажешь, что я сумасшедший, или ты понимаешь, о чем я говорю.
Этан автоматически разломил сандвич и протянул половину Кэму.
— Когда живешь на воде, то начинаешь понимать: жизнь гораздо многообразнее, чем мы ее представляем. Не все можно увидеть или потрогать руками. Русалки, морские змеи. Моряки знают о них, хотя не все их видели. Я не думаю, что ты сумасшедший.
— Больше ничего не хочешь мне сказать?
— Я видел сны. Я думал, что видел сны, — поправил себя Этан. — Только в последние два раза я не спал. У меня тоже есть вопросы, на которые пока нет ответов. Так здорово было общаться с, отцом, слышать его голос, видеть его лицо. У нас не было времени по настоящему попрощаться перед его смертью.
— Может, в этом и заключается часть разгадки. Но это не все.
— Я тоже так думаю, — согласился Этан. — Мне кажется, что он хочет, чтобы я что то сделал, но я не понимаю — что.
— Я думаю, он будет рядом до тех пор, пока ты не поймешь. — Кэм откусил кусок сандвича и почувствовал себя удивительно умиротворенным. — Так что он говорит о нашей яхте?
— Что мы молодцы и он гордится нами, что у нас получилась красивая яхта.
— Он прав.
— Мы скажем обо всем Филипу? — спросил Этан.
— Не а. Но я жду не дождусь, когда это случится и с ним тоже. Готов поспорить, что он бросится к какому нибудь модному психоаналитику с кучей дипломов на стене его офиса в самом фешенебельном районе.
— Ее офиса, — поправил Этан, расплываясь в улыбке. — Если Фил уляжется на кушетку перед психоаналитиком, то это обязательно будет красивая женщина.

Этан

— Не дом, а проходной двор, — пожаловался Этан спине брата. — Чокнутые бабы врываются в спальню и даже не морщатся, увидев тебя без штанов. — Нахмурившись, он вытащил из шкафа один из двух своих галстуков. — Готовы содрать с тебя шкуру из за нескольких лютиков. И не успеешь глазом моргнуть, как толчешься в проклятом универмаге и покупаешь ботинки.
Этан заправил галстук под воротник и вступил в сражение с узлом, продолжая жаловаться уже своему отражению.
— Когда я жил дома, то мог ходить голышом, если хотел. — Он сердито зашипел, поскольку галстук отказывался подчиняться. — Ненавижу этих ублюдков.
— Ты гораздо счастливее, когда вяжешь морские узлы.
— Конечно, черт побери! — согласился Этан, но тут же замер, уставившись в зеркало. За его спиной стоял отец.
— Ты просто немного нервничаешь, вот и все, — улыбнулся Рэй и подмигнул. — Пылкое свидание, сынок?
Затаив дыхание. Этан повернулся. Рэй стоял у изножья кровати, и его синие глаза весело сверкали.
На нем была желтая футболка с парусной яхтой на груди, застиранные джинсы и сандалеты. Густые седые волосы отросли и закрывали шею.., и блестели на солнце серебром.
Отец выглядел точно так, как.., при жизни. Сильный красивый мужчина, который любит удобную одежду и хороший смех.
— Я не сплю, — прошептал Этан.
— Тебе было легче, когда ты думал, что спишь. Привет, Этан.
— Папа…
— Я помню, как ты в первый раз назвал меня папой. Ты уже почти год жил с нами. Господи, Этан, ты был таким робким мальчишкой. Тихим, как тень. Однажды вечером, когда я проверял работы своих студентов, ты постучался, остановился в дверях кабинета и молчал почти целую минуту. Боже, какое чудо! Я видел, как работают твои мозги. Потом ты сказал: «Папа, тебя к телефону». — Рэй улыбнулся, и улыбка осветила его лицо, как солнце. — И тут же ускользнул, а то бы увидел, как я свалял дурака. Захлюпал носом, как ребенок, и пришлось сказать тому, кто звонил, — уж не помню теперь кому, — что у меня аллергия.
— Я так и не понял, почему вы взяли меня.
— Ты нуждался в нас. Мы нуждались в тебе. Этан, вы были нашими еще до того, как мы нашли друг друга. Иногда судьба выбирает причудливые дороги, но всегда находит ту, единственно верную. Ты был таким.., хрупким. — Этан удивленно замигал. — Мы со Стеллой всегда боялись сделать что то не то и сломать тебя.
— Я не был хрупким.
— Не спорь со мной, Этан. Твое сердце было хрупким, как тонкое стекло, и могло разбиться в любой момент. Твое тело было крепким. Мы никогда не боялись, когда вы с Кэмом дубасили друг друга в первые месяцы. Думали, что это полезно вам обоим.
Губы Этана дернулись в улыбке.
— Он обычно начинал первым.
— Но ты никогда не отступал, хотя требовалось время, чтобы взбесить тебя. Мы ждали, когда ты привыкнешь к нам.
— Вы дали мне.., время. Да что там, все самое лучшее в моей жизни дали вы.
— Нет, Этан, мы просто дали тебе свою любовь.
Рэй подошел к окну, устремив взгляд на залив, на лодки, качающиеся у причала, на цаплю, проплывшую по небу, подернутому легкими облаками.
— Ты был предназначен нам. Ты прилип к воде, словно родился здесь. Кэм, он всегда хотел мчаться как можно быстрее, Филип предпочитал устроиться поудобнее и наслаждаться гонкой. Но ты…
Рэй обернулся, задумчиво посмотрел на сына.
— Ты изучал каждую деталь лодки, каждую волну, каждую речную излучину. Ты часами учился вязать морские узлы, и никогда не приходилось заставлять тебя драить палубу.
— Мне это нравилось с самого начала. Но ты хотел, чтобы я закончил колледж.
— Ради себя самого. — Рэй покачал головой. — Ради себя, Этан. В конце концов, отцам не чуждо ничто человеческое. Я не сразу понял, что мои сыновья совсем не обязаны любить учиться так же, как я. Ты выбрал то, что правильно для тебя. Я гордился тобой. Надо было почаще говорить тебе это.
— Ты давал мне это понять без слов.
— Слова имеют огромное значение. Кому знать это лучше, чем человеку, который всю жизнь учил молодежь любить слова? — Рэй вздохнул. — Слова очень важны. Этан. Некоторые даются тебе с трудом.., но тебе и Грейс предстоит многое сказать друг другу.
— Я не хочу обижать ее.
— Обидишь, — тихо сказал Рэй. — Сильно обидишь, если будешь молчать. Жаль, что ты не видишь это моими глазами. Ее глазами. — Он снова покачал головой. — Ну, судьба не любит спешить. Думай о мальчике, Этан, думай о Сете.., и увидишь то, что необходимо тебе.
— Его мать…
— Пока думай о мальчике, — повторил Рэй и исчез.



"Отчаянный шантаж"

Филип

Понимая, что все равно не сможет заснуть, Филип обогнул дом и прошел к тому месту, где лес сходился с заливом. Полная луна висела, как волшебный фонарь, в черном небе, заливая мягким светом темную воду, высокую траву, еще не опавшие листья. Цикады выводили свою однообразную убаюкивающую песню, в глубине леса без устали ухала сова.
Может, Фил и предпочитал приглушенный гул транспорта за окнами офиса или городской квартиры и, конечно, скучал по темпу городской жизни, выставкам и вечеринкам, быстрому калейдоскопу лиц, но он всегда ценил этот дом, наслаждался его покоем и надежностью, неизменными день за днем, год за годом.
Без этого дома он, несомненно, снова оказался бы в сточной канаве. И уже не выбрался бы из нее.
— Тебе всегда было тесно здесь. Ты всегда стремился к большему.
Фил почувствовал озноб. Холод даже не пробежал по позвоночнику, а словно прокатился мощной волной из самого нутра до кончиков пальцев. Там, где только что сквозь листву струился лунный свет, стоял отец. Отец, которого он похоронил шесть месяцев назад.
— Я выпил только один стакан пива, — услышал Филип собственный голос.
— Ты не пьян, сынок. — Рэй шагнул вперед, и лунный свет замерцал в его густых седых волосах, в веселых синих глазах. — Сделай ка пару глубоких вдохов, а то еще в обморок упадешь.
Филип выдохнул со свистом, но это не слишком помогло.
— Я лучше присяду. — И он опустился на траву медленно и неловко, как страдающий ревматизмом старик. — Я не верю в призраков, — обратился он к воде. — Я не верю ни в реинкарнацию, ни в жизнь после смерти, ни в гостей из потустороннего мира, ни в какие паранормальные явления.
— Ты всегда был самым практичным из моих сыновей. Для тебя реально только то, что можно увидеть, пощупать, понюхать.
Рэй сел рядом с Филом, вытянул длинные ноги и удовлетворенно вздохнул. Фил с удивлением посмотрел на изношенные отцовские кроссовки, которые сам запаковал в коробку для Армии спасения около полугода тому назад.
— Ну, — подбодрил его Рэй, — ты меня видишь, разве нет?
— Нет. У меня галлюцинация, как следствие переутомления и сексуальной неудовлетворенности.
— Я не собираюсь спорить с тобой. Слишком красивая ночь для споров.
— Просто я еще не смирился. — Филип говорил вслух, но исключительно с самим собой. — Я все еще переживаю из за этой нелепой смерти и из за всех этих вопросов, на которые нет ответа. Вот и разыгралось воображение.
— Я не сомневался, что из всех троих ты окажешься самым крепким орешком, — согласно кивнул Рэй. — Я знаю, что у тебя много вопросов. Я понимаю твою злость. И ты имеешь на нее право. Тебе пришлось круто изменить свою жизнь, взять на себя чужие обязательства. Ты это сделал, и я тебе благодарен.
— У меня нет времени даже на лечение. Я не смогу втиснуть в свое расписание психотерапевтические сеансы.
Рэй расхохотался.
— Мальчик, ты не пьян и не сошел с ума. Ты просто упрям и недоверчив. Послушай, Филип, почему бы тебе не использовать наконец свои чудесные мозги и не допустить возможность моего появления?
Собравшись с духом, Филип повернул голову. И увидел лицо отца, улыбчивое, изборожденное морщинами, и царственную гриву серебристых волос, чуть колышащихся на легком ночном ветру.
— Это невозможно.
— Когда мы с твоей матерью брали тебя и твоих братьев, многие говорили, что невозможно создать семью, изменить ваши жизни. Они ошибались. Если бы мы прислушались к ним, если бы руководствовались логикой и здравым смыслом, ни один из вас не стал бы нашим сыном. Но судьба плюет на логику. Вы были нам предназначены.
— Ладно. — Филип вытянул руку и тут же в ужасе отдернул ее. — Господи, что это на меня нашло? Как я могу дотронуться до тебя, если ты призрак?
— Можешь, потому что тебе это необходимо. — Рэй потрепал Филипа по плечу. — Я здесь и побуду рядом с тобой еще немного.
Филип с трудом сглотнул подступивший к горлу комок.
— Зачем?
— Я еще не все закончил. Столько всего оставил на тебя и твоих братьев. Мне очень жаль.
"Вероятно, у меня легкое нервное расстройство, — подумал Филип. — Конечно, мне все это пригрезилось, но раз уж у меня галлюцинации, есть смысл воспользоваться ими».
— Страховая компания не желает оплачивать твой полис, — медленно, с расстановкой сказал он. — Они утверждают, что ты совершил самоубийство.
— Надеюсь, ты не веришь в эту чушь собачью. Я был расстроен, а потому невнимателен. Произошел несчастный случай. — В голосе Рэя послышались нетерпение и раздражение… как при жизни. — Я не избрал бы легкий путь. И мне надо было заботиться о мальчике.
— Сет — твой кровный сын?
— Могу сказать, что он принадлежит мне, — уклончиво ответил Рэй.
Филип отвернулся и уставился на черную воду. Сердце ныло, голова раскалывалась.
— Когда он был зачат, мама была еще жива.
— Знаю. Я никогда не изменял твоей матери.
— Тогда как…
— Ты должен полюбить его ради него, ради себя. Я знаю, ты уже неравнодушен к Сету. Ты делаешь все, что в твоих силах. Осталось сделать последний шаг. Полюбить. Он нуждается в тебе, во всех вас.
— С ним ничего плохого не случится, — твердо сказал Фил. — Мы все об этом позаботимся.
— Если ты не будешь сопротивляться, он изменит твою жизнь.
Филип нервно рассмеялся.
— Поверь мне, уже изменил.
— Он сделает твою жизнь лучше, вот увидишь. Не слишком тревожься из за этого моего визита. — Рэй дружески похлопал Фила по колену. — Поговори с братьями.
— Отлично. То то они повеселятся, когда я скажу, что сидел ночью в лесу и разговаривал с… — Филип поднял глаза и не увидел ничего, кроме освещенных луной деревьев. Он устало растянулся на спине и уставился в небо. — Господи, мне необходим отпуск.

Филип, Кэм и Этан

— Сибил — наша лучшая защита от Глории Делотер.
— Веришь, что она не отступит? — спросил Этан. — Не отступит в решающий момент?
— Верю. Парню необходима семья, вся его семья. Это то, чего хотел папа. Он сказал мне… — Филип осекся и хмуро уставился на воду.
Кэм поджал губы, обменялся с Этаном многозначительным взглядом и еле сдержал улыбку.
— Странно себя чувствуешь в последнее время, Филип?
— Я прекрасно себя чувствую.
— Может, небольшой стресс? — Поскольку удалось нанести братцу только один удар, Кэм решил, что имеет право на небольшое развлечение. — Пару раз я видел, как ты разговариваешь сам с собой.
— Я не разговариваю сам с собой, — буркнул Филип.
— Может, ты разговаривал с тем, кто, как тебе казалось, стоял рядом. — Кэм уже озорно улыбался во весь рот. — Стресс — жуткая штука. Плохо действует на мозги.
Этан не смог подавить смешок, чем заработал испепеляющий взгляд Фила.
— Подвергаете сомнению мое душевное здоровье?
— Ну… — Этан почесал подбородок. — Ты действительно какой то напряженный в последние дни.
— Боже милостивый, я имею право на нервное напряжение. — Филип взмахнул руками, словно пытаясь охватить мир, навалившийся на его плечи. — Я вкалываю в Балтиморе по десять двенадцать часов в день, потом приезжаю сюда и потею на верфи, как раб. Это когда я не напрягаю мозги над счетами и учебниками или не играю роль домохозяйки в супермаркете.


Честно говоря, не помню, было ли что-то подобное в 4 книге ("Дом у голубого залива"), которая про Сета. Я эту книжку не люблю и читала только раз.

запись создана: 23.01.2018 в 09:33

@темы: Крапивин, фильмы